Долгожданный свет, за которым скрывается тьма (1/2)

Чимин, простояв пару секунд у дверей Юнги, так и не получив ответа, удалился в свои покои. Он итак вымотался за день, чтобы что-то понимать, может, он и вовсе не расслышал, что сказал ему омега.

Пройдя мимо главного зала, Чимин понял, что пиршество его скорого супруга ещё не закончено, альфы так и продолжают сидеть и просидят, наверное, до рассвета. У Чимина столько времени нет, поэтому он заваливается в свои покои и, не раздеваясь, уставший за день, перенесённый не один стресс, прикрывает глаза и ещё долго не может заснуть, постоянно думая, что принесёт ему его поступок. Ведь он ничего не делал, за что можно наказать, наоборот казался вежливым, изредка поддерживал диалог и держался достойно. Чонгук просто обязан оценить его старания, мимо такого нельзя пройти.

Омега переворачивается на спину и смотрит на балдахин. Он поступил правильно, так, как и должен поступать омега правителя, так, как его учили, но что он получит взамен. Стоит ли ему ждать похвалы или ругательств. Хотя, ни то, ни другое ему неважно. Ему необходимо другое. Ему нужно, чтобы Чонгук поступал с ним так же, как и он, то есть хотя бы немного уважал и не втаптывал в грязь, а то каждый раз от неё очищаться всё тяжелее. Чимин прикладывает руку к своему бедру, где ещё кажется горячее касание Чонгука. Тот мог во время разговора сжать его или наоборот погладить, будто успокоить, но сам сегодня выглядел не естественно. Чимин делает ставку на то, что это делают все правители, играют в лицемеров друг перед другом, а в удачный момент воткнут нож в спину. Тот так нежно вёл себя сегодня, аккуратно касался и заботливо подкладывал еды. Вот такой Чонгук Чимину больше по душе, он не стремится его унизить, обидеть.

Чимин закрывает руками глаза и сжимает, жалобный стон срывается с его губ, он сильнее давит на глаза, что искры летят, казалось, что выдавит глазное яблоко, но останавливается. В конце концов, он проигрывает сам себе и, раскинув руки в разные стороны, выдыхает. Он не понимает, ничего не понимает, в душе что-то скрипит, Чимин сжимает область груди и оттягивает одежду и срывает цепи, оставаясь с голой грудью. Он тяжело дышит и смотрит всё на тот же балдахин и видит его глаза перед собой. Он убивает его, душит, своими руками рвёт. Чимин ещё больше его за это ненавидит, черти внутри просыпаются, колоть начинают и кусаются.

Проходит час, второй, а Чимин мёртвыми глазами смотрит на своё отражение в зеркале. Видит, вроде, себя, а вроде, и нет. Отражение всё повторяет, что это не он, что это гниль, которая полюбила гниль и пытается простить, пытается свои чувства возобновить, а Чимин не хочет, потому что знает, чем это может закончиться. Обняв подушку и воткнувшись в неё носом, Чимин наконец-то засыпает, ему ничего не снится, а и не хотелось бы. Тёмные тени забились в угол и молчат, дают Чимину отоспаться после тяжёлого дня, позволяя встретить рассвет.

***</p>

Намджун приходит засветло, он провёл нелёгкие разговоры с Чонгуком, успел пару раз его взбесить, за что получал колкие фразы от Джина. Его брат в любой удобной ситуации не на его стороне. Кажется, если будет война, то он точно не встанет на его сторону, а уйдёт к врагам. Но Намджун такой союзник не нужен, ему вообще никто не нужен, потому что он привык справляться со всем сам. Отец научил его всему, что знал сам, а что не знал, то пришло к альфе с опытом. Он прошёл нелёгкий путь, чтобы восседать на троне. Несмотря на то, что он достался ему от отца, что законным путём он его принял, всё равно пришлось не сладко. Народ его не любит, поэтому каждый раз он старается их задобрить. Тем по душе придётся его брат, Джина с распростёртыми объятиями примут, забудут про Намджуну, забудут, как его звали и что он дельного для государства сделал.

Ведь даже тот, кого он всем сердцем любит, не вспомнит, в первый же день забудет. Юнги ничего к нему не чувствует, наверное, уже и ненависть, и отвращение прошли. В глазах омеги сплошное безразличие. И это корёбит душу Намджуна.

Его проводят до покоев и он, тихо отворив двери, останавливается и смотрит, как омега лежит на краю кровати, подложив руки под щёку и прижав ноги к груди. Звук шагов раздаётся по комнате, пока альфа ступает к Юнги. Он видит, как в лунном свете и до такого белое лицо, становится чуть ли не прозрачным. Намджун указательным пальцем убирает рыжие пряди со лба, из-за чего Юнги морщится и переворачивается на другой бок. Чувствует его, знает, что тот рядом, пусть даже и спит. Намджун слишком сильно впился в его сердце, душу, тело. Куда не глянь, там везде его отметины, везде его знаки принадлежности.

Юнги лежит абсолютно голый, так, как любит Намджун, потому что он не знает, когда альфа заявится к нему и что попросит, а тратить время на одежду тот не любит. Альфа скидывает верх и укладывается рядом. Он любит рассматривать его правильное, маленькое, прямо кукольное лицо. Намджун касается маленького носика, проводит пару раз пальцем, спускается к губам и оттягивает нижнюю. Юнги постепенно открывает глаза, но то ли сон, то ли уже бессилие, заставляют его глаза сомкнуться вновь. Он только поддаётся вперёд и утыкается носом в грудь Намджуна. И в эти минуты альфа самый счастливый человек, рядом с который его любимый омега, тихо посапывающий и чуть ли не пускающий слюну. Но набегают старые воспоминания: Чонгук был его альфой, у Юнги есть ребёнок, Намджун ему не нужен, он его не любит и никогда не сможет, он несчастен, а рядом с Чоном улыбался.

Альфа вспоминает, когда впервые увидел огненную макушку. Тогда ещё совсем юный, с озорством в глазах и небывалой весёлостью, вечно улыбающийся и поедающий булочки под деревьями в саду. Он уже тогда был Чонгука, уже тогда принадлежал ему, но Намджун не мог позволить себе оставить его в Хузуре, ведь это солнце должно всходить только для него, но, как оказалось, что оно никогда для него не всходило и не взойдёт. Тогда Намджун познакомился с ним в саду, подошёл и уселся рядом на траве, пока омега безмятежно поедал булочку. Альфа поинтересовался, может ли он попросить кусочек, на что Юнги улыбнулся и отделил половину булочки и отдал альфе, а сам, просидев пару секунд, ушёл, помахав альфе на прощанье. Намджун решил, что вернётся либо с ним, либо не вернётся и вовсе.

И он забрал его, только спустя год, когда омега родил прелестного омегу, имя которому дал он сам. Намджуна тогда не интересовало ничего, он поставил Чонгука перед выбором: либо сын, либо омега. Он предлагал за Юнги сорок тысяч воинов, освободить пленных и вернуть на родные земли, а если альфа не согласится, то просто не перенесёт эту войну. Чонгук, тогда стиснутый с нескольких сторон врагами, с уже тогда немощным императором, долго думал и не мог решить. Он терял воинов, как капли в море, он безумно был слаб и не мог так долго думать, ему следовало дать ответ незамедлительно. Юнги просил его, умолял, чтобы не поступал так подло с ним, чтобы не разлучал с сыном, но Чонгук разлучил, на долгие годы разлучил и разрушил их связь. Намджун не знает, что тогда чувствовал альфа, но тот выглядел разбито. Но ему было плевать, потому что он наконец-то смог забрать своё.

