это ли ты чувствуешь? (1/2)

Тэхён который раз поднимается по знакомым ступеням и идёт в комнату, которую выучил вдоль и поперёк. В его руках небольшой мешочек, в который что-то завёрнуто. Он не показывает радости, но невольная улыбка всё равно касается губ. Омега доходит до любимых покоев и, удостоверившись, что снаружи никого нет, стучит костяшками руки. В ответ слышится тихое «войди». И Тэхён, вновь улыбнувшись, заходит внутрь.

Хосок сидит за столом, снова заваленным бумаги. Тэхён как-то сказал, что может прибраться, но все попытки альфа жёстко пресекал, не больше от недоверия, а как от собственной паранойи. Брови, что были сведены до прихода омеги, принимают исходное положение и лёгкая улыбка красуется на губах. Альфа откладывает бумаги и просит Тэхёна не стоять у дверей, а подойти к нему.

Тэхён радосто кивает и подходит ближе. Он ставит свой предмет на стол, а сам садится на колени альфы. Тот наклоняет его к своим губам и нежно целует в лоб. От такой нежности Тэхёну хочется пищать, но он сдерживает свои порывы. Хосок закрепляет руки на его пояснице и ехидно улыбается, заметив, что омега не просто так к нему заглянул.

— Соскучился по мне? — Тэхён выгибает бровь и наклоняется ближе к лицу Хосока, тот сразу серьёзное лицо принимает и лишний глоток сделать боится. Омега обхватывает ладошками грубое лицо альфы и оставляет еле уловимый поцелуй, хотя, даже поцелуем это нельзя назвать. Омега просто на некоторое время задерживает свои губы на хосоковых и, покрывшись краской, отпрял.

— А как вы думаете, мой господин, — по-змеиному шепчет Тэхён и улыбается. С недавних пор они договорились наедине разговаривать неформально, но Тэхён не может избавиться от привычек прошлого.

— Думаю, что дико, — Хосок резко разжимает руки на пояснице. Тэхён, испугавшись, резко цепляется на рубашку Хосока и тянется к нему. Омега наваливается всем телом на грудь, пока альфа смеётся и поглаживает Тэхёна по спине, не ожидавший подобного омега сжимает в своих тесках шею.

— Зачем ты так? — бурчит он куда-то себе в руку. Хосок задирает голову и снова смеётся. Он стал смеяться с появлением Тэхёна в его жизни.

— Так зачем ты пришёл? — будто не слышая вопроса Тэхёна, спрашивает Хосок. Тот, немного помявшись, отпускает альфу из своей пусть не стальной, но сильной хватки.

— Помнишь, я говорил, что принесу мазь, — Тэхён тянется к принесённому мешочку и, размотав тот, показывает коробочку. — Она тебе поможет, — омега поднимает свои глазёнки, полные надежды. — Я буду мазать тебя днём, а вечером…

— Вечером ты тоже, — альфа большим пальцем очерчивает линию подбородка, доходит до нижней губы и оттягивает её. Любуется, и зверя дразнит. Тэхён убирает назойливую, но такую любимую руку, встаёт на пол.

— Как получится, а сейчас раздевайся.

— Ого, — Хосок встаёт с места и расстёгивает пуговицы. — Я не думал, что ты снова захочешь, но если ты такой голодный, то я…

— Боже мой, что ты несёшь? — возмущается Тэхён и краснеет, когда альфа остаётся без рубашки, в одних штанах. — Я не то… Не я… Оно это… Чёрт возьми, Чон Хосок, если я захочу переспать с тобой, то скажу это, — Тэхён, не ожидавший такого от самого себя, замолкает и смотрит на улыбающегося альфу. Хосок подходит к нему и треплет по волосам, лохматя те.

— Ладно, не буду тебя смущать, давай, приступай, — альфа вальяжно разваливается на диване и расставляет ноги. Тэхён молит сам себя, чтобы сдержался.

Подходя к альфе и садясь между разведённых ног, создавая довольно интимное положение, Тэхён открывает крышку и только сейчас всматривается в уродливые шрамы по всему телу. А Хосок внимательно рассматривает его лицо. Омеге даже не противно касаться его, он наоборот аккуратно, будто может навредить давно остывшим ранам, водит пальчиками, размазывает. Хосок глядит на его полуопущенные веки, подёргивающие реснички, запечатлевает улыбку, ложащуюся на мягкие губы. Хосок не заслужил такого, он точно ещё поплатится, что лучший омега достался ему, но ведь альфа привык к постоянно борьбе, поэтому любого демона побороть готов.

