Часть 39 (2/2)
Когда в комнату заглянула Максимофф, то не смогла сдержать улыбки. Белая рука обхватила крепкий торс, в то время как крепкая мужская лежала на хрупкой спине и крепко прижимала к себе. В ногах, развалившись, лежал на спине Зевс, иногда смешно дёргал носом, а Фафнир дремал, прижимаясь к его теплому боку. Невинные объятия и перемирие между четверолапыми друзьями выглядели так мило, домашне... девушка не захотела рушить это. Тепло заполнило грудь и теперь требовало выхода. Она осторожно извлекла книгу из вход второй руки Александры, накрыла их с Кэпом пледом и тихо покинула комнату. Ее путь лежал в комнату брата. Захотелось просто и без причины крепко обнять Пьетро и сказать, что он самый близкий её человек. А может и ещё кого обнять, кто встретится на пути. Её любви хватит на всех. Она даже не станет ругаться на Лекс, когда она проснётся. Ну, разве что совсем немного пожурит и кратко отчитает. Честно-честно.
***</p>
Наверное, это было самое приятное пробуждение в жизни. Беловолосая хотела протереть глаза рукой, чтобы проще было их разлепить, но поняла, что её тело затекло. А ещё, что она не одна. Осматриваться уже смысла не было — она вспомнила, что около полудня они со Стивом уснули, и, кажется, проспали до самого заката — за окном были сумерки. Нос щекотал запах его одеколона, совсем ненавязчивый, но очень приятный и свежащий. Она потерлась щекой о его футболку, но, кажется, спал блондин всё ещё очень крепко. Ну конечно, почти три дня без сна из-за работы, а после еще волнения за неё, дуру.
Она осторожно встала с кровати и пошла к ванной комнате, попутно отметив отсутствие фамильяра и питомца. Скорее всего, Ванда забрала Зевса, чтобы выгулять и покормить, а Фафнир ушёл по своим делам или сопровождал ведьму. Ему нравилось наблюдать, как она колдует, хотя попытка поглотить её магию аукнулась ему изжогой... а Старку новым диваном в игровой. Короткий, но тёплый душ, свежая одежда. Футболку, одолженную у Клок, она кинула в стирку. Потом вернёт. Выбор пал на домашние шорты цаета вишневого вина почти до колен, свободные и удобные, а футболка чёрная. Её она как-то забрала у Стива, да так и оставила себе. Волосы были собраны в лёгкую косу, чтобы не мешали, а оголенные до локтя руки почему-то быстро начали замерзать. Она поспешила бесшумно вернуться под плед, положив голову куда-то возле сердца. И приятный такой звук.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
Так спокойно, размеренно. Но удары в какой-то момент стали немного чаще. Его рука легла на маленькое плечо, мягко поглаживая.
— Доброе утро. — Тихим, хриплым голосом, сказал Стив, и услышал переливы колокольчиков — его подруга отчего-то заливисто рассмеялась.
— Вечер, Стивен. Недавно был закат. — Она наконец перестала смеяться и уткнулась носом ему куда-то в ключицу. Её самый любимый жест доверия. Тёплое дыхание приятно щекотало кожу, вызывая табуны мурашек. — Тут так тепло... не знаю, сколько часов мы тут провели, но я бы проспала ещё столько же.
— Не имею ничего против. — Он сгрёб её в объятия, разместив тощее, но сильное тело полностью на себе. В позе эмбриона она без проблем помешалась на нем.
Она не отталкивала, но в то же время в её жестах и движениях не было ничего что можно было бы назвать интимным. Кажется, для неё это было нормальным и привычным. Они не впервые засыпали в одной комнате и даже одной постели, но раньше это не казалось чем-то неправильным. Раньше его сердце не наливалось таким жаром, когда она просто прикасается. А теперь...
Теперь всё неправильно. Слишком быстро всё случилось, слишком большая пропасть между ними, слишком невинной и маленькой она ему казалась. Слишком много слишком.
— Ты задумчив. Снилось что-то странное? — Она прислушалась. Его сердце то билось как бешенное, то становилось неожиданно тихим, замедлялось. Точно о чем-то волнующем думал. Должно быть, ему снилось прошлое. — Тебе снова снились сороковые?