Юнги сначала его возненавидел, потом сопротивлялся, потом сломался, потому что сделался куклой без эмоций и чувств, хотя первое он мог отменно сыграть. На сегодняшнем ужине вёл себя прекрасно, высоко держался и был под стать своему супругу. Но Намджун уверен, что он бы с радостью оттуда убежал, скрылся где-то и горько зарыдал от безысходности. Перед ним сидел тот, кого он любил, в этом дворце он провёл большую часть своей жизни, здесь он её и оставил.

Юнги мычит во сне и поворачивается спиной к альфе. Тот кладёт свои руки на впалый живот и, уткнув голову ему в шею, прикрывает глаза. С Юнги нельзя спокойно спать, сна просто нет, потому что кошмары с ним являются, он видит его глаза, слышит его крики, чувствует боль и обиду, но ничего не поделает, потому что любит. Любит по-странному, по-звериному, но любит. И он надеется, что когда-нибудь Юнги это поймёт и попытается пойти навстречу, протянув руку.

Но Юнги её лучше отрубит, чем протянет его тому, кто обрёк его жизнь на муки адовы.

Он не спит, он никогда не засыпает раньше мужа, всегда его ждёт и трясётся, ждя, какую пытку сегодня окажет тот ему. Но сегодня милость оказал, не стал силой брать, а молча рядом лёг и к себе притянул. И Юнги боится верить своему счастью, поэтому он верит в худшее, что сейчас, стоит ему невольно повернуться, как Намджун сорвётся, но даже после его копошений, тот смиренно лежит подле и в любимую макушку утыкается, вдыхая аромат.

Юнги хочется плакать, долго и одному, чтобы никто не видел и не смог наказать, он устал быть безвольной куклой, хочется наконец-то почувствовать себя живым. Он и ехал сюда, гадая, как встретят, что он почувствует, вернувшись домой, как будет вести себя, когда увидит его. В итоге отсыревшие чувства почувствовали родной запах, тепло распространялось. Юнги и поверить не мог, что наконец-то ступает по родной земле, там, где он познал столько радостей, где он повстречал своего любимого альфу, но в итоге получил сплошное разочарование. Он боялся, когда только выйдя из кареты и встав на мелкую гальку, что сразу встретит его, но убивать Юнги с порога никто не собирался. Омега уже смирился, что резать его будут медленно, мучительно, наслаждаясь предсмертной агонией.

Как только он снова увидел его, то повёл себя так, словно и не был знаком. Поприветствовал поклоном, легонько улыбнулся. И только Юнги знает, каково было выдавить эту самую улыбку и не сломаться прямо на чужих глазах, не рассыпаться в прах. Ступая по коридорам, Юнги их не узнавал, Чонгук изменил всё кардинально, ничего не оставил от прежнего хозяина, везде виднелась его рука, везде чувствовалось искусство воина. Это то, чего и не хватало Юнги все эти годы. Чонгук тоже претерпел изменения, но года не смогут избавить его от тяжёлого, тёмного взгляда, который нисколько не изменился, который до сих пор пожирает.

Как только Юнги увидел воочию Чимина, то сразу понял, что и вкусы Чонгука изменились. Он абсолютно другой: какой-то диковатый, суровый, глаза блестят злостно, но движения плавны и грациозны, но самое главное так это то, как он смотрит на Чонгука. Юнги прекрасно знает этот взгляд, сам сталкивался с ним, но только понять всего он не может, хоть он и такой, как был у него, но с другой ноткой. Весь вечер он пытался глядеть на него, но иногда случалось, что они сходились взглядами. Он видел в Чимине чистое дитя, совсем невинное, но уже истерзанное.

Чонгук руку то на талию, то на бедро Чимину положит, а Юнги безразлично пил своё вино, дивясь картиной. Намджун далёк от нежностей, да от них омега и сам остыл. Чонгук тоже не оказывал в полной мере к нему заботы, хотя очень хотелось. Чимин вечер продержался достойно, иногда даже вникал в разговор и спорил. Юнги прекрасно знает заветы мужа, как стоит себя вести на ужинах, поэтому обходился лёгкими фразами, чтобы лишний раз не бесить Намджуна и не встречаться глазами с Чонгуком. Тот так на него не глядел, даже не обращался, а душа Юнги успела несколько раз умереть и так не воскреснуть. Удивительно, сколько душ хранит в себе омега.

Когда Юнги вдоволь напился и наелся и уже не знал, куда себя деть, то на помощь как ни к стати пришёл Чимин, который предложил провести его до покоев. Юнги согласился и, стоило дверям за ними закрыться, выдохнул, пережив этот ад. После Чимин стал говорить, что успел надумать про Юнги, но не того омега боится, думал Юнги и, поблагодарив Чимина, кинув обычную для него фразу, зашёл в покои полностью опустошённый, как бывает после ночей с Намджуном, но здесь другое сжирало его. Он осел на пол и прижал колени к груди, покачиваясь вперёд, назад, вперёд, назад.

Что он сделал судьбе, что она решила его потрепать?

Юнги не знает, Юнги уже привык, Юнги вечность будет несчастлив.

Как только Намджун зашёл в покои, он напрягся, но виду, что не спит, не подал, уж слишком долго он играет, что от спящего не отличишь. Альфа пару минут лицо рассматривал под лунным светом, потом Юнги отвернулся, будто приглашая Намджуна лечь в постель, что тот с удовольствием и сделал. Юнги открыл глаза, чтобы рассмотреть своего личного монстра поближе, но тут же закрыл, потому что видеть его не было сил. И если для Намджуна движение Юнги в его сторону означает добрый знак, то Юнги это делал, чтобы тот на него не смотрел и ещё больнее не делал.

Ведь Юнги — это сосуд боли, а Намджун его наполнитель.

***</p>

Чимин тянется на кровати и, приняв сидячее положение, начинает разминать шею. Он сонно поворачивает голову в сторону зеркала и видит, как ночь потрепала его: волосы торчат в разные стороны, одежда валяется на полу, а грудь красная от цепи, на которой заснул омега. Протерев глаза внутренней стороной ладони, Чимин тянется за кувшином, чтобы напиться, но, видимо, в этом дворце ему не суждено побыть в одиночестве хоть одно утро. В покои вламывается Бек с чем-то в руках.

— Уже проснулся, — совсем тепло начинает омега. Нет вчерашнего раздражения и беспокойства. Чимин всё-таки наливает себе стакан воды и, выпив всё, садится на кровать, чтобы узнать, что хочет от него Бек.

— Чего пришёл? И что у тебя в руках? — указывает глазами Чимин на коробочку в руках Бека. Тот хитро улыбается и, протянув коробочку Чимину, просит открыть.

— Это подарок от нашего господина, ты вчера хорошо себя вёл, поэтому…

— А, это за хорошее поведение? Мило, — Чимин даже не посмотрел, что там находится, бросает коробочку небрежно на стол и поднимается с места, чтобы умыться. Бек, удивлённый увидимым уже собирался возмутиться, если бы его не перебил Чимин.