Тэхён, закусив нижнюю губы, поднимается выше. Его глаза бегают от одного клочка тела к другому. Ему так хочется расспросить Хосока, кто посмел такое с ним сотворить, почему альфа не предпринимал попыток излечить это, или же просто послушать его голос, а не сидеть на коленях и водить пальцем, очерчивая ореал соска. От такого у него щёки пунцовые и сжигают. Хосок всё видит и усмехается, ему нравится видеть смущающегося омегу, в такие моменты тот непредсказуем: он либо готов коготочки впустить и закричать, либо смутиться и отвести взгляд. И от этих двух образов альфа без ума.

Они не говорят о том, что их гнетёт, они не хотят думать, что будет за эту связь. Они просто питаются друг другом. Когда у Тэхёна есть свободное время, то он тайком пробирается в покои альфы или находит предлог, где он и проводит несколько часов, но спать обязательно надо придти к себе. Даже, если Хосок злой и чем-то расстроен, какие-то проблемы наваливаются на него, то он не прогоняет омегу. Тот просто может лежать на его кровати и всматриваться в то, как он работает, иногда даже засыпал, но крепкие руки вырывали его из сна. Тэхён не расспрашивал про то, что так мучает Хосока, потому что всё и так понимал, это тому и нравилось в нём, его понятливость, ведь Тэхён ни разу не влезал в неприятности или выводил альфу на конфликт. Тот смиренно ждал, пока он успокоится, а Хосок долго злиться не мог.

Ему страшно, что может произойти, но их риски осознанны, каждый понимает, что в итоге обоим грозит смерть, но Хосок, как и обещал, решит эту проблему, пока она сама не решила себя. Он хочет дать омеге всё, что тот только захочет, а главное в списке, — жизнь, вполне реальная жизнь, где есть он и Хосок, где их не ждёт смерть, а грозит безопасность. Для Хосока Тэхён и есть та самая жизнь, даже если когда-нибудь их сердца перестанут биться, то альфа продолжит любить это существо.

— Хосок, — тихо шепчет омега, вырывая Хосока из свои мрачных мыслей. Он сталкивается с заинтересованными глазами, что смотрят куда-то ему в бок. — А почему так неровно, — Тэхён аккуратно обводит пальцем шрам на левом боку. — Ведь это не похоже на кинжал, что, какая-то пуля?

— Эта пуля предназначалась Чонгуку, — Хосок больше не может смотреть, как омега сидит меж его разведённых ног, поэтому усаживает на место, куда более приятное, — свои колени. — Я хотел его спасти, но, как видишь, неудачно.

— Ах, он погиб?

— Да, — совершенно серьёзно отвечает Хосок, пока до Тэхёна доходит имя его императора.

— Чёрт, — ругается омега, — надурил, я тут надумал. Да наш господин здоровее всех здоровых. А я слишком эмоциональный и глупый, — качает головой омега. Хосок кладёт свою широкую ладонь на слегка пухленькую щёчку и большим пальцем поглаживает.

— Хочешь послушать эту историю? — Тэхён, не долго думая, соглашается. Он слезает с колен и садится под правый бок. Он намазал не все места, поэтому, уложив макушку на плечо альфы, он вслушивается в рассказ.

— Я никогда не забуду тот день. Нам тогда было по двадцать два года, и это была наша самая страшная битва. Была середина декабря, но снег так и не выпал…

***</p>

семь лет назад</p>

— Чонгук, ты сошёл с ума, — пытается докричаться до друга Хосок, но из-за дождя это плохо выходит, к тому же бушующее море разыгралось не на шутку. Поэтому, пройдя через толпившихся людей и постоянно убирая мокрые волосы со лба, Хосок наконец-то нагоняет Чонгука. Тот, скрестив руки за спиной, не вытирая капли с лица, потому что это бесполезно, стоит и смотрит своим бездонным взглядом в ночную борьбу. Под ним волны о скалы ударяются, над ним ветер свищет и сорвать пуговицы пытается, рядом с ним крики и копошение. Но он не отнимает своего чёрного взгляда от морской стихии. Сражаться под дождём ему не первый раз, привык. Но сражать по приказу безмозглых командиров, что не смыслят даже в элементарном, он не намерен.

Ладонь друга ложится на его плечо, а он всё так же всматривается и, кажется, вслушивается в происходящее. Он будто старается понять, что остаётся ждать, каков будет исход, на чьей стороне окажется победа. Хосок что-то говорит, просит отойти, потому что погода разыгралась и точно хочет их прикончить. Но Чонгуку всё равно, надо будет, он и погодой повелевать станет.

