Глава 20 Двадцатое декабря – Мишура (1/2)

Когда Гарри снова открывает глаза, комната погружена в полную темноту, и ему требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, где он находится. Шары, наполненные теплым белым светом, потухли, а тяжелые шторы пресекают всякий солнечный луч, который может попытаться проникнуть внутрь. Он понятия не имеет, который час и как долго он проспал, но каждый мускул в теле напряжен: все одеревенело и болит. Но в голове, на удивление, ясно, так что, когда Гарри смотрит на Драко, даже самые мельчайшие детали последних сорока восьми часов накрывают его тошнотворным потоком.

Дело. Министерство. Дождь. Лицо Рона. Финтон. Портфель, переругивания и два заклинания: одно злое и жестокое, а другое достаточно мощное, чтобы наполнить Косую аллею мерцающим магическим светом. Драко сделал это; из него потоком лилась магия, и даже воспоминания об этом скользят по коже Гарри, сжимая все в груди. Он защитил всех. Он защитил Гарри, и никакие попытки отрицания в мире не помешают понять, что это значит. Магия вернулась к Драко в тот момент, когда он в ней нуждался, она хлынула из его палочки ошеломляющей волной, как разноцветный Патронус. Неиспользуемая три недели сила вырвалась наружу и ударила между Финтон и Гарри.

Потому что Драко был обязан.

Гарри ерзает на незнакомой кровати, морщась, когда одежда трет во всех местах сразу. Он был в одежде большую часть двух дней и ночей, и когда-то удобные шерстяные и джинсовые вещи теперь раздражают, как грубая наполовину сброшенная кожа. Когда Гарри наконец позволяет себе взглянуть на Драко, то с облегчением видит, что тому, по крайней мере, комфортно. Сейчас он крепко спит, растянувшись на животе и засунув руки под подушки. Его лицо скрыто за прядью волос, но спина полностью обнажена — одеяло и покрывало соскользнули, открыв бледную кожу и несколько поблекших синяков.

Пальцы подергиваются, когда Гарри видит ссадины, но он держит руки при себе, осторожно поднимаясь с кровати и засовывая ноги в ботинки. В целом, дома можно появиться в любое время, но он уверен, что его уже нет достаточно долго, чтобы Каллиопа начала паниковать. Да и для всех будет лучше, если Драко, открыв глаза, не увидит человека, который понятия не имеет, что делать дальше. Потому что да, Драко может чувствовать многое, и да, он, вероятно, не смог бы создать это заклинание, не будь его чувства сильны, но Гарри никак не узнать, что или даже если он хочет с ними делать.

«Разве никак?» — издевательски тянет голос в голове Гарри, подкидывая ему воспоминание об обнаженной влажной коже Драко под пальцами, о том, как они смотрели друг на друга, дрожа и едва держась на ногах, прямо тут, посреди этой комнаты, о том, как у Драко перехватило дыхание, когда Гарри стянул рубашку с его плеч, о серебристо-серых, горящих в темноте глазах, о прошептанной просьбе и бледных пальцах, собственнически сжимающих шерсть джемпера.

Гарри коротко оглядывается, но этого достаточно, чтобы Драко пошевелился.

— Куда ты? — бормочет он, все еще почти спящий.

— Мне нужно покормить кошку, — шепчет Гарри, хотя Драко выглядит таким мягким и сонным, что почти невозможно не заползти обратно к нему в постель. — Тебе нужно отдохнуть.

— Я отдыхаю, — говорит Драко, одним глазом рассеянно поглядывая на Гарри. — Все это произошло на самом деле?

Гарри улыбается.

— Да. Ты был великолепен. Поспи еще немного, хорошо? Я вернусь позже.

— Кажется, сегодня воскресенье, — выдыхает Драко и засыпает, оставляя Гарри размышлять о вполне реальной возможности того, что он пропустит обед в Норе.