— Только попробуй, Бек, и я вспомню вчера, — зло предупреждает омега и подходит к столику, чтобы причесаться.

— А что вчера? Вчера ты прекрасно справился, — Бек становится за спиной Чимина и берёт его за плечи, чуть наклонившись. — Вышел всё-таки, умничка, — Чимин театрально закатывает глаза и собирается ударить омегу расчёской, но передумывает, потому что вещь жалко.

— Я делал это не для него, не для тебя, а для себя, запомни. И вообще, я хочу принять ванну, — сразу переводит тему омега. Меньше всего хочется говорить про вчерашний ужин. Бек тут же встрепенулся и сразу спохватился выполнять поручение. Он был чертовски доволен Чимином вчера, и он остался в долгу, потому что Чонгук пообещал чуть ли каждого вырезать, если Чимин не придёт.

— О, так это мы сейчас, только свободная купальня не мыта ещё, осталась только нашего господина и общие, можешь выбрать перв…

— Я схожу в общую, мне надо бы освежиться, — сразу отрезает Чимин и встаёт с места. Он просит взять нужные вещи и провести его.

Что-то случилось с Чимином за ночь, что он не хочет говорить, а Бек донимать тоже не желает. Если омеге надо, то обязательно поделится и попросит помощи. Хотя, Бек не уверен, что Чимин вообще что-то может просить и делиться тем, что на душе. Это закрытый комочек, которые в грозного зверя превращается, стоит пальцем дотронуться.

Чимин лениво смотрит по сторонам и вдруг резко останавливается, что-то вспомнив. Бек чуть ли сам на него не налетает. Он интересуется, что случилось, а Чимин, развернувшись к нему лицом, спрашивает:

— Тэхён. Я не видел его вчера целый день, но это понятно, как он сейчас, Бек? — беспокойство о друге нахлынуло внезапно так же, как и вчерашний ужин. Чимин обещался к нему зайти, но прибывая в постоянной суматохе, он забылся и просто физически не мог до него добраться. А вернувшись в покои, он разбирался в себе. Сейчас немного стыдно, что про Тэхёна не вспоминал.

— Не переживай, — начинает успокаивать его Бек и просит продолжить путь. — Я принёс ему одежду, еду, помазал некоторые места и даже успел отругать. Он скоро восстановится, но что касается его морального состояния, то ему придётся постараться, чтобы самому встать на ноги. Мы бессильны, пока Тэхён этого сам не захочет. Он подавлен и накручивает себя. Вчера, когда я вечером заглянул к нему, то он крепко спал в руках Хосока, которого я так хочу выпороть до сих пор, — Бек устало потирает вески. Он разрывается между своими мальчиками. С одной стороны Чонгук, который имеет полное право казнить Хосока. А с другой Хосок, который просто полюбил. И Бек не знает, что случится в итоге. Чонгук импульсивен, неизвестно, что от него можно ожидать. Хосок тоже не отличается спокойным характером. И если они станут друг против друга, то это война братоубийственная будет.

Чимин внимательно слушает всё, что касается Тэхёна, а потом тяжело выдыхает.

— Я не думаю, что Чонгук убьёт обоих, потому что Тэхёну он благодарен за то, что тот столько лет воспитывал Хана, а Хосока братом называет, — Бек отрицательно качает головой, а Чимин за это отрицание готов его покусать, снова он не прав, снова другие оказались правы, но только не он. — Вот не надо сейчас про традиции, устои мне говорить. Пусть Чонгук и Монстр, но у него тоже есть сердце, и оно умеет миловать, — только не меня, думает омега, но не озвучивает.

Доходят до купальни дальше в тишине, а потом Чимин попадает в царство смеха. Но оно замолкает, стоит Чимину зайти. Он благодарен всем богам, что там не было Рейна и его брата, а то злое настроение переметнулось бы на них. Чимин, не удосужив омег своим взглядом, направляется в глубь купальни, прямо в горячим ваннам, раздевается, пока не замечает, что в отдельном помещении, в которой стояла красиво сделанная ванна, с мраморным покрытием и столиками с подносами. Чимин сразу по рыжей макушке понял, что это недавний гость. Юнги в блаженстве прикрыл глаза и вертел стаканом с вином, что-то напевая. Чимин от такой безмятежности завидно стало.

Он подходит ближе и садится на широкий бортик. Юнги, не разлепляя глаз, улыбается и первый разговор начинает:

— Лучшее, что могло придумать человечество, так это ванна, потому что это место, где ты отдыхаешь, а вода забирает всю грязь, но не только на теле, — Юнги резко распахивает глаза, чем немного пугает Чимина. — Но и в душе, хотя иногда второе редко вывести удаётся.

— О, это точно, — соглашается Чимин и любуется Юнги. Тот так свободно чувствует себя на новом месте, залпом допивает вино и уходит под воду почти с головой. Бек, который чуть отстал от Чимина, ибо его отвлекли, входит внутрь и видит идиллию, царившую у омег.

— Бек-а, — потянул Юнги и принялся наливать второй стакан вина. — Ты, значит, вернулся, — выгнув изящно бровь, утверждает Юнги. Чимин переводит взгляды с одного омеги на второго.

— Вы знакомы? — Юнги на такое заявление смеяться начинает.

— Кто не знает Бека, ведь это добрый души человек, но злой муж, как Сехун? — Чимин действительно прибывает в шоке. Он не знал, что омеги знакомы. И, видимо, те очень хорошо общались, если Бек не противится и не кричит на Юнги, а тот знает даже его склочный характер.

— Прекрасно, давно по голове не получал от меня. А что ты делаешь в этой ванне?

— Ну, она была свободна — я её занял, — совершенно спокойно отвечает Юнги и теперь устремляет взгляд на Чимина. — Бек такой зануда, даже помыться не даёт, — омегу это возмущает, он хочет подойти к Юнги и пригрозить, но уже этого сделать не может.

— Что в этом такого, Бек? Ну взял он ванну, чего возмущаться, — вступается за Юнги Чимин, встречая одобрительное мычание.

— Всё бы ничего, но эту ванну приказал приготовить твой брат, — Юнги видит, как меняется выражение лица Чимина. Сначала оно приобретает грустный оттенок, даже скорбящий, потом злобный и ненавидящий, но останавливается Чимин на безразличии. Он, спокойно сняв полотенце с бёдер и взглядом спросив у Юнги, может ли он составить ему компанию, на что получил утвердительный кивок, садится в воду, чётко отвечая Беку:

— Ну, приготовили для него, а получил я.

— Ну смотри, новых конфликтов мне не надо тут разводить, — Чимин показал ему знак рукой, прося удалиться. Бек, что-то бубня под нос, уходит, но только для того, чтобы принести разные склянки и баночки.

— Твой брат в гареме Чонгука? — спрашивает Юнги, предлагая Чимину выпить. Тот отказывается и только закидывает пару орешков в рот.

— Да, — жуя, начинает он. — Он купил его, а меня бонусом взяли, — пожимая плечами и не желая вспоминать прошлое, коротко объясняет Чимин. Юнги удивлённо распахивает глаза, ему точно нужно продолжение.