Сощурив глаза и смотря в одну точку, которая для него звезда-спасение, Чонгук резко воспрял. Он поворачивается лицом к Хосоку и, схватив его за плечи, спрашивает:

— Сколько у нас людей? — Хосок смотрит в ответ, видит, как в глазах Чонгука что-то вдруг вспыхнуло, и ему обязательно надо поддержать эту искру.

— Да три сотни, не более, — быстро отвечает он.

— Пушки?

— Смешной ты, их после сегодняшнего вообще нет, — Чонгук отталкивает от себя Хосока и, приложив к губам указательный палец, снова думает. Думает долго и мучительно, где-то рядом сверкает гроза, раскрывая силуэт Чона. Тёмный, как и эта ночь.

— Внимание всем, — его голос звучит громко. Он тот, кто смог перекричать стихию. Собравшиеся воины слышат голос своего командира и подходят ближе. — Я хочу, чтобы люди, которые являются артиллеристами, корзинщиками, теми, кто знает, что такое латать, выливать и варить, были заняты в создании новых пушек.

— А из чего ты будешь их делать? — кричит подошедший Хосок.

— Друг, — ласково обращается он к нему, а крупные капли продолжают стекать по лицу, пока злой оскал портит некогда сосредоточенное и спокойное лицо. — Я не просто сделаю пушки, я увеличу их число. Там, — он показывает в сторону чёрного, туда, где ничего не видно. — Есть дивное место, у людей там храмы есть, у кого-то и в доме найдётся то, что нужно для отлива.

— Посягнуть на место, где Бог… — начал один из голосов, наверное, шибко верующий, ну или же просто самоубийца.

— Я и есть Бог, — ревёт Чонгук и гром, будто услышавший повеление своего господина, разрывается с бешеной силой.

На следующий день работа идёт с новой силой. Властный голос и само присутствие Чонгука в рядах армии даёт каждому толчок не сидеть, а действовать, поэтому каждый занят своим делом. Хосок всё ещё не верит, что это реально происходит. Чонгук хочет сотворить нереальное. Альфа понимает, что это работа не одного дня, даже не недели, но у Чонгука свои планы. Если его люди не успевают, то каждого тот сбросит со скалы, смотря, как тело парит в воздухе и разбивается о торчащие скалы. Это придаёт уверенность и работоспособность. На вопрос власти, что Чонгук удумал, тот отмахнулся и сказал им не лезть, ибо он творит историю, а те своим чёртовые фамилии и так впихнут за счёт жирной жопы, так и выразился и даже не покраснел. Ему было плевать, что с ним могут сделать, потому что его глаза наполнялись темнотой, она поглощала его с каждым грёбаным днём и выходила наружу, если что-то шло не так, и снова уходила, ждала, пока наступит её час. И он настал.

Спустя неделю.

Было безумно жарко. В одной рубашке и штанах Чонгук помогал оставшимся доделывать укрепления и делать маскировку для пушек. Он приумножил их число, потому что те пушки, что списало правительство, его люди смогли залатать и сделать подходящими для видения боя. Хосок, что тоже изнывал от жары, сидел и усиленно чистил ружья, проверял: все ли боеприпасы на месте. Никто из этих людей не думал даже присесть для отдыха, каждый из них был погружён с головой в работу. Больше всего их дух подкреплял сам Чонгук, он стоял рядом с ними, мазался в грязи и пыли, не жалел своих сил и помогал всем, чем мог и всем, что знал сам. Где-то ему самому рассказывали более опытные в этом деле, где-то он смел возразить и даже наказать, но всем было достаточно увидеть его смертельный взгляд, от которого холодно становится, вмиг седеешь и больше не смеешь и глаз поднять, слова против высказать.

Сегодня день, когда Чонгук хочет совершить свой план, а враг прямо-таки и слышит его. Именно сегодня, когда у них всё готово, а высшее командование стоит где-то вдалеке и смотрит на скорый бой, Чонгук не сводит глаз с нескольких точек, виднеющихся на море. Вскоре эти точки становятся кораблями. И они все ближе и ближе подходят, но Чонгук сигнала «огонь» не выдаёт. Он стоит так же, как и несколько дней ранее, но только теперь не в море, а во взгляде играет настоящая буря, она сменяется чем-то новым, неизведанным. Сердце Чонгука бьётся, ему кажется, что он его лишился, лишался каждый раз в новом бою, но сейчас оно бьётся, как сумасшедшее, заставляет пламя на дне глаз разгораться, являть днём ночь.