Лениво прикидывая, сколько сов он может получить от одной только Молли, Гарри берет свое пальто и пишет записку для Драко, подробно описывая основные моменты и последствия инцидента на случай, если что-то из этого он забудет к тому времени, как проснется. Мимолетный визит в газетный киоск в конце улицы, на которой живет Драко, дает понять, что сейчас действительно воскресное утро, а один взгляд на магловские газеты с сенсациями на стенде напоминает, что Пророк уже освещает инцидент на Косой аллее, независимо от того, испортил дождь фотографии или нет. Таблоиды выходных дней взывают к его вниманию, заголовки и фотографии окрашены во все оттенки черного и серого, и Гарри возвращается мыслями к радужной волне заклинания Драко и краткой вспышке цвета, которая так быстро растворилась в монохромном хаосе. Похоже, так все и останется, по крайней мере, сейчас, и Гарри это вполне устраивает, если Гризельда Финтон останется за решеткой и никогда больше не сможет сделать что-нибудь Драко.

Решив держаться подальше от всей этой неразберихи насколько возможно дольше, он спешит домой, не останавливаясь, даже когда слишком восхитительный, чтобы его игнорировать, аромат из пекарни возле площади Гриммо достигает его носа. Когда Гарри заходит на кухню, становится очевидно, что Каллиопа тоже проголодалась в его отсутствие. Она поднимается на лапки на столе и долго протестующе орет ему прямо в лицо.

— Прости, — шепчет он, протягивая руку, чтобы дотронуться до нее, и улыбается, когда кошка бьется мордочкой о его ладонь. — Я не хотел отсутствовать так долго.

Он идет за ее едой в кладовую, но замирает, потому что кто-то его опередил. Кто-то вытащил пакет из кладовой и опрокинул его, рассыпав корм по плитке маленькими хаотичными дорожками. Снова посмотрев на Каллиопу, Гарри понимает, что она сонная и довольная, пушистый животик округлый и полный, и если его не посетил очень внимательный грабитель, есть только один человек, который мог это сделать.

— Патрик? — зовет он, и призрак появляется очень быстро с невероятно застенчивым выражением лица. — Ты это сделал?

Патрик вертит головой, будто ищет настоящего виновника, а затем кивает.

— Спасибо, — благодарит Гарри. — Уверен, она была голодна. Очень мило с твоей стороны покормить ее.

Глаза Патрика расширяются. Он мнется у стены, не зная, как реагировать на такое, и Гарри внезапно чувствует себя ужасно. Он всегда кричит на беднягу, и ладно, да, иногда он раздражает, но нелегко быть мертвым, застрявшим между мирами. Да и иногда Патрик правда может быть довольно чутким. Он спрятал сумку с заметками, но без его вмешательства они могли бы так и не понять, что две страницы были склеены, и им потребовалось бы еще больше времени, чтобы собрать все вместе. И в итоге они могли бы опоздать. Могли пострадать люди. Драко мог пострадать, и от осознания этого Гарри становится дурно. Он делает глубокий вдох и находит в себе силы улыбнуться полтергейсту.

— Я стану более терпеливым. Обещаю. Наверно, мы могли бы ладить, — улыбается он, и Патрик хмурится, но кивает. — Ты, и я, и Калли, и растения, и дом… мы семья, нравится нам это или нет. На самом деле мне это очень даже по душе. Давай посмотрим правде в глаза, я понятия не имею, что происходит в остальной части моей жизни, так что, если мы будем продолжать держаться вместе, все будет и правда… здорово.

Патрик смотрит на него долгие секунды, не зная, что делать с этим заявлением, а затем облетает вокруг стола, взъерошивает мех Калли и демонстрирует впечатляющее короткое представление, жонглируя четырьмя клементинами и бейквеллским печеньем. Гарри смеется, сразу представляя, что видел бы Драко — предметы, летающие сами по себе. Ну конечно, он снова думает о Драко, и, черт возьми, Гарри взвинчен донельзя, замерз и уже несколько часов не пил чая.

— Он не поможет, — бормочет Гарри сам себе, тем не менее ставя чайник на кипяток и убирая остатки кошачьего корма, пока Патрик и Каллиопа гоняются друг за другом по кухне.