— И ты смирился с тем, что…

— Что я ничего не стою? Привык, мне каждый день гадюки гаремные об этом напоминают, в том числе и мой братец.

— А как всё-таки Чонгук тебя нашёл? — Чимин, сощурив глаза, смотрит на озорные глаза Юнги. Он не знает, стоит ли ему всё рассказать или утаить, пусть тот выглядит и весьма надёжным, но пока должного доверия он не вызывает.

— А что у вас говорят?

— Ну, — потянул Юнги и пытался вспомнить первые дни, когда ему рассказывали о Чимине. — Сказали, что Чонгук тебя забрал у другого правителя.

Чимин хмыкает, ему интересно услышать другие истории. Он, прикрыв глаза, пока ему массируют виски, продолжает улыбаться. Юнги спрашивает, что его заставило улыбнуться.

Чимину плевать, что знает Юнги только один день, ему просто надо кому-то выговориться, кому-то постороннему, не из общества Чонгука, потому что Бек всегда на стороне своего «мальчика», а Тэхён привязан долгой службой и заботой о Хане. Поэтому Чимин на одном дыхании рассказывает свою историю и ждёт вердикта от Юнги. Тот взгляда во время рассказа не уводил и поверить услышанному не мог.

— Знаешь, — после молчания с обеих сторон начинает Юнги. — Я был знаком с Чонгуком, я прекрасно знаю, что это за альфа, он бы никогда не гонялся за омегой, если бы тот не был интересен. Это твоё дело — любить или ненавидеть. Но не каждый император будет носиться за омегой чёрт знает куда.

Чимин закатывает глаза, здесь никто не на его стороне, хотя в словах Юнги есть права, про которую думать не хочется, ибо проще верить в свою.

— А ты, что насчёт тебя? — переводит тему Чимин и тянется за вином, любезно передавшим Юнги. Юнги приподнимает уголки губ и откидывает назад голов, зачёсывая волосы.

— Ну, у нас не было всё настолько, скажем так, странно-романтично, просто Намджун увидел, захотел, забрал, — совсем просто рассказывает Юнги, скрывая главное. Если рассказать историю Чимину, то он не только Юнги возненавидит, но и Чонгука, а если альфа выбрал его, то Юнги не может взять и разрушить его счастье, пусть своё сломать он дал.

— Да, Намджуну надо поучиться быть агрессивнее что ли, — Юнги вновь смеётся, но этот смех не нравится Чимину. Это скорее нервный, не таящий ничего хорошего в себе смех. Он просит Чимина закрыть глаза.

— Просто сделай уже, — омега всё-таки соглашается, прикрывает глаза и ждёт, пока разрешит ему их открыть. Он чувствует, что Юнги пускает небольшое волнение по воде. — Давай, смотри, — Чимин пару раз моргает, пытаясь сфокусироваться. Юнги сидит к нему спиной, повернув немного голову вправо, видимо, ждя реакции. Чимин приглядывается, а потом аккуратно касается уродливых шрамов, коими исполосовано вся спина. Чимин шумно сглатывает и глазам поверить не может.

— Это что за зверь так с тобой поступил? — спрашивает он, когда Юнги выбирается из ванный и надевает халат. Он садится на бортик и свешивает ноги в воду.

— Многие называют его по-разному: император, зверь, тиран, супруг, любовник, я предпочитаю называть его Намджуном, всё-таки так привычнее.

— У меня нет слов, — только и говорит Чимин, на что Юнги улыбается и брызгает в него водой.

— А мне давно слова не нужны, только действия и красят мою жизнь, — и снова этот смех. — Я вижу у тебя страх, но Чонгук никогда такое, — Юнги показывает на спину, — не сделает с тем, кого любит.

— Он делал, — тихо выпаливает Чимин и просит свой халат, садясь напротив Юнги. — У меня только недавно прошли боли в ступнях. Пожалуйста, не надо так смеяться, — тараторит Чимин, завидев улыбку Юнги. Тот понимающе кивает, а потом вытаскивает ноги и уже оказывает позади Чимина.

— Это было наказание за что-то? — Чимин быстро рассказывает. — А моё наказание — это его любовь, любовь того, кто считает себя Богом, того, кто превращает мою жизнь в Ад, того, кто находит избиение супруга показателем своей любви, — Юнги поворачивает голову Чимина и заставляет в глаза смотреть. Перед ним будто маленький котёнок сидит, а Юнги его хозяин, который рассказывает, как нужно жить и спасаться.

— У Чонгука этого нет, он бы не хотел с тобой свадьбы, если бы не любил. А твои наказания — мера, за которую он точно себя ненавидит. Баланс, мой хороший, научись уважать его — получишь райскую жизнь, продолжишь в том же духе — не проснёшься в один день. Ты живёшь в гареме, где есть тысячи омег, которые хотят твоего будущего супруга, — специально напоминает Юнги. — Сделай так, что бы ни одна падла к нему не подошла, сделай так, чтобы он вознёс тебя ещё выше, чем есть, сделай так, чтобы вы оба не страдали. Поверь, это в твоих силах, потому что на тебе нет бремени в виде трона, — Юнги отступает от Чимина, который ещё пару минут смотрит в одну точку, раздумывая слова Юнги.

Этот омега чертовски прав, но как пересилить себя, как того, кого ненавидишь всех нутром, но всё равно желаешь, несмотря на всю боль, что он тебе принёс, заставить подчиняться.

— В тебе есть сила, но ты неграмотно ею пользуешься. У тебя скоро будет статус супруга императора — ты обретёшь великие возможности. Просто подумай над словами, — Юнги подмигивает Чимину и уходит, оставив его одного для размышлений.

Он вспоминает того Чонгука, которого увидел в первый раз, того, кто его хотел спасти, поэтому и бросился в воду. Он помнит его глаза ночи, помнит крепкие руки. Он всё это прекрасно помнит. Но эти воспоминания меркнут перед грязными словами, перед годом мучений и боли. Он не знает, насколько надо быть сильным, чтобы поменять того, кто Монстром зовётся. Чимин боится, что только попытавшись, он сам сделается его копией.

Ему тяжело принять тот факт, что завтра он станет его мужем, а Юнги хочет, чтобы они оба не страдали. Но как это сделать, если Чонгук постоянно показывает себя другого, постоянно скалящегося и клыкастого. Чимину уже снится этот Монстр, он ещё от льва не отошёл, а теперь это навалилось. Он не снимает гагатовый браслет, потому что, как сказал Чонгук, он от дурных снов оберегает, но на деле ему снится только он сам. И Чимин боится, что снова дав шанс Чонгуку, его Монстр сожрёт его.

Решив, что подумает над этим позже, Чимин просит принести одежду и позвать Бека. Тот приходит и замечает понурое настроение омеги.

— Чимин, что-то случилось? — он касается его плеча и поглаживает.

— Скажи, Бек, можно ли полюбить того, кто испортил твою жизнь? — Чимин поднимает на него свои изумрудные бусинки и ждёт. Бек тянет его на себя и обнимает.