Где-то рядом стоит Хосок, Чонгук его затылком чует. Нервничает, хоть этого и не показывает, альфа может чувствовать чужие страхи, волнения, переживания или наоборот радости, и его друг от этого не застрахован. Хосок просто не создал прочную броню, через которую Чонгуку будет тяжелее видеть его настоящего. Рядом верные воины, что не понимают, почему Чонгук медлит и не даёт сигнала атаковать. Но он ждёт, его Монстр просыпается, широко раскрывает пасть и смотрит на врага, который уже готовится атаковать, но это ни за что не остановит альфу.

Он неторопливо поворачивает голову к воину, что сидит справа от него и, легко улыбнувшись, возвращает взор на синюю гладь, что кишит вражескими кораблями. Это веселит Чонгука, но его весёлость исчезает мгновенно, будто он провёл рукой по лицу и всё сразу исчезло. Он становится каменным, ничего, кроме азарта нет в его глазах. Для него игра на жизнь начинается. И он уверен, что сегодня не оплошает.

— Отклонение по ветру… Поднять на двадцать четыре дюйма, — сидящие возле пушек люди начинают суетиться и выполнять приказ Чонгука. — Один градус — пятьдесят минут, — продолжает командным голос Чонгук раздавать приказы. — Заряд и линии те же, — глаза Чонгук сощуриваются, язык судорожно лижет нижнюю губу и он отдаёт команду за командой: — Убрать загородки, — он смотрит прямо в то место, куда враг приставил свою оружие. Чонгук потопит их, всех искупает. В ванне крови. — Заряжай, — и механизм начал работу. Один человек подаёт, другой заталкивает ядро, ещё один трамбует, четвёртый зажигает фитиль.

Пламя в глазах загорелось, как вылетевшее ядро. Пожар начал полыхать. Чонгук ничего перед собой не видит и не слышит. Он даже не понимает, откуда прилетает пуля, ему плевать, потому что всё его внимание сосредоточено на враге. Он видит, что некоторые ядра не достают, но это часть его плана, боеприпасов и так мало, но это того стоит. Он специально заманил врага настолько близко, насколько мог и открыл огонь. Те не ожидали, что здесь будут установлены орудия, потому что ещё недавно они их разгромили. Он доволен собой, он видит, как враг ошеломлён, как пытается что-то предпринять, но уже поздно. Пусть их ранение несерьёзное, пусть лишь пара ядер попало, зато Чонгук сделал главное — показал, что они сдаваться не намерены и запугал, потому что сделать из нескольких разбитых орудий несколько, этого точно не мог ожидать враг. Момент неожиданности достигнут.

Чонгук кривит рот в сухой ухмылке и, подойдя к Хосоку, который всё ещё был поражён тем, что они выжили под натиском вражеских кораблей. Чонгук берёт его за плечо и, всматриваясь в светлое, ясное небо, произносит:

— Через сорок восемь часов, брат, мы одержали победу. Вражеские корабли были оттиснуты и напуганы. Они, поджав хвост, убегают. За это надо выпить.

— Ты сумасшедший, — выпаливает Хосок и даёт в руки довольного Чонгука чашу с кислым вином, а лучшего им не выдают. — Командование будет в бешенстве.

— Сука всегда недовольна, когда её течный зад не вылизан. Я не собираюсь этого делать. Они не захотели играть по моим правилам, так я устроил свои. И, — Чонгук показывает пальцем в сторону удаляющихся кораблей, — как можешь заметить, весьма успешно.

— Эти старики будут уродами, если снимут тебя.

— Пусть попробуют.

И у них получилось. Но только они не вывели Чонгука из строя физически, а заставили его морально страдать. Он сидит на всё том же выступе и смотрит в никуда. Рядом садится такой же разбитый Хосок и даже не задёт вопросы другу. Командование было в бешенстве, несмотря даже на то, какую первую блестящую победу одержала армия, а вернее Чонгук. Ещё вчера они не разрешили атаковать противника, а сегодня полегли люди. И всё из-за того, что Чонгук начал своевольничать и спасать своих братьев. Но никому до этого нет дела, потому что они не пекутся о потерях, им важнее другое — слава и богатство, которым их осыпят и осыпают, ведь из-за неудач они и кормились, просили большего, но не отдавали ничего войскам. Вот и пришли к концу. Блестящую победу затмила жажда старых маразматиков, пекущихся только о своём кармане.