Пять минут спустя он уносит чай наверх, в ванную, и пускает горячую воду в ванну. Он хочет посмотреться в зеркало, но тут же решает, что ничего хорошего не выйдет, если уделять слишком много внимания щетине и налитым кровью глазам, так что вместо этого разворачивает сильно пахнущую лимоном бомбочку для ванны, купленную импульсивно в ожидании своей очереди на кассе в Приплыли. Драко тогда сказал, что она «желтая, как неоновый утенок», и Гарри улыбается воспоминаниям, бросая ее в воду и наблюдая, как она шипит и подпрыгивает. Тогда был хороший день. Было весело и просто — совсем не похоже на ноющий клубок мыслей, который все продолжает закручиваться в голове, с каждой секундой заставляя все сильнее желать побиться лбом обо что-нибудь твердое.

Вместо этого он сбрасывает грязную одежду, пробует воду и опускается в нее, вдыхая цитрусовый пар и позволяя этому нежному аромату привести себя в равновесие. Конечно, теперь до боли очевидно, почему его привлек этот запах, так что он жалко стонет, потому что от него никуда не деться. От всего этого. Он без ума от Драко, и, возможно, тот чувствует то же самое, поэтому разговор точно будет. Должен быть, потому что сейчас все изменилось. Все тут, висит на поверхности, а возможность притворяться просто друзьями еще десять лет была уничтожена в тот момент, когда Драко произнес заклинание. Мысль о потере того, что у них есть, ужасает, но Гарри знает, что больше не может топтаться на месте.

У него есть немного времени, ровно столько, сколько потребуется, чтобы пообедать в Норе, а затем вернуться пешком в квартиру Драко, но это не имеет значения — любого времени никогда не будет казаться достаточно. Всего слишком много и слишком всеобъемлюще, и пока он лежит в горячей воде, это начинает казаться еще более невозможным.

— Ладно, — громко говорит он в — остается надеяться — пустую ванную. — К черту все это. Просто… к черту.

Он вылезает из ванны и оставляет водяные следы с ароматом лимона по пути в спальню, где надевает теплую одежду и очень скептически оглядывает себя в зеркало гардероба. Что ему нужно, так это свежий воздух, место, где не будет преступников, авроров или репортеров и где он не будет думать о Драко. Добравшись до пруда с рыбками и сразу же подумав о развевающихся на ветру светлых волосах и перламутровом зелье, Гарри решает оценить свою попытку как частичный провал, переквалифицировав ее в настоящую катастрофу, когда понимает, что совершенно позабыл выпить зелье.

Дождь наконец-то прекратился, и, хотя воздух свежий и морозный, полуденное солнце так прекрасно избавляет от холода, что Гарри даже кажется, что в пальто немного теплее, чем до этого. Тем не менее он оглядывается в поисках свидетелей и на всякий случай быстро накладывает Согревающие чары на голову и шею. Он ни разу не скучает по головным болям и подозревает, что если мигрень накроет его сейчас, это действительно испортит день. Какой-то карп подпрыгивает в пруду, и Гарри смотрит в воду. Как он и предполагал, Гэвин разбил самый толстый слой льда, так что теперь видны три из четырех рыб, чья блестящая чешуя сверкает на солнце. Уильяма только не видно — он всегда казался более чувствительным к холоду, чем остальные, и, вероятно, сейчас наблюдает за ними из укрытия в камышах. Гарри сочувствует ему, задумываясь над тем, чтобы послать малюсенькое Согревающее в воду, но быстро передумывает. Гэвин подробно объяснял, как малейшие изменения любого из тщательно поддерживаемых уровней воды в пруду может привести все к краху, а теперь, сидя здесь со скрутившей живот паникой, Гарри кажется, что, возможно, он наконец понял, о чем тот говорил.

— Я не знаю, что делать, — шепчет он, адресуя признание ситцевому Джеку, который подергивает белыми усиками прямо из-под поверхности воды. — Я знаю, это звучит глупо, потому что… как я могу не знать, что делать? Я знаю, чего хочу. Кажется, я даже знаю, чего хочет он, но вдруг окажется, что все это безумие? Понимаете?

