1 Глава: С Возвращением (2/2)
«И что?»
«А то, что тебе нужно перестать уничтожать теннисные мячи».
«Они стоят четыре кредита за пачку, Фил».
«Меня не беспокоит цена», - сказал Фил, закатывая глаза. «Меня беспокоит тот факт, что ты расходуешь по три пачки в неделю».
«Я человек с большими количеством шаров, Филза МанКрафт», - сказал Томми величаво. «Не суди мои методы».
«Пожалуйста, перестань это говорить», - вздохнул Фил, заводя Томми в столовую.
Томми оживился, когда увидел Дристу и Пурпуда, сидящих за столом, ужиная - что вполне было логично, поскольку было около восьми часов вечера по земному времени. Оставив Фила позади, он подбежал к столу и стащил кусочек яблока с тарелки Дристы. Практически, совершил налет. Даже если у него не было крыльев, как у великого и могучего Филзы МанКрафта. Томми не очень-то хотелось спать по восемь часов, когда он злоупотреблял своей птичьей биологией. Конечно, у него получалось все лучше - теперь он мог бежать целые километры, но все же.
«Эй!» - возмутилась Дриста.
«Слишком медленно», - сказал он, запихивая яблоко в рот.
«Жуй с закрытым ртом», - буркнул Пурпуд, не отрывая взгляда от своего датапада.
«Это куриные наггетсы?» - спросил Томми, прищурившись на его тарелку. «В форме динозавров?»
«Да», - невозмутимо ответил Пурпуд. «Карл заказал их из земной Америки».
Томми скорчил гримасу. «Фу, американцы».
«Я американец».
«Именно», - подметил Томми. Он посмотрел на дверной проем. Фила как не бывало. «Фил бросил меня здесь».
«Я думаю, это ты его бросил», - сказала Дриста, многозначительно глядя на вход. Она погрузила ложку в макароны с сыром и съела кусочек. «Я вижу, вы вернулись из поездки. Что там было?»
«Звезды», - ответил Томми. «И немного грязи. Они довольно грязные ребята, эти ученые...» Пурпурд наконец оторвался от датапада, и Дриста подавила смешок. «Я не это имел в виду».
«Конечно», - сказал Пурпуд. «Хорошо».
Томми нахмурился и встал с места, где сидел рядом с Дристой, чтобы посмотреть через стол на светловолосого парня. «Ты занимаешься бумажной работой за обеденным столом?» - удивленно спросил он, уловив что-то вроде контроля опасности.
Пурпуд поджал губы, разворачивая датапад, чтобы показать Томми. «Этим», - сказал он. «Это форма отчета об экологической опасности».
Томми прищурил глаза. «Я услышал только ”ме-ме-ме”».
«Речь идет о том, как Туббо взорвал дымовую гранату в комнате отдыха», - сказал Пурпуд. «Я должен заполнить это и получить его подпись для соответствующего... наказания. А это все равно что ничего, потому что Командование слишком занято войной, чтобы наказывать людей, которые не причинили вреда кораблю».
«Это было забавно», - отметил Томми.
«Но все еще требует бумажной работы», - сказал Пурпуд. Он приподнял бровь. «Хотя, должен признать, это было довольно... забавно».
«Ты говоришь так, будто у тебя штырь в заднице», - обвинил Томми. «Да ладно, мужик! Расслабься!»
«Я расслаблюсь, когда Хрома будет в могиле», - отрезал Пурпуд. Томми похлопал глазами и тяжело сел. Дриста сделала паузу, держа ложку во рту, ее зеленые глаза расширились, когда ее взгляд заметался меж двумя мальчиками. Пурпуд секунду смотрел на стол, а затем отодвинул свой поднос. «Я не голоден. Я буду в своей комнате».
Томми смотрел, как он уходит, слегка поникнув. «Я переборщил, не так ли?»
«Нет», - тихо ответила Дриста, проглотив комок в горле. «Пурпуд просто нервничает. Хрому заметили сегодня раньше».
Томми ударил рукой по столу и вздрогнул от боли в локте. «Что?» Он вдруг почувствовал... холод. Как будто температура на корабле упала на двадцать градусов, хотя Филза МанКрафт никогда бы этого не допустил, иначе Огнерожденные и Пиглины замерзли бы.
«Ага», - сказала Дриста, потянувшись в карман и вынув свой датапад. Она открыла его одним движением руки и одним пальцем пододвинула его к Томми.
Он прочитал сообщение - оно было адресовано Филзе от Тоаста, который сражался на передовой на Мире, и, по-видимому, его перехватил Пурпуд. Возможно, незаконно. Он не собирался разбираться в этом.
Хрома был замечен в нейтральном пространстве, в абсолютной отдаленности от любого места, где когда-либо был Томми. Абсолютно далеко от них. Это было очень короткое сообщение. Чисто по делу. Никаких подробностей. Ничего об убийствах или новых геноцидах.
Это не имело значения.
Томми передал датапад обратно Дристе, пока не сломал его. Он сжал кулаки, ногти впились в ладони маленькими полумесяцами. Дриста аккуратно отложила свой датапад в сторону, положив свою ладонь поверх руки Томми.