Это был большой удар для Чонгука, потому что и так небольшой отряд сделался ещё меньше. Да что уж говорить, если даже тела по-нормальному не вынесли с боя, некоторые так и оставили лежать, и как бы Чонгук не ратовал за это, его слали матом. И сейчас он, который недавно радовался первой победе, сидит, стиснув зубы и сжав в руке два камня, которые, кажется, крошится начинают, а кровь только их орошает. Альфа поверить не может, что такое действительно происходит. И ведь сделать против того, кто выше его, он ничего не может, потому что «не дорос», слишком юн. Но Чонгук хочет разрубить эти верёвки, ему надоело, что над им постоянно насмехаются и говорят, что он молод и одерживать величайших побед не может, что не способен он понять тех, кто давно служит императору.

Конечно, он их не поймёт. Он их убьёт в скором времени.

— Сегодня, — каким-то не своим голосом начинает говорить Чонгук, а Хосок улавливает каждое слово. — Ночью мы дадим бой. Будет одно условие: если мы проиграем его, то я сложу оружие.

Хосок усмехается, но ничего не отвечает, потому что он знает, скорее земля падёт, рай и ад поменяются местами, но Чон Чонгук никогда не сложит оружие, поэтому альфа уверен, что сегодня из ждёт запах кровавой победы.

И снова дождь. Снова он крупными каплями ложится на смуглое лицо альфы. Чонгуку не поступало распоряжение начинать осаду крепости. Он снова на свой страх и риск действует. И должен сделать это наверняка. Сейчас он возьмёт их главных оборонный пункт, а сама крепость падёт. Он надевает утром свежую рубашку, удивляется, что та так свежа. Здесь стрел нет, тут есть пули, поэтому если она попадёт, то его ничего не спасёт, даже материя. В доспехах сражаться только на больших расстояниях, когда масштаб битвы больше, а здесь, когда в паре метров от тебя крепость, которой нужно завладеть, никакие доспехи не помогут. Чонгук переводит взгляд на друга, что надевает перчатки и свежую одежду. Они снова готовы сразиться со смертью.

Чонгук раздаёт последние указания, приказывает держать знамя империи как можно выше и, окинув ночную местность злым взглядом, Чонгук приказывает начинать. Он предполагал, что план может оказаться неудачным, что за такое его могут казнить, но сейчас для него это не играет никакой роли, когда он, с горсткой своих людей бежит под градом пуль. Никто ничего не видит, но для Чонгука всё ясно, как день. Он ведёт всех за собой, слышит, как кто-то кричит от боли, видит несколько пушек и, схватил Хосока за шиворот, кричит, потому что погода пытается заглушить его крики.

— Когда выстрелит оружие, то начинай считать, Хосок, не останавливайся, — Хосок кивает и теперь слушает, когда произойдёт очередной залп, чтобы начать.

Один,

Чонгук корчится от боли, потому что пуля попала в плечо, но он соскребает себя с земли и идёт дальше. Даже не оглядывается, чтобы понять, где его воины, потому что знает, что они сейчас идут бок о бок с ним, ни за что не повернут назад, это самые преданные и верные люди, что у него остались в распоряжении, а если кто-то и остался, то это убитые, которых на этот раз Чонгук похоронит, как подобает воину.

два,

Очередной залп. В крепости три пушки, которые открывают огонь. Чонгук только раз слышал о применении этого оружия и вот сейчас он с ним познакомился. Он как-то прочёл: «Снаряд состоял из шпигеля со стержнем, на который надевался холстинный мешок или сетка со сферическими пулями. Мешок, туго обмотанный веревкой, связывался у головки стержня и осмаливался. Такое устройство позволяло сохранять цилиндрическую форму снаряда и было удобным для заряжания орудия, к тому же такой снаряд меньше разбивал стенки ствола». Это была картечь, заряд разрывает и посылает несколько пулек. И это очень действенно, потому что убивает мгновенно и мучительно, можно получить несколько ранений.

три,

Альфа убирает со лба грязь, потому что снова споткнулся и упал. Небо особенно гневается сегодня. И, если кто-то посчитает, что это боги злы на постоянное пролитие крови, то Чонгук знает, что они воспевают так его победу. В ней он совершенно был уверен.

четыре,

Ему кажется, что несколько метров переросли в километры, потому что дорога не убавляется, а Хосок кричит «четыре». И Чонгук понимает, что кричит он не для того, чтобы каждый услышал, а потому что самого ранили. Потерпи, брат, скоро всё закончится и я лично зашью твои раны, мы вернёмся в Хузур победителями, только не теряй сознание, продолжай идти дальше, — проносится в мыслях Чонгука. Хосок будто его слышит и, набравшись сил, кричит вновь, но уже не от боли, а от предвкушения скорой победы.