Джек смотрит на него круглыми маленькими глазками. Морелла выныривает из глубины и хлещет хвостом, просто потому что ей так хочется. Гарри вздыхает.

— Ну, вот и я не знаю, правда. Дадите какой-нибудь совет? Нет? Тогда я просто посижу здесь, — решает Гарри и правда просто сидит.

Он сидит, пока пальцы не немеют от холода, а зад почти полностью теряет чувствительность. Гарри, вероятно, уже опоздал в Нору. Он сидит, пока солнце не скрывается за облаками и не начинает лить дрожь. Просто сидит. Именно тут он хочет сидеть, это такое же хорошее место, как и любое другое, для небольшого нервного срыва.

— Я знал, что ты будешь здесь, — замечает Драко, и Гарри понятия не имеет, как ему удалось незаметно подобраться так близко. Он и правда растерял рабочих навыков больше, чем думал. Драко заправляет под себя длинное пальто и садится на скамейку рядом с Гарри, соблюдая осторожную дистанцию между ними. — Я дошел до дома, и Каллиопа накричала на меня через отверстие для почты.

— Извини, — неопределенно реагирует Гарри, не в силах отвести глаз от лица Драко.

Он все еще не совсем похож на себя обычного, но ему точно лучше. Он поспал — вероятно, недостаточно, — а его волосы чистые и блестящие. От Драко чудесно пахнет мылом, шерстью и цитрусовыми, и он больше не выглядит так, словно может упасть в обморок в любой момент. Однако, когда он смотрит на Гарри, на его лице появляется неуверенность, он даже держится с какой-то хрупкостью, а его обычную элегантность сменяют жесткость и хрупкость. Серые глаза такие серьезные, что все внутри Гарри тяжелеет и ноет.

— Прости, что мне пришлось уйти утром, — начинает он, потому что должен что-то сказать.

— Я не особо помню, — признается Драко, и на его лице появляется почти улыбка, но не совсем. — Твоя записка была очень полезной.

Гарри пожимает плечами. Держится за скамейку под собой.

— Меньшее, что я мог сделать.

Драко хмурится и складывает пальцы в перчатках на коленях. Он смотрит в пруд с рыбками так долго, что Гарри кажется, что тот может взорваться водяными брызгами, а затем поднимает глаза, делая долгий, осторожный вдох.

— Я часто думал, какие слова подобрать для этого, особенно на этой неделе, но мне кажется, мы уже преодолели рамки, — начинает Драко с таким суровым выражением лица, что кажется, будто он почти сердится. — Важно то, Гарри, что я с ума по тебе схожу. Я люблю тебя. И подозреваю, что после вчерашнего ты это понимаешь, как и все остальные. Так что на самом деле не имеет особого смысла притворяться, что это не так. Надеюсь, все в порядке.

Гарри пристально смотрит на него, изо всех сил пытаясь совместить слова с некоторой резкостью речи, со взглядом серебристо-ярких и совершенно уязвимых глаз, которыми Драко смотрит на него, будто ожидая, едва дыша. Гарри любит его так сильно, что не знает, смеяться ему или плакать. Глаза щиплет, но смех вырывается наружу, напоминая о том, что нужно дышать, и посылая спирали головокружительного возбуждения к кончикам пальцев.

— Почему ты смеешься? — спрашивает Драко, и его замешательство ранит Гарри, но он не может перестать улыбаться.

— Потому что я не… Потому что я не ожидал, что ты это скажешь, и… «надеюсь, все в порядке»? Драко, это самое неприятное, что я когда-либо слышал в своей жизни. Это лучше, чем просто «в порядке». Это… — Гарри трет разгоряченное лицо, а затем обхватывает запястье Драко, все еще улыбаясь от каждого слова. — Драко, дурачина, я чертовски люблю тебя. Кажется, мы оба немного сумасшедшие, но мне все равно. Я хочу этого. Я хочу таким быть.