— Может, стоит тогда начать строить новую? Конечно, от прошлого не избавиться, оно постоянно будет напоминать о себе, но что, если тот, кто сломал тебе жизнь, сломал и себе. Я не хочу искать оправдания его поступку, но то, что я вижу, заставляет меня удивляться. У него был омега, у него от него есть сын, но то, что он чувствует к тебе, ни разу не проявлялось к другим. Ему тяжело справиться с этой ношей, тебе тяжелее, потому что не только на него, но и на его Монстра ты обречён. Ты маленький воин, Чимин, но тот, кого ты ненавидишь, ненавидит тебя в разы больше. И это ваша особенность, потому что сильнее любви может быть только ненависть, — Бек нежно касается его макушки, и они оба выходят из купальни.

Чимин просит накрыть стол себе в саду, но перед этим он хочет навестить Тэхёна. Он не знает, в каком состоянии друг, но поддержка ему точно нужна. Чимин спросил у Бека, где Тэхёна, тот сказал, что уже в своих покоях. Чимин взял немного вкусностей для Тэхёна, чтобы немного его порадовать.

Он быстро находит нужную дверь и, не стуча, заходит внутрь. Тэхён сидит на кровати, подтянув к себе миску с супом. Ложка так и замирает в воздухе.

— О, я тут десертик принёс, — Чимин кладёт пирожное на стол и садится на кровать поближе к Тэхёну. Тот от чего-то смущаться начинает. — Да кто-то провёл ночь в руках своего альфы, — специально изводит его Чимина, садясь ближе и внюхиваясь в запах, а Тэхён, поставив суп на стол, бьёт Чимина ложкой по лбу.

— Эй, ты чего, — Чимин чешет ушибленное место и обиженно губки дует.

— Вот эти фокусы перед будущим мужем будешь вытворять, — Тэхён в долгу не остаётся.

— По больному решил бить. Ладно, ты как вообще? — улыбка вмиг сползает с лица Тэхёна и он заметно грустнеет.

— Ну, вчера приходил Хосок, мы поговорили, — Тэхён сглатывает и рассказывает Чимину о вчерашнем нелёгком разговоре.

Вчера, когда Бек ему принёс всё необходимое, ему пришлось целый день торчать в покоях и постоянно накручивать себя. Чимин так и не пришёл, что и следовало ожидать, ведь Тэхён его предупреждал. Он надеется, что тот хоть есть изредка успевает. Тэхён сидел на балконе альфы в большом кресле, поджав под себя ноги и постоянно ждя его, когда входная дверь открывалась. В итоге он пришёл вечером, когда давно стемнело.

Хосок неторопливо подошёл со спины и уткнулся носом в макушку. Тэхён тут же запаниковал, но, признав знакомые руки, расслабился. Хосок обошёл его и сел к нему спиной, положив голову на колени. Никто не говорил ни слова. Тэхён перебивал спутавшиеся волосы альфы, пока Хосок старался не дышать, отдаваясь полностью ощущениям. Ловкие пальчики Тэхёна расслабляют. Заставляют Хосока забыться и не думать ни о чём. Чонгук отправил его отдохнуть, потому что целый день альфа был сам не свой, ничего дельного не мог сказать и постоянно огрызался. Чонгук чуть не сорвался и не придушил брата, но вовремя сдержала. Хосок сразу же пришёл к Тэхёну, чтобы найти своё спокойствие, свой мир. Омега с радостью этим делился, своим спокойствием, не желая делиться переживаниями.

— Я знаю, почему так боюсь его, — осевшим голосом говорит Хосок. Сегодня он сорвал его. — Я плюю на свою жизнь, но я боюсь за тебя, его импульсивность может сгубить и тебя. Может, это прозвучит эгоистично, но я не могу потерять тебя, когда только обрёл, — альфа становится перед ним на колени и берёт его ладошки в свои, целуя каждый пальчик, целуя каждую костяшку. — Я слишком зависим от тебя, Ким Тэхён, чтобы потерять. Я без тебя задыхаюсь, все эти года, что ты боялся меня, что ты бежал от меня, я не жил. Я не умею говорить слов любви, но я готов научиться ради тебя, — он упирается лбом в его живот, пока Тэхён еле сдерживает слёзы. Альфа перед ним сейчас такой настоящий, перед ним того, кого страшатся люди, кого больше всего ненавидят и видеть не хотят. Но он слаб перед одним человеком, готов на коленях стоять у него. Перед ним Чон Хосок, который искренен в своих словах и который любит только Тэхёна.

— Мы же справимся, — Тэхён наклоняется и целует альфу в губы. Неряшливо и неаккуратно, потому что не может с собой совладать. В нём нет ни страсти, ни пошлости. В нём есть их настоящие чувства, то, что они чувствуют друг к другу. Тэхён готов захлебнуться в Хосоке, а тот, не щадя голов, дойдёт до него, обязательно дойдёт и с собой заберёт.

Отстранившись, они прижимаются лбами и снова молчат. Только тишина знает, как громко они любят.

— А потом мы просто, — Тэхён делает акцент на последнем слове, — легли спать. Я засыпал в любимых руках, — мечтательно заканчивает Тэхён, а Чимин готов расплакаться. Он чуть ли не набрасывается на друга с объятиями и сжимает в своих тисках.

— Если он хоть пальцем тебя тронет, то я убью его, Тэхён. Плевать, если сам лишусь головы, но я убью его, — Тэхён отлепляет от себя Чимина и по-доброму улыбается.

— Так, завтра у тебя свадьба, а потом брачная ночь, — пытается вернуть улыбку на лице не только себя, но и друга, Тэхён. Чимин шуточно обижается и отталкивает от себя Тэхёна, который канючит от боли. На самом деле отвары Бека быстро помогли, а мази прекрасно убирают укусы Хосока.

— Я её больше всего боюсь, — честно признает Чимин и пытается глаза спрятать. Ему неловко про это говорить, но с кем-то надо это обсудить.

— Ну, Хосок был у меня первым. Это больно, но если альфа любимый, то и потерпеть можно. В конце концов, это нереальное удовольствие, — Чимин скептически на него смотрит. — Ну серьёзно. Я не думаю, что у господина в планах тебя убить во время секса.

— Всё, я пошёл, а то…

— А то тебя ищет наш господин, — на пороге появляется довольный Бек с коробкой. — Это снова тебе и он просил, чтобы ты не отказывался. К тому же ты легко одет, тебя следует переодеть.

— Ничего не понимаю, — Чимин растерянно смотрит на улыбающегося Тэхёна, подбадривающего и говорящего, что Чонгук хочет порепетировать перед брачной ночью. За что получил от Бека, который увёл Чимина.

Чимин не понимает, что от него уже хочет Чонгук. Ведь вчера они довольно на приятной ноте расстались, а сегодня вообще он получил от него подарок за хорошее поведение и игру. Бек затаскивает Чимина в комнату и судорожно выбирает наряд. Остановились на сиреневой блузе и такой же накидке с небольшим мехом по линии пуговиц. Штаны широкие, такого же цвета. Бек открывает коробочку, подаренную Чонгуком, и Чимин видит там сиреневый шарф. Он вопросительно уставился на Бека, но тот, ни говоря ни слова, завязывает его на шее.

— Сейчас довольно холодно, негоже тебе раздетым ходить, — Чимин смотрит на приятное тёплое солнце и не понимает, откуда такая стужа может взяться. Но стоило ему выйти на лицу, как понимает, что Бек был прав. Он сам потеплее оделся и повёл омегу в сторону сада.