— Нет. Просто думаю. О настоящем, о будущем. Что ждёт нас в этой жизни? — Он вздрогнул, когда случайно прикоснулся к оголенной спине. Ворот футболки сполз, оголяя плечо и часть лопатки. — Знаешь, это кажется мне странным. Разве друзья ведут себя так?
— О, ты просто не видел мои ночёвки у Дженни. Её брат и парень, которые были частью нашей тусовки, часто оставались с нами. Я была самой младшей, мне часто снились кошмары. Мы почти каждый раз засыпали все вчетвером на одной кровати. Мы обнимались, гладили друг друга по голове или спине, что-то напевали. Нам было всё равно — сколько сколько лет, какого мы пола. Это просто не имело значения, потому что у нас не было никого, кроме друг друга. Никогда в этом не было ничего пошлого, ничего неприличного. Мы были как братья и сестры. И это одно из лучших воспоминаний моего детства. Ещё одним хорошим воспоминанием стал Уэйд. Дженни была в него даже влюблена. Он иногда появлялся среди нас ненадолго, потом подолгу исчезал, но относился к нам всегда как к равным. Не считал нас детьми, видя, что все мы натерпелись и видели некоторое дерьмо, иногда помогал. Часто у нас бывали задушевные разговоры. Ребята думают, что он уже давно уехал куда-то или умер, а я не могу рассказать им о том, через что он прошёл. Уилсон бы точно не хотел, чтобы они видели его таким.
— Я даже знаю ещё одно твоё хорошее воспоминание. — Кончики пальцев нежно огладили холодную кожу блудного лица. — Бондо.
— Не забыл. — Немка улыбнулась, но после всё же заставила себя сбросить это приятное забытье. В голову стали возвращаться картины кровавой расправы. Как смеет она этими руками, которыми без милосержия резала людей, обнимать его — тоже запятнанного в крови, но куда более чистого и невинного, чем она в свои семнадцать? Это словно осквернение чего-то священного... Девушка неожиданно холодно даже для самой себя отстранилась от тёплого тела и села к мужчине спиной, взглядом ища что-то. Она нащупала в темноте телефон и сунула его в карман.
— Пойдём на кухню? Я чертовски голодна! — Нарочито весело произнесла она. Конечно же, это было ложью. Она не ела уже довольно давно, может, дня четыре, и до сих пор не хотела. Ещё одна причина этой слабости. За эти девяносто с лишним часов она только пила воду, чай, несколько раз глотала маленькие леденцы, да ещё ту печеньку, вкуса которой не ощутила. — Хочешь, я на скорую руку приготовлю что-то вкусное?
— Я не особо голоден. — Он покачал головой. Прекрасный момент остался в прошлом, и пришлось выбраться из тёплого пушистого плена. Интересно, когда они этот плед натянули на себя? Не просыпаясь, или это Лекс натянула, перед тем, как уснуть. — Ты снова сменила гель для душа?
Нос уловил новый запах. Вернее, целую смесь запахов. Почти непривычно, ведь обычно от почти детской кожи пахло какими-то цветочными духами.
— Я захотела что-то новое. Шампунь оставила с запахом кокоса, уж больно он мне нравится, а вот гель теперь вишнёвый. И кажется я совсем забыла о парфюме.
Она хотела взять флакон с тумбочке, но её рука была остановлена одной простой фразой.
— Не надо. — Блондин уже подошёл к двери. — Хотя бы не сейчас. Мне очень нравится этот запах. Он тебе подходит куда больше парфюма.
— Разве? — Она рассмеялась. Какой же Кэп иногда ребёнок. Как минимум смотрит на неё совсем как один мальчик, которого она случайно увидела — как на что-то новое и неведомое. Одновременно тепло и будто впервые увидел.
— Да. Ты так кажешься более настоящей. — Он мягко обхватил её руками, прижимаясь к спине. Лёгкий поцелуй в макушку. Самое большее, что он мог себе позволить в её сторону. — Пойдём, Ванда наверняка захочет присоединиться к нам.
— Тогда я точно что-то приготовлю. — Она натянуто улыбнулась, но мужчина не заметил этого.