Драко закрывает глаза. Он крепко-крепко переплетает свои пальцы с пальцами Гарри, а тот не может отвести взгляд от светлого лица. Медленно его губы растягиваются в улыбке. Настоящей улыбке, искренней и не стесняющейся, и все остальное в нем будто тоже воодушевляется; скованность спадает с плеч, когда Драко будто впервые за долгое время делает глубокий вдох, челюсти разжимаются, и когда солнце выходит из-за тучи, чтобы осветить пруд с рыбками, его кожа становится почти люминесцентной. И хотя он все еще явно болен, Драко — самый красивый человек, которого Гарри когда-либо видел. Драко открывает глаза, придвигаясь ближе на скамейке. Гарри вздрагивает, когда обтянутая кожей рука скользит по его челюсти.

— Знаешь, пути назад нет, — замечает Гарри, наклоняясь и пробуя кофе и мятные леденцы в дыхании Драко.

— И хорошо, — шепчет он, а потом вдруг звонкий крик разрывает воздух, и они отлетают друг от друга, оглядываясь в поисках источника звука.

Секунду или две спустя появляется маленький расстроенный ребенок, за которым следуют двое взрослых с коляской и смирением во взглядах. Переполненный адреналином и разочарованием, Гарри затаивает дыхание, ожидая продолжения, но ребенок замечает пруд и теперь кричит, чтобы родители посмотрели, что она нашла. Из-за объявившегося источника шума у Гарри в голове как будто что-то смещается, и он морщится, понимая, что Драко точно отругает его — он ведь забыл зелье. Как по команде, тот смотрит на Гарри, а затем закатывает глаза.

— Пойдем, — просто предлагает Драко, протягивая руку и держа ладонь Гарри в своей всю дорогу до дома под номером двенадцать, в котором подходит к коробке с фиалами, даже не сняв пальто, и смотрит на Гарри, пока тот не достает один и не проглатывает содержимое.

— Прости, — бормочет он и просто пялится.

Драко у него на кухне, и Гарри почти уверен, что они поцелуются, так что сейчас находится где-то между слепым ужасом и чувством неизбежности. Драко здесь со своей теплой полуулыбкой и развевающимися на ветру волосами, и все, что нужно Гарри, — это смелость схватить его за ткань пальто и никогда не отпускать. Он делает это; они делают это, и Гарри снова смеется, теперь уже мягко, делая шаг вперед, а затем еще один, обхватывая лицо Драко руками и прижимая их рты друг к другу с удивившим даже его самого напором. Сильные руки поднимаются и ложатся ему на спину, пальцы скользят в волосы, а поцелуй доставляет чистое удовольствие — оба отчаянно пытаются наверстать упущенное. Когда их языки соприкасаются, Гарри сбивается с дыхания, прижимаясь бедрами к бедрам Драко и чувствуя, как напрягается член в порыве желания, от которого кружится голова.

Они неуклюже сбрасывают пальто, и Гарри вдруг понимает, что его осторожно прижимают к стойке, а чужие пальцы ищут голую кожу под рубашкой, которая слишком хорошо заправлена для ее же блага. Драко улыбается, не прерывая поцелуя, и, когда плоть находит плоть, они обмениваются стонами, которые будто повисают в прохладном воздухе. Гарри тянется к пуговице, молнии, ко всему, до чего может дотянуться, отстраняется, встречается взглядом с Драко и колеблется, положив пальцы на пояс.

— Почему ты остановился? — спрашивает Драко, затаив дыхание.

— Ты выглядишь таким серьезным.

— Все серьезно, — подтверждает Драко, касаясь лица Гарри и возвращая медленный мягкий и до боли нежный поцелуй.

— Да, но я… — Гарри прислоняется спиной к стойке, внезапно осознав, что собирается сделать — что собирается сделать это с Драко, — и, о боже, по правде это невероятно пугающе. Что, если все пройдет ужасно? Что, если он окажется сплошным разочарованием? Что, если это действительно глупый поступок, и Драко все еще не в себе от истощения от заклинания, и он?..