Чимин не всё там ещё обследовал, поэтому куда ведёт его Бек, он не знает. Осеннее солнце ласкает кожу, отдавая последнее тепло и готовя к холоду. Чимину прячет руки в карманы, а нос закутывает в подаренный шарф, который пахнет альфой. Запах леса пробирается в него и вгрызается в клетки кожи. Чимин сильнее вдыхает аромат и не хочет его ни на минуту от себя отрывать.

Через несколько минут источник этого запаха был перед носом Чимина. Он поворачивается к Беку, который ехидно улыбается. Теперь Чимин понял, что его поймали в ловушку, Чонгук точно не ожидает его, это всё подстроил Бек, который как появился, так и испарился. Чимин мнётся пару секунд на месте и, завидев шедшего в его сторону Юнги, победно выдыхает. Он не смотрит на полуголого альфу, который затеял драку с Намджуном. Наверное, те вспоминают прошлое, а может просто тренируются. В любом случае Чимин не смотрит на них, а только видит протянутую руку Юнги, а позже омеги удобно расположились в беседке, и Чимин, как бы не хотел, всё-таки смотрит на разыгравшийся бой.

Чонгук перетянул торс специальным бинтом в отличии от Намджуна, который одет в свободную, ну или уже растянувшуюся белую рубаху. Чимин видит красивое тело, которое не видел ранее. На Чонгуке множество шрамов, один даже глубокий от пули, у него мощная спина и Чимин представляет, как его ладошка бы красовалась на ней, но он сразу же отгоняет эти мысли. Грудь тяжело вздымается, а Чимин скользит дальше, видит, как при новом ударе или перехвате напрягаются мышцы, как кубики пресса отчётливее видны, только их часть, потому что остальная скрыта под бинтами. Чёрные, как смоль, волосы убраны в тугой хвост, пара прядей из которых выпала. Чонгук довольно улыбается, когда Намджун пропускает удар и зло рычит, получая ответ от него же. Чимин переводит взгляд на Юнги, которому совершенно всё равно, что делает его муж, он объясняет это тем, что успел насмотреться, как его «ненаглядный муженёк» умеет людей через себя кидать. И это точно соответствует реальности, потому что захват у Намджуна тяжёлый, он пару раз валит Чона на землю, но тот не остаётся в долгу, поэтому через пару секунд тот сам оказывается лежать на лопатках.

Чонгук на него не смотрит, но он чувствует его непонятное беспокойство. Как только омега подошёл, у Чонгука будто крышу сорвало. Намджун прекрасно почувствовал и увидел белоснежную макушку, что и взбесило Чона. Он видит, как его глаза чернее становятся, в них читается только «моё», и Намджун не должен был так откровенно показывать свой интересе, но это делает, поэтому удары жёстче становятся, это только заставляет его веселиться, но и страдать.

После того, как альфа прижимает Намджуна к холодной траве, он сквозь стиснутые зубы произносит прямо в лицо:

— Не смей трогать моего омегу, — локоть спускается к шее и сильнее надавливает, Намджун даже не сопротивляется. Он сильнее улыбку растягивает и поворачивается к обеспокоенным омегам, точнее только к одному, потому что Юнги нет дело до мужа.

— Какого из? — ёрничает Намджун, после чего Чонгук ещё раз давит, а после резко встаёт, подавая руку.

— Я предупредил, — он видит в глазах Чимина недовольство. Его маленькая бестия оказывается уже рядом вместе с Юнги.

— Это ужасные бои, — Чимин не забывает, как должен себя вести, поэтому кланяется Намджуну, а после, как бы он этого не хотел, Чонгуку. Он нарушает ещё одно своё правило и подчиняется. Чонгук удивлённо скидывает брови и кидает Намджуну полотенце.

— Тебе не о чем волноваться, потому что убить меня только ты сможешь, — Чимин был бы рад. Он бы сейчас раскричался, закатил глаза и плюнул в лицо Чонгуку, но не хочется этого делать перед другими, или же Чимин просто прислушивается к словам. Чонгук прикладывает полотенце к мокрой шее и пару раз проводит им.

— Да, а потом нам придётся залечивать вам раны, — томно вздыхает Юнги и кладёт голову на плечо Намджуна, который оставляет поцелуй на виске. Чимин после того, как Юнги показал ему свои раны, не может без ненависти смотреть на альфу, но тот выглядит так естественно, так любяще относится к своему мужу, что Чимин бы никогда не подумал, что Юнги может страдать.

— Ты кстати пришёл, потому что я собирался за тобой посылать, но чуть позже, — говорит Чонгук и смотрит на свой подарок.

— Это всё Бек, — недовольно бурчит Чимин и складывает руки на груди. Чонгук улыбается из-за милого обиженного лица.

— Я думаю, что как-нибудь возьму у тебя реванш, — подаёт голос Намджун.

— Конечно, но всё равно останешься лежать, потому что тебя обучал отец, а меня война, — от этого уверенного и стального голоса Чимину не по себе становится.

— Тебе ли про моего отца говорить, — с усмешкой говорит Намджун и, взяв Юнги под руку, собирается уходить. — Завтра ты вознесёшься, Чонгук, но корону не сложно надеть, её сложнее удержать, — и альфа уходит. Юнги кивнув Чонгуку и улыбнувшись омеге, идёт следом. Его альфа зол и он надеется, что не сломает ему кости.

Как только они удалились, Чимин недовольно топает ножкой.

— Ух, ну и урод, — посылает нелестные слова в адрес Намджуна, Чимин, вызывая смех Чонгука. Тот развязывает подобие пояса и тянется за рубашкой.

— Я бы мог наказать тебя за такие слова, но я полностью с тобой согласен. Если решишься кого-то оскорблять, то будь потише, — объясняет Чон и надевает рубашку, он ловко справляется с верёвками и уже тянется за остальным обмундированием. Чимин, не зная чем себя занять, решает хоть его одежду подержать.

— Он плохой, он делает больно Юнги, прям как ты, — Чонгук тяжело вздыхает и, взяв из рук омеги пояс, закрепляет. — Почему все альфы не могут быть, как Хосок, — забывшись говорит Чимин. Чонгук тут же обращает на него внимание.

— А что Хосок? — Чимину пары секунд хватает, чтобы понять, какую глупость он сморозил. Омега быстро берёт себя в руки и придумывает:

— Ну, я уверен, что будь у Хосока омега, то он бы так с ним не обходился, если бы реально любил, — добавляет. Чонгук хмыкает, но ничего не говорит.

— Раз уж ты пришёл и надел мой подарок, то пора преподнести тебе второй.

— Ой, я прям весь увешан вашими подарками, господин Чон, — язвит омега и ждёт, пока альфа вручит ему очередное украшение, но тот только оказывается рядом и, нагнувшись к лицу, выговаривает:

— Тебе придётся закрыть глаза.

— Чего? — не понимает Чимин, пока Чонгук подаёт ему свою руку. Омега смотрит на руку, потом на Чонгука, процедуру несколько раз повторяет. Он прячем руку за спину и пятится назад, сводя брови.

— Я не причиню зла, обещаю, я просто хочу кое-что тебе показать, кроха.