«Эй», - тихо произнесла она. «Мы очень далеко от него. Мы получаем задания непосредственно от Командования. Он нас не найдет». Он не убьет нас, не сказала она, но глаза ее говорили многое.
«А что, если он будет охотиться за другими детьми?» - спросил Томми, моргая от слез. «Что, если он нацелится на других?»
Дриста подняла подбородок и посмотрела на него усталыми глазами. «Может, и так», - тихо сказала она, и Томми опустил взгляд на капли на столе, проследив каждую их черточку. «Он - непредсказуемый элемент в этой войне. Командование не ставит его в приоритет».
Томми издал болезненный смешок, опустившись на сиденье скамейки. «Я должен был убить его шесть лет назад», - с горечью выдавил он. «Я должен был убить его во сне. Я должен был перерезать ему гребаное глотку».
Да, именно поэтому он проходил терапию.
Дриста посмотрела на него. «Может, если б ты так поступил, все было бы по-другому», - сказала она дружелюбно. «Но это не твоя вина, что ты этого не сделал». Томми посмотрел на нее. «Правда, Томми, ты не виноват. Ты не знал. Если только ты вдруг не заимел способности видеть будущее...»
«Это была бы чертовски полезная штука», - пробормотал Томми.
«…то ты не можешь винить себя», - продолжила Дриста. «Уж точно не это».
Томми выдохнул через нос и прислонился лбом к столу, слегка напрягая спину. Часть его души всерьез подумывала о том, чтобы удариться головой о стол в честной попытке стать лучше, но он не думал, что Дриста поддержала бы его, поэтому он воздержался. Он чувствовал осуждающий взгляд Дристы на своем затылке, поэтому вздохнул и повернул лицо так, что его щека прижалась к прохладной поверхности. «Думаешь, он бы гордился?» - спросил он.
Дриста сделала паузу, доедая макароны с сыром. «Если ты говоришь о своем родном отце», - осторожно сказала она. «Тогда я думаю, он бы чертовски гордился тобой». Томми моргнул от серьезности в ее голосе. «Если ты говоришь о Ранбу или о ком-то другом...» Черты ее лица слегка смягчились. «Конечно, да, Томми», - тихо закончила она. «Ты так далеко продвинулся, н-да?»
«Осталось еще сорок лет», - сказал он, чувствуя, как на его плечи оседает нематериальный груз.
«Посмотри на это с другой стороны», - весело сказала Дриста. «По крайней мере, тебе не придется заниматься бумажной работой до конца своей жизни!»
«Повезло мне», - вздохнул он.
***</p>
Несколько месяцев назад он узнал, что никогда не сможет остановить движение теннисного мяча, летящего ему в лицо. Или пули, если уж на то пошло. Ускорение и скорость просто не работают так.
Но он может... скорректировать это.
В тот день, когда Томми сумел подстроить движение мяча так, чтобы он не попал ему в грудь, а попал в руку, Дриста кричала на весь корабль, пока не ворвалась Ханна с фазером наперевес, видимо решив, что кого-то убивают. День, когда Томми впервые добился успеха, по совпадению стал единственным днем, когда он не спал в течение пятнадцати часов.
Не помогло и следующее пребывание на ногах. Фактически, ему не удавалось сдвинуть теннисный мяч с места еще две недели.
Как и многое другое, со временем это не становилось легче. Когда он цеплялся за молекулы воздуха вокруг шарика, летящего со скоростью двадцать метров в секунду - что было примерно одной двадцатой скорости пули, которая и была его конечной целью, - он также представлял, как цеплялся за людей, которых больше никогда не услышит. Он цеплялся за голоса, которые медленно исчезали в обрывочных воспоминаниях о том, что он хотел сохранить, и о том, что хотел забыть. Он купался в крови, в самой Смерти, хватался за фрагменты счастливых воспоминаний и за максимум, пропитанный болью и огнем.
Со временем их голоса стихли. Голос его родного отца стал собственным голосом Томми, а иногда - хоть он и не обращал внимания на ехидный голосок, который бы кричал ”заменил, заменил”, - голосом Фила. Но Томми давно смирился с этим, ведь прошло уже шесть лет после смерти Сэма, и хотя он не стал жить дальше и не заменил его, были люди, на которых он равнялся так же, как на своего отца.
С чем Томми не мог смириться, так это с тем, что он забыл голос Ранбу, спустя всего полгода после смерти Эндерианца. Бэд говорил, что это нормальный срок - на самом деле, забыть голос за еще более короткий промежуток времени - это нормально, но Томми был зол и напуган, что даже заставил Пурпуда нарезать старые записи, чтобы смотреть их по ночам, когда не мог заснуть.
То есть большинство ночей.