пять,

Чонгук заставляет себя не оборачиваться, чтобы бушующее сердце не заполонил этот звериный огонь. Вот он, Монстр просыпается и не понимает, почему Чонгук не позволял ему раньше восстать. Сейчас он бежит вместе с ним, когтями впивается в мокрую землю и вырывает её куски, рыча и злясь. Снова новые крики, перемешался и свой, и чужой, Чонгук не понимает, какой приказ отдаёт, но все мгновенно ложатся. И теперь он понимает, что постоянно отдавал приказ, когда вылетало ядро, что надо ложиться.

шесть,

О, как долго и мучительно даётся победа. Они его выгрызают, вырывают. И это они только бегут, неизвестно какой бой их ждёт, когда они заберутся наверх. Там начнётся ещё одно кровопролитие. Чонгук не видит, но чувствует где-то рядом Хосока, который шепчет, словно молитву, что спасёт, заветные числа.

семь,

Новый взрыв и стон.

восемь, девять, десять,

Чонгук чуть ли не орёт, потому что ноги отказываются идти. Он достаёт свой меч и, оперевшись на него, взбираться пытается.

одиннадцать, двенадцать, тринадцать,

Он говорит, что скоро всё кончится, что скоро он перестанет слышать крики и предсмертные вздохи. Осталось немного.

четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать,

Ненавистный дождь застилает глаза, отросшие волосы, которые Чонгук отрезает мечом, валятся на землю, на которую ступает сапог, весь перепачканный в грязи. Они либо станут утянуты этой землёй, либо приделают крылья.

семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать,

Он не верит, что проходит всего двадцать секунд, какие-то жалких двадцать секунд. О нет, проходит вечность, несколько эпох сменяют друг друга, уже совершенно иной мир, уже давно поменялась власть, а Чонгук всё продолжает бежать, даже не видя, но точно зная, куда точно. Он борется не против живых людей, а против стихии, он кричит на дождь, чтобы тот перестал оплакивать его воинов и перешёл к врагам. И разрывающийся гром даёт ему будто ответ.

двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре,

Он уже карабкается, кричит от боли в плече, скалит зубы. Монстр, вырвавшийся на свободы предчувствует, что скоро сможет отведать лучший кусок. И Чонгук позволит ему наесться, потому что сам до жути голоден. Хосок, который сам выглядит не лучше, также карабкается вверх, к заветной целе и позволяет своим демонам окутать себя. Он никогда не славился спокойствием в боях, что сейчас и демонстрирует.

двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь,

Рука Чонгук хватает дуло ружья и отправляет вместе с человеком назад, Чонгук перекидывает его за спину, а сам принимается убивать.

Двадцать восемь.

И он наверху. Тяжело дыша, промокший до нитки и с несколькими ранениями он всё-таки дошёл. Теперь он играет бешено. Закричав, он сразу бросает за опешившим врагом, втыкая меч в глаз и у него хватает секунды, чтобы прокрутить его несколько раз. Он вынимает оружие и стремится к следующему. Вокруг него его люди так же, как и он сам, не зная пощады, рубят. Повсюду слышны крики, но уже не его людей, а чужие, вражеские. Чонгук ведёт танец смерти, он заявился сюда незваным гостем, но забирает почётное место и всё внимание себе.

Он теперь всё ясно видит, его пряди волос не мешают впредь, а глаза, полные черноты, рыскают в поисках новой жертвы. И находят постоянно её из-за страха, она хочет убежать, а Чонгук хочет убивать. На этих людях Чонгук срывает всю свою злость, что копилась несколько месяцев об бездействия и безалаберности командования. А эти бедняги платятся и за это, и за своё упорное сопротивление, жаль, что из них никто не расскажет, что за зверства может творить Чон Чонгук и каким образом он блуждает во тьме. Хотя, Чонгук одного оставит, чтобы другим рассказал. Лишит его только руки, в знак того, что и он мечен им.

Бой не прекращается долго, поэтому выдыхает Чонгук с облегчением только спустя несколько часов. Ему удалось с горсткой людей забраться сюда, лишить врага укрепления и теперь крепость сдастся, потому что сражать больше некому.

