Часть 14 (1/2)
Мне всегда казалось, что само мое существование было серьезной ошибкой. Мы с мамой часто обсуждали мое возможное будущее, пока она состригала сожженные краской волосы почти каждый месяц и в те моменты я забывала о том, что они с отцом постоянно напоминали о том, каким-же нежеланным ребенком я была. Она улыбалась мне до непривычного тепло и я забывала о постоянных отцовских изменах, навязчивые мысли на время покидали мою голову и я прикрывала глаза, слушая как щелкают небольшие железные ножницы в ее руке. Когда мне пришлось состричь их до плеч, мама с некой обидой держала в руке длинные поврежденные пряди, чуть цокая языком.
— Ты уверена?, — спрашивает она тогда и я вижу в зеркале недовольный взгляд, — долго придется отращивать. Кстати, Джо, почему ты не ходишь в парикмахерские? Я ведь не профессионал, неужели не хочешь ровно подстричься?
— Потому-что я тебе доверяю. Помнишь, я говорила, что не каждому даю касаться своих волос? Я не шутила.
И ведь правда, в те моменты, когда мама не скандалила с отцом, не заливала в глотку по несколько бутылок виски по вечерам и не кричала на все, что движется, она была собой. Я даже с чистым сердцем называла ее мамой, без сомнения и с полной уверенностью.
— Что ты будешь делать после дня рождения? Будешь поступать или посидишь дома еще годик?
Я тогда лишь пожимаю плечами и отвожу взгляд. Я не дожила до двадцати одного ровно две недели и, честно, до сих пор не знаю, что бы я выбрала по итогу. Отец всегда приносил мне небольшие рекламные брошюры с медицинского, аргументируя это тем, что мне неплохо было бы попробовать себя с этой сфере. Я лишь отрицательно мотала головой, давая ему понять, что все еще не определилась с итоговым выбором.
Я всегда была одна, до отвратительного плохо сходилась с людьми, имела проблемы в социуме и общении, потому, наверное, вцепилась мертвой хваткой в доселе неизвестные чувства, когда после внезапных и кардинальных изменений в моей жизни, я поняла, что влюбилась, как глупая девочка подросток из глупых подростковых фильмов. Влюбилась не в того, в кого следовало бы.
А ведь если бы все сложилось немного иначе, если той истории со лживым Богом не произошло? Если бы. Скольких людей он терял, решился бы подпустить к себе еще один потенциальный труп? Каковы были бы перспективы столь сомнительного будущего, если по итогу я умру, а он останется? Он всегда остается.
Всегда казались бессмысленными эти истории про любовь смертных и бессмертных, потому что это всегда заканчивается одинаково. У таких сказок никогда не бывает счастливого конца, оттого, наверное, и лучше, что в конечном итоге я осталась ни с чем.
Тишина Храма Сурастаны давит на уши, но я клянусь, что где-то в стенах, словно отголоском, слышны протяжные высокие голоса, словно бумерангом проносящиеся по всему круглому залу. Я смотрю пристально, стараясь не упустить даже малейшей детали, придерживая больную руку в попытке хоть как-то унять неприятные ощущения.
Он выглядит по другому. Светлая одежда с синими вставками, чуть открытое из-за сползшей ткани плечо и то самое перо из его воспоминаний. Он обеспокоен, словно напуганный ребенок, смотрит пристально, будто бы наблюдая за каждой моей эмоцией и я замечаю на левой стороне его груди, месте, где должно быть сердце, ярко переливающийся Глаз Бога.
Анемо.
Что, черт возьми, произошло? Что за кардинальные изменения произошли за эти три недели, почему Нахида и Люмин так любезно с ним переговариваются и каким образом он обрел эту чертову силу элемента? Я прочищаю горло, продолжая искать в собственной голове максимально подходящие слова и перевожу дыхание, замечая, как он делает несколько шагов в мою сторону. Я рефлекторно дергаюсь, чувствуя непонятный страх и отрицательно мотаю головой, призывая его остановиться.
— Сто лет бы тебя не видела, придурок, — все, что мне удается выдавить из себя и я замечаю, как сменяется проблеск надежды на его лице на крайне сильное недоумение.
— Ты помнишь меня?
Я удивляюсь не меньше него, хлопаю ресницами и едва не издаю нервный смешок, чувствуя, как сильно начинает гореть кожа на изломленных ребрах. Слабость с каждой секундой нарастает с новой силой, отчего я не замечаю, как он делает еще несколько шагов, неуверенно протягивая руку ко мне.
Ноги подкашиваются в самый неудачный момент и я чувствую, как он хватает меня за здоровую руку, оседая на холодный пол вместе со мной. Мне хотелось бы в кровь разбить его лицо, но все, на что хватает сил это недовольный вздох и тихое шипение. Чувствую, как он обнимает меня за шею, стараясь не причинить лишней боли, и утыкается куда-то в плечо, его словно чуть потряхивает от происходящего и я окончательно теряю нить всех этих событий. Слышу тихое ”прости” и выдавливаю из себя болезненный смешок, сжимая белую ткань его одежды.
— Я тебя ненавижу.
— И правильно делаешь.
Я слышу приближающиеся шаги и открываю глаза, замечая обеспокоенный взгляд Дендро Архонта. Она садится рядом, чуть склонив голову вбок, и прикрывает глаза.
— Думаю, нам нужно разъяснить все сейчас.
***</p>
Я в недоумении смотрю на Нахиду, стоя рядом с Люмин, пока та придерживает меня за локоть, не давая свалиться на пол. Сказитель смотрит на меня из-за спины Малой Властительницы и я максимально стараюсь не встречаться с ним взглядом, чувствуя, как чертова пресловутая любовь теплиться в груди, гранича с невероятно сильной обидой и злостью.
— Так значит, — я анализирую сказанные архонтом слова и прикладываю пальцы к губам, стараясь уловить всю информацию, — Скарамучча попытался изменить прошлое, но по итогу стер о себе всю информацию?
— Да. Его забыли все, включая меня, — Нахида кивает мне, вскидывая ладони вверх, и тепло улыбается, — исключением являются Сошедшие, такие, как вы с Люмин.
— Подожди, — в недоумении спрашивает Люмин, переводя взгляд на меня, — ты не с Тейвата?
— Ну...как бы...да, — неуверенно отвечаю я девушке, пожимая плечами, отчего руку пронзает резкой болью и я чуть морщусь от надоедливых ощущений, — значит, Сказитель пытался исправить ситуацию?
Краем глаза я замечаю, как он дергается от услышанного имени и вопросительно вскидываю бровь, переводя взгляд на Нахиду. Та улыбается и берет меня за руку, будто бы прося выслушать о нем в последний раз.