На быструю руку были приготовлены совместными усилиями паста и шарлотка. Неожиданно к ужину присоединились почти все — сегодня, на удивление, было многолюдно. Не хватало только Роуди, Сэма, Пеппер и Нат. Даже Старк выполз из мастерской, как он выразился, ”на этот божественный запах яблок”. Получились весьма семейные посиделки: Тор постоянно шутил и рассказывал истории, Вижн, не нуждающийся в пище, с интересом расспрашивал, как именно, с какими пропорциями и ухищрениями готовила Лекс, Ванда даже не стала отчитывать подругу... пока что, при всех. Беннер рассказал о новом прорыве в своих исследованиях — его целью было разработать нечто вроде сдерживающей сыворотки. Подобные технологии уже существуют — ошейники, подавляющие сверхспособности, препаратов для инъекций, который на некоторое время блокируют силы, но сильно вредят здоровью. А он хотел сделать именно сыворотку, которая не сдерживает, а лишь приглушает. Для тех, кто не может себя полностью контролировать, но не хочет запираться в четырёх стенах, боясь навредить людям. Тони что-то в своих костюмах модернизировать начал, Пьетро был очень сонным и вымученным. Ещё бы, четыре часа, как с задания. Клинт поделился с Лекс новостью, что по случаю Рождества хочет всю команду пригласить к себе в гости, дабы отпраздновать в кругу самых близких. Пожалуй, тише всех себя вёл Роджерс, но это было как раз нормально. Интересно, а как бы вела себя тут Салли? Ей бы точно понравилось, девушка была в этом уверена.
Стоило только переступить порог комнаты и дать Джарвису команду запереть дверь и не пускать никого, как Лекс упала на кровать и обняла подушку. Она беззвучно рыдала в неё, то проклиная себя, то жалея. Одновременно понимала, что не могла иначе, что не сдержала бы в себе эту жгучую ненависть, но... но у этих людей могли быть семьи, любящие их дети. У неё тоже когда-то забрали так отца. Он погиб в Афганистане, а убил его кто-то такой, как Стив, или Роуди, или Клинт. Те, кому отдали приказ. Или кто-то, как она — желающий своему врагу смерти не чтобы выжить, а чтобы заполнить жгучую пустоту внутри. Но ведь эти люди забрали у неё семью. И её отец забрал у кого-то кормильца или даже мать. И дед занимался этим. Теперь это родовое проклятие перейдёт к ней.
Убивать тех, кого в подвал приводила Клокворк было проще. Их было, за что ненавидеть, ведь девушка чётко знала, кто они, сколько судеб сломали и кто будет по ним плакать. Там она взвешивать все за и против и воздавала человеку по его заслугам, как судья. Но разве она может взять себе это громкое прозвище? Разве имеет права судить кого-то, подвергать пыткаи и лишать жизни? Она не знает, что их привело к этим действиям, какие травмы и ужасы они пережили, как могут любить кого-то и жить какой-то идеей. Скольких же людей она лишила жизни, по своему желанию или нет? А сколько из них действительно заслужили свою смерть? Ведь достаточно, пожалуй, было сделать так, чтобы они просто не могли больше причинять кому-то боль. Ведь есть же в странах некоторых химическая кастрация для педофилов. А ещё лучше было набрать компромата и сдать с человеком властям. Такой своеобразный Бетмен — работать без убийств, может даже клеймить. Но теперь уже думать об это, пожалуй, поздно, ведь сделанного не вернуть. Конечно , она теперь может попытаться сделать всё иначе, только вот прошлое так и останется грузом, который она сегодня, правда, совсем немного облегчила — два часа, о которых она писала Стиву, были проведены у отца Бенедикта. Он знал абсолютно всё, вплоть до подробностей. Но всё равно отпустил ей грехи. Он не осудил, не начал её бояться, лишь печалился, потому что понимал: как бы потом за это девушка не расплатилась в мире ином, её муки начнутся уже сейчас.
Подушка в белых руках пропиталась слезами. Лекс почувствовала некоторое облегчение и сделала глубокий вдох. Её лёгкие наполнились запахом одеколона, тёплой кожи и чего-то напоминающего осенние листья. Запах живого человека.