К Чонгуку подходит Хосок, точнее ковыляет, он видит рядом с собой тело, что куда-то ползёт и, не долго думая, вонзает меч ему в горло. Чонгук скалится и подходит к нему.

— У тебя такой точной удар, — Хосок на это смеётся, странно видеть его смеющимся, но вполне нормально после того, что они пережили.

— Теперь про тебя все будут говорить. Всего с сотней людей мы здесь. До сих пор не верю, — говорит Хосок и смотри вокруг. Он не замечает, как одна дрожащая рука, ещё способная нажимать на курок, пускает пулю. Он понимает слишком поздно. Только когда Чонгук падает перед ним на колени, а позади добивают мерзавца.

— Чёрт, — Чонгук стискивает зубы. Боль невыносимая. Он никогда не получал такую. Она ему в новинку, но это не радует его, потому что он готов орать от того, как ему сейчас плохо. Хосок, что даже не обращает внимание, что и его немного задело, валится на колени перед телом друга и придерживает рану, которая всё больше становится.

— Не умирай, слышишь, — вторит он каждый раз, пока руками разрывает одежду и с ужасом смотрит на окровавленное тело. Пуля не так сильно задела его, как те раны, что были получены немного раньше.

И он молчал.

***</p>

— И он молчал и ничего не говорил, а продолжал убивать. Короче, — заключает Хосок и целует внимательно слушающего Тэхёна в лоб. Тот был впечатлён рассказанным. Он никогда не был на войне и не мог знать, что это такое, но рассказ Хосока, будто отправил его в самое пекло. Ничего, кроме приоткрытого рота и широко раскрытых глаз не выходит из Тэхёна. — Было тяжело, но ему помогли, — заканчивается альфа.

— Ты помог, — сразу догадывается омега и встаёт на ноги. Он ещё долго будет переваривать сказанное. И, конечно же, не будет скрывать своего восхищения и ужаса. Хосок притягивает вновь его к себе под недовольный писк. Омега не может оторвать взгляд от янтаря напротив. Искры в нём начинают ему улыбаться, человек живёт в Хосоке, до которого омега обязательно достучится. Он обхватывает его лицо и оставляет поцелуй.

— Мне надо идти, прости, но ты должен понимать, — альфа кивает. Кому, как ни ему понимать. — Мажь, пожалуйста, и не забывай, — Тэхён поправляет свою одежду и кивает в сторону мази. Хосок обещает, что выполнит любой приказ омеги, это выводит того на улыбку и, ещё раз утянув Хосока в поцелуй, полный нежности и тепла, Тэхён выходит из покоев, попутно выпивая что-то. Благодаря неприятному отвару он может заглушить чужой запах на себе.

Пока они прячутся, но омега надеется, что когда-нибудь луч света озарит его тёмное царство.

***</p>

Чимин гипнотизирует стену перед собой, даже не обращая внимание, что Тэхён уже несколько минут стоит над ним и просит переодеться. Омега не хочет его слушать, поэтому швыряет в него подушку. Возмущённый таким поведением Тэхён слегка, но очень точно, даёт подзатыльник. И это возвращает Чимина в реальность.

— С ума сошёл? — кричит он и трёт больное место. Тэхён же, сложив руки на груди, хмыкает.

— Я до тебя достучаться не мог, — уже спокойнее объясняет омега. Тэхён хоть и не показывается, но теперь боится, потому что Чимин знает его секрет, но он уповает на милость богов, что омега будет нем и никому ничего не расскажет. Ему стоит быть осторожнее.

Чимин канючит и валится мешком на кровать. Тэхён на такое закатывает глаза. Как бы он не старался, но обуздать этот характер чертовски сложно. С ним нужно работать и работать. Теперь он понимает, почему Чонгук выбрал именно его. Да потому что это маленькая копия его, только омега немного поспокойнее.

Сейчас он пришёл собрать его на завтрак с господином, потому что тот повелел провести его в обществе омеги. Тэхён объясняет, что каждый, кто состоит при омеге, лишится головы, если он не выйдет и не составит компанию Чонгуку. Но Чимину всё равно, чья именно голова полетит, если бы это был Чонгук, то он бы сразу отправился и посмотрел, как тому рубят её, а так неинтересно.

В конце концов терпение Тэхёна кончается и он тащит вниз Чимин за щиколотку. Омега только глаза успевает раскрыть, когда оказывается сидеть на твёрдом полу и трёт ушибленное место.