— Плаху? — Чонгук держится, подавляет желание взять и придушить наглеца. Если он не хочет в его крови утонуть, то стоит уйти. Чонгук выдыхает и, взяв свой меч и накидку, уходит, больше ничего не сказав. Чимин смотрит ему в спину и ничего не может понять, как из-под земли вырастает Хосок.

— Я предупреждал его не злить, — Чимин оборачивается и видит перед собой альфу, пусть тот и старается сдерживаться, но выходит нескладно. — Он хотел начать с тобой нормально общаться, но ты, — Хосок поднимает указательный палец и показывает на Чимина. — Ты не захотел даже его поддержать. Поверь, он тебе благодарен за вчерашний вечер и хочет отплатить.

— То есть только чувство долга не даёт ему спать спокойно? То есть только поэтому он куда-то меня приглашать собрался? Вы все здесь идиоты, защищающие главного, — Чимин пинает Хосока в грудь и пусть это не как не сказывается на альфе, но Чимину легче. Он злой врывается во дворец и, распихнув гуляющих омег, забегает в свои покои.

Ему обидно, что все не на его стороне. Что все пытаются сказать, что он должен делать, как поступить. Бесит.

Ты же омега императора, должен понимать, что существуют некоторые запреты.

— Да, он против воли сделал своим, потом пытками мучал. А все говорят, что его только мне под силу поменять, что только у меня такая сила, что совладает с Монстром. А что, если я его ненавижу, что, если захочу убить. Хотя и хочу.

А ты не видишь, что он пытается исправиться. И это началось задолго до вчерашнего ужина. После того, как он отправил тебя в темницу, он срывал злость на других, не вызывал тебя к себе. Потом позвал, чтобы рассказать о свадьбе, но сорвался. Его Монстр силен. Либо ты научишься с ним жить и подружишься, либо он тебя сожрёт.

— Пусть жрёт. Мне терять нечего уже. Я его ненавижу и всё, что с ним связано. Пусть горит в Аду.

Именно поэтому ты во снах его видишь? Именно поэтому целый год пытался забыть, но не смог? Именно поэтому сегодня волновался, когда Намджун его чуть не победил? Именно поэтому на тебе всё ещё его подарок и ты дышишь его запахом? Просто прими тот факт, что ты до сих пор от него зависим.

— Да пошёл ты. Ты должен быть на моей стороне. Ненавижу.

Чимин смотрит на зеркало перед собой и язык показывает, однако, как по-взрослому. Он ненавидят всё и вся, но больше, наверное, себя, потому что слаб оказывается перед разрывающимся сердцем и дурацкими чувствами. Он будто разделён надвое: одна сторона хочет простить Чонгука и протянуть ему руку, а вторая люто ненавидит и хочет скормить тому то льву. Чимин стаскивает с себя шарф и бросает под ноги, но, обратив на что-то золотистое, вновь берёт его в руки и смотрит, как золотой нитью выведено «Кроха». Вроде, и разорвать хочется, но и жалко. Он кладёт его рядом с собой и обнимает себя за колени, положив голову.

Что может заставить человека простить предательство ближнего? Почему спустя столько времени то, что казалось умерло у его ног, снова возрождается и биться начинает. Чимин закрывает глаза и оказывается далеко отсюда. Где-то на острове, окружённым водой, где нет ни боли, ни страданий, где нет мук адовых. Он словно цветок с этого острова: не видел бурь, как безмятежное море. Но вот он стал мечтой одного человека. Его все Монстром кличут, боятся, а он выбрал его. Он стал мечтой мужчины, живущего далеко от него, в самой красивой столице мира, в столице Смерти, альфы великой империи. В этом дворце он познал и увидел тоску в окружении величайшего богатств этого мира, тьму, скрывающуюся за блесками самых великолепных драгоценностей. Дьявола, прогуливающегося за самыми красивыми лицами. Он не знает, есть ли у него сердце, способен ли тот любить, но страстно желает этого, потому что у него было глубокое, как море, любящее сердце.

Человек воспринимает своими органами чувств, и нет того, чего человек не воспринимал чувствами. Чимин думал, что давно их лишился, он целый год запрещал себе думать о нём, закрывался, но постоянно он всплывал у него в голове. Он устал бежать, постоянно прятаться. Чимин взбирается на кровать и, обняв подушку, смотрит на всё то же зеркало, в котором чертей больше нет, в котором нет даже глаз его личного Монстра. Впервые, наверное, Чимин жалеет, что их там не видит. Глупо сознавать, что он его ненавидит и считает предателем, этого года будто и не было. Когда он его увидел, то, конечно же, возненавидел по новой, но потом гнев постепенно сходил на милость, а потом и вовсе пропал. Ему хочется вернуть того Чонгука, который позволял сидеть на его коленках и хвостики заплетать, того, кто целовал в саду, того, кто его нежно обнимал и о лучшем будущем шептал.

Не случилось. С ними обоими случились перемены. Больше никогда не будет того Чонгука, вместо него Чимин с Монстром сталкивается и думает, что ещё немного и он перейдёт черту, из которой будет выглядывать его оторванная голова. Он не боится Чонгука, но то, что живёт в нём, пугает.

Чимин шмыгает носом, когда слышит шаги. Он смотрит на свой вид и, поняв, что даже не разделся, быстрее забирает под одеяло и замолкает. Пусть тот, кто зайдёт к нему, подумает, что он спит. Но тот, кто вошёл, точно быстро не уйдёт. Чимин невольно втягивает запах и сразу же узнает его. Сколько прошло с их встречи? Сколько он тут насиделся и постоянно думал и пытался расставить всё по полочкам? Чимин думает, что прошло часа два, а может, и больше. Он делает вид, что спит, когда кровать прогибается под ним. Тысячи мыслей пробегают перед глазами, что Чонгук сейчас изнасилует его, что наорёт и прикажет кинуть в темницу, но ничего не происходит. Чимин молча смотрит в пол и ждёт. Альфа дышит ровно, а Чимин каждый его вздох ловит и замолкает, чтобы не задохнуться.

Чонгук, повернувшись к омеге, тянет его на себя и утыкается холодным носом в шею. Чимин старается не выдавать себя, но это тяжело, когда холодная рука альфа пробирается под одеяло и ложится на животе. Чимину повезло, что он под слоем одежды, хоть и ужасно жарко.

— Я знаю, что причинил тебе много боли, но я думаю, что мы с тобой расплатились. Когда я приказываю тебя наказать, то наказываю и себя, страдаю вместе с тобой. Я этого говорю не для того, чтобы меня пожалели, а чтобы ты понял, насколько ты во мне, насколько сильно въелся, что ни один омега, которого я трахаю, ни одно вино, что ночью распиваю, только чтобы во снах тебя страдающего не видеть, что ни одна пролитая кровь не даёт мне тебя забыть. Ты везде, ты во всём мне и я ненавижу тебя за это, за то, что ты сделал меня зависимым, за то, что заставил дохлое сердце проснуться. Я тебя так ненавижу, что страшно представить, — Чимин поджимает губы и не шевелится. Он поднимает глаза и встречается с чужим взглядом. Они смотрят на свои отражение.

Чимин, повернувшись, находится так близко, что, как и сказал альфа, словно въелся. Он поднимает полный страданий и мук взгляд, встречаясь с таким. Он страдает так же, он ненавидит так же, что и любить не может. И у них с Чимином это взаимно.