Иногда к нему присоединялся Туббо, тихо сидя у изножья кровати, пока Томми наблюдал, как Ранбу играет в футбол - не в американский футбол, Дрим - на площадке в главном спортзале. Иногда с ним была Лани, когда они смотрели, как двое проходят старые практические занятия в медицинской академии, и Ранбу одаривал Лани хмурым взглядом каждый раз, когда она называла неправильный вирус. Реже с ним была Дриста, и это никогда не происходило, когда Томми смотрел старые голограммы - это всегда было неожиданно, чаще всего во время чтения ”Перси Джексона”. Второй серии. В половине случаев, когда он плакал, он представлял себе когтистые руки Ранбу и кривую улыбку на его лице, когда он протягивал Томми книгу. В другой половине он отвлекал себя красивыми фразами и сравнивал себя с главными героями. Ему казалось, что он чем-то похож на Лео.
Дриста познакомила его с ”Игрой Эндера”, ооочень старым земным романом. Он даже не знал, что она умеет читать. Это была хорошая книга, в каком-то грустном смысле - молодой мальчик, гений, обманом был вынужден сделать что-то ”на благо человечества”.
Боже, от этого любой может сойти с ума. На самом деле Эндер действительно потерял рассудок. Он гадал, был ли у Дристы второй мотив дать ему эту книгу, но если и был, то она его не показала.
Он никогда не думал, что дойдет до того, чтобы проводить ночи за просмотром голограмм с Ранбу и друзьями, чтобы не забыть его голос; одни и те же голограммы снова и снова, только потому что он хотел снова услышать смех своего друга; он хотел запомнить тон его голоса на вечные года. Он никогда не думал, что остальные ночи будет проводить за чтением книг, иногда с Дристой, а иногда, когда Томми не находил в себе сил заснуть, особенно когда ему приходилось оставаться на земле - все чертовы эксперименты Арахнидов - в компании Техно Блэйда, который всегда читал книги о старых войнах, а иногда и мифологии разных видов.
Четыре раза в неделю, по два часа в день, он, Лани и Дриста брали уроки у каждого из членов команды. Оказалось, что при наличии достаточного количества людей они могли собрать настоящую команду преподавателей. Он занимался машиностроением с Финном, математикой с Харви - даже Техно вклинивался и давал им немного уроков галактической истории - и, наконец, после двух месяцев занятий он получил разрешение на полет, когда они отметились на Земле.
А тем временем война медленно ползла дальше.
Мира, корабль Тоаста, находилась на передовой, и иногда Томми просыпался посреди ночи с криком в голове и мольбой за Рэй и Саккуно, единственных двух других Авианов, оставшихся в этой одинокой вселенной. Обычно это означало, что на корабль напали - ведь это была война, в конце концов, - и тогда он сидел и терпеливо - или нетерпеливо, в зависимости от того, кого спрашивать, - ждал сообщения у передатчика, свернувшись калачиком вместе с Меллохи и Ко'джтом, двумя дхи'сками.
Конечно, он знал, что Рэй жива. Точно так же, как чувствовал, что жив Техно. Но это не означало, что она не могла попасть в плен, а все остальные на Мире погибли.
Бэд сказал ему, что это все были навязчивые мысли.
Их никто не мог остановить.
Иногда Техно, который чувствовал, что он не спал, присоединялся к нему в тишине, часто составляя отчеты и запросы для отправки Командованию.
Л’Мэнбург продолжал свои исследовательские миссии - ни на киллометр не приближаясь к территории Арахнидов; на новой, неизведанной территории, на самом деле - и иногда казалось, что весь экипаж стоит на ногах, ожидая переломного момента. Томми видел все виды грязи - коричневую, красную, оранжевую и даже зеленую - и ступил на дюжину лун и планет. Звезды каждый раз были разными, но иногда Техно спускался с ним и указывал на Терру или Элитру, в зависимости от того, где они находились. Казалось, до планет было миллион миллиардов световых лет, но они все равно находились в одной галактической ветви.
Он впервые пилотировал Л’Мэнбургом через две недели после получения разрешения: Дрим стоял позади него, Уилбур радостно пристегивался к креслу, а остальные члены экипажа делали вид, что его нет в кресле пилота. Это оказалось проще, чем он думал, но все равно нервно и напряженно - и все, что ему пришлось сделать, это преодолеть варп-скорость, а затем добраться до планеты и выйти на орбиту вокруг нее. Даже не приземлиться или пристыковаться к ней.
Томми исполнилось восемнадцать лет в окружении экипажа Л’Мэнбурга, с тортом и десятками людей, которые пели поздравления, очень фальшиво и мимо нот.
Его любимым подарком стал новый нож от Пурпуда, рукоять которого сверкала зеленым светом.
Сообщений о Хроме больше не поступало.
Томми начал потихоньку расслабляться, потому что, возможно, Хрома и правда уполз обратно в уголки галактики, чтобы дожить остаток своих лет - которых оставалось не так уж много; он был Авианом, в конце концов, - и постепенно Пурпуд тоже расслаблялся. Он даже откладывал свой датапад на несколько часов, не проверяя почтовый ящик Филзы на предмет новостей об Авиане, который давно их искал. Он смотрел фильмы с другими детьми. Играл в игры в неположенных местах.
Но он был Томми Иннесом, сыном Сэма Иннеса, выдающегося Авиана, и его судьба уже была написана, его история уже была рассказана кем-то гораздо более великим, чем он сам.
Поэтому, когда наступил день, когда удача отвернулась от него, Томми не мог сказать, что был особо удивлен.