— Я сказал, что только через его труп я пойду к нему есть. Я ему кто? Муж, омега? Я пленник, — кричит Чимин перед лицом Тэхёна и идёт в сторону балкона, где проводит уже который день. Там он старается не думать о Чонгуке и ненавистных ему мыслях, к тому же Сехун и Тэхён приносят ему книги и еду, что вполне достаточно, чтобы коротать время в этом аду. Чонгуку его брата достаточно, у них одна кровь, поэтому Чимин не видит смысла давать ещё свою.

— Бек скоро приедет, он тебя…

— Он уже здесь, — очень перепуганный Сехун пришёл в покои омеги и, закрыв за собой дверь, удерживает её спиной. — Ты почему не сказал, что он должен приехать? — обращается альфа к невозмутимому Тэхёну.

— Надо же, как ему не терпелось увидеть тебя, — хихикает омега и тычет пальцем в грудь альфе. Чимин привлекает этот разговор, поэтому он разворачивается и возвращается в комнату.

— Я что-то не знаю? Кто такой Бек? — он смотрит на улыбающегося Тэхёна, а потом на волнующегося Сехуна, сердце которого, кажется, ниже пяток упало.

— Его муж, — большим пальцем указывает на взволнованного альфу, который волосы на голове начинает рвать. — Они разводятся каждый день и мирятся каждую секунду. Сумасшедшая парочка, а ещё этот, — Тэхён всё также указывает на Сехуна, что побледнел. — Боится его до жути, потому что Бек ужасный супруг во всех смыслах.

— Стоп, у тебя есть муж? — Чимин ничего не понимает. Он хочет начать с самого начала.

— Ты только это услышал? — вопит альфа, который похож на истеричку. Он нервно наматывает круги по комнате.

— Да, ещё у Бека ужасные способы воспитания. Если я тебе давал только пряник, то у него только кнут, — зло шипит Тэхён в сторону начинающего злиться Чимина.

— Подумаешь, с ним тоже справлюсь, — Сехун мычит от таких слов и бьётся будто в припадке. Кажется, ему совсем не смешно.

— Короче, одевайся и ступай на завтрак, иначе тебе не поздоровится, — Чимин тяжело выдыхает и, хныкая, напяливает ненавистные наряды и даже что-то с лицом делает. Сехун, над которым постоянно смеялся и подшучивал Тэхён, выглядел бледнее смерти, но это не останавливало омегу.

Когда они вдвоём отправились в зал, где их ожидает Чонгук, Чимин решил закидать вопросами Тэхёна, но тот ни на что отвечать не захотел, поэтому просто пихнул его в спину, чтобы тот поторапливался и не испытывал терпение господина. Чимин только закатил глаза и ускорил шаг. Он был уверен, что сейчас накричит на Чонгука, скажет ему пару ласковых слов, но стоило ему появится в паре метров от него, настрой куда-то чудеснейшим образом улетучился, как и Тэхён, которого Чимин больше не ощущал за спиной.

Он видит только альфу, что сидит за длинным столом и о чём-то скучающее разговаривает со стоящим рядом Хосоком. Этот альфа темнее ночи, постоянно холодный и несёт за собой только смерть. Чимин и представить не может, чтобы Тэхён, это нежное и хрупкое создание, влюбился в него. Он вспоминает, как альфа ещё недавно трепетно целовал Тэхёна и понимает, что этот человек может быть таким только в присутствии омеги с ним наедине. Перед Чонгуком он серьёзный и готовый проливать кровь, а перед Тэхёном любящий альфа.

Омега сглатывает, когда бездонный взгляд устремлен на него. Он отводит глаза и пытается на чём-то сфокусироваться, но не выходит. Рядом с ним Чимин себя крошечным и беспомощным ощущает. Сил будто и не было, но стоит альфе что-то сделать не так, то волна захватывала Чимина и он готов рвать на нём кожу. Хосок кланяется и уходит, оставив Чимина на растерзание врагу. Но он головы не уронит, настолько высоко поднимется, что ни одна гордыня Чон Чонгука до него не доберётся.

— Я ждал тебя, кроха, иди сюда, — альфа хлопает по месту рядом с собой, а Чимин замирает. Чонгук улыбается ему, словно ничего никогда не происходило, словно он не отдавал ужасных приказов и не издевался над ним. Чимина воротит от происходящего, он даже забывает, как идти. Альфа заметно хмурится и повторяет приказ. Омега знает, что будет, если ослушаться его, к тому же он не хочет, чтобы кто-то из-за него пострадал, что бы он не говорил и не делал по отношению к тому же Тэхёну или Сехуну, но зла он им не желает, потому что те ни разу не делали его ему.