— Я тоже тебя ненавижу, да так, что смерти желаю. Но точно знаю, если убью, то вместе с тобой и погибну.

— Я никогда ни перед кем не извинился, я этого просто не умею, но меня учили подчиняться, в итоге я научил каждого это делать, но не учёл, что есть маленький омега, который никому не подчиняется и сам себе на уме. Я скажу это один раз и ты запомнишь, я никогда и никому такое не скажу, потому что ты, Пак Чимин, только ты можешь заставить меня сказать два слова. Прости меня, — Чимин сильнее глаза распахивает, чувствует, как что-то скребёт сердце, а на самом деле это Монстр в альфе лютует. Он чувствует, как Чонгук с этим справляется, видит, как тяжело даётся каждое слово. — Прости, моя кроха, что заставил тебя такое перенести, — он убирает прилипшие от жары прядки с лица Чимина, который готов уже разрыдаться. — Прости, что вечно обрекаю тебя на страдания, — Чимин не сдерживается и за первой слезой следует ещё и ещё. Чонгук большим пальцем убирает драгоценные камни и слабо улыбается. — Прости, что так с тобой поступил, что в грязь бросил и не подумал о твоих чувствах. Я пёкся только о своей власти, но сейчас, обретя её, думаю, что моя самая главная сила была в тебе.

— Идиот, чтоб ты горел в Аду и вечность оттуда не выходил, сгорал и корчился от мук, — плача, говорит Чимин. Чонгук обхватывает его лицо и начинают щёчки целовать.

— Буду, с тобой гореть день ото дня буду, — он целует глаза, потом носик. — Муки вечные проходить буду, чтобы твоих слёз не видеть, — Чимин не выдерживает и, выбравшись из покрывала, просто накидывает на Чонгука и бьёт, что есть силы. Он знает, что его удары для альфы ничего, но так хочется выместить свою злость, так хочется ею немного поделиться.

Чонгук перехватывает его руки и переворачивает на спину. Он ехидно улыбается и, наклонившись к лицу, долго облизывает губы, пока Чимин отрицательно качает головой и ногами пытается добить альфу. Тот наклоняется к манящим губам и вгрызается в них, утягивает в поцелуй. Чимин пару минут сопротивлялся, а потом и руки, и ноги расслабил, из-за чего Чонгук руки ему освободил. Омега воспользовался этим и, вцепившись в волосы Чонгука, сильно их сжимает. Он не уступает его напору, специально кусается и сильнее к себе прижимает. Чонгук вжимает его в подушку и чуть не давит телом, но Чимин ничего этого не чувствует. Для него есть только чужие губы, обветренные и пропитанные кровью и порохом, он целует их и не может остановиться. Он никого, кроме Чонгука не целовал, но этого достаточно, чтобы понять насколько это волшебно. Чимин сам не даёт ему отстраниться и страшится собственной реакции. Чонгук переплетает их руки и заносит над головой. Он не сбавляет напора, рвёт, кусает, слизывает кровь и стонет от её вкуса. Чимину жарко, и не потому, что на нём столько одежды, а потому что от каждого прикосновения Чонгука он плавится, его в чан с кипятком опускают, а он только мычит и остановить не просит.

Чонгук так долго этого хотел, чтобы Чимин сам к нему потянулся, чтобы остервенело рвал его губы и в поцелуй мычал от удовольствия. Когда тот снова начал дерзить, то он взял и ушёл, чтобы не сорваться, потому что если бы сорвался, то омега явно не был живым. Ему тяжело контролировать свой гнев, поэтому он и срывается, потому что единственный, кто его мысли занимает, дерзит и не хочет слушать. Чонгук ушёл, чтобы не сорваться, чтобы снова не сделать больно. В итоге он проторчал на своём балконе, расписывая очередной план, считая очередные деньги и думая о том, что завтра он официально станет императором. Он думал, что тогда его бумаги украл именно Чимин, потому что дольше всех он торчал у него в покоях, но его мальчик абсолютно чист, он никогда злое против него не замышлял.

Чонгук своего Монстра просит успокоиться, не трогать его какое-то время, но тот не слушает, мечется и постоянно насолить хочет, а Чонгук не может без него, потому что он с ним вырос. Он хотел приятно провести с омегой время, но всё вышло, как и обычно. Он чуть не сорвался и не поставил под угрозу самое дорогое, что у него есть. Он шёл к нему не для того, чтобы извиняться, а чтобы насильно взять и пойти на прогулку, но когда увидел, то понял, что должен стоять на коленях и вымаливать прощение.

Первым отстраняется Чонгук, потому что Чимин головой крутить начал. Оба тяжело дышат и не могу перевести дыхание. Чимину безумно жарко, потому что он ещё в одежде. Чонгук косится на неё, голодным зверем облизывает, но Чимин, оттолкнув его от себя, сползает с кровати и судорожно расстёгивает верх. Чонгук, выгнув бровь, вопросительно смотрит на раскрасневшегося Чимина.

— Что? Неужели ты думаешь, что на нашу прогулку я пойду потным. Я сейчас немного приведу себя в порядок, а потом ты покажешь сюрприз, который я хочу с нетерпением увидеть, — Чонгук ещё больше удивляется. Встаёт с кровати и, поймав снимающего блузу омегу, прижимает к зеркалу.

— Ты согласен на прогулку? — Чимин, который застрял в рукаве, пытается стянуть блузу. Чонгук, усмехнувшись, решает помочь ему.

— Спасибо. И да, я действительно хочу посмотреть то, что ты для меня приготовил. Надеюсь, там не будет пыток?

— Если ты сам не попросишь, — улыбается Чонгук, пока Чимин выпроваживает его из комнаты. Он оставляет лёгкий поцелуй на щеке и, довольный результатом, выходит.

Он его не простил, потому что его прощение заслужить надо, но и прогулку не прочь совершить, чтобы проветриться и понять, каковы цели альфы. Чимин быстро ищет, что ему надеть и останавливается на кремовой блузе с закрытыми рукавами и горлышком. Он чуть не падает, когда натягивает штаны и смотрит в зеркало. Он на скорую руку делает макияж и, довольный результатом, выходит, не найдя Чонгука за дверью. Он спрашивает у стражников, где он, на что они отвечают, что господин сказал ждать его на улице. Так Чимин и делает, схватив тёплую накидку, он бежит вниз по ступеням, чуть не сбивая ничего не понимающего Бека, ведь тот думал, что омега давно ушёл.

Чимин второй раз за день сбивает омег и даже переворачивает поднос с едой, за что получает крики от Сехуна, проходившего мимо. Он добегает до заднего двора и ждёт. Он не хочет говорить и думать, что у них произошло с Чонгуком, но горящие губы сами говорят за себя. Омега прикладывает пальцы к губам и резко одёргивает их, когда видит идущего к нему Сокджина. Он как-то неряшливо ему кланяется и отворачивается.

— Со мной не надо любезностей, не люблю такое, — разъясняет альфа за поклон. — Ты куда-то собрался? Интересно, а Чонгук…

— Он идёт со мной, — выпаливает Чимин и зло смотрит на альфу. Тот ещё прошлый раз ему не понравился.