Три (2/2)
— Точно.
… В одну из таких бесед, когда они засиделись за полночь с коньяком и половинкой лимона, Чонгук узнал интересующую его правду.
— А как же люди, которые из-за трудов твоих ребят лишаются бизнеса, семьи, той же репутации? — спросил он захмелевшего Нама.
— Похуй на людей. Мне это приносит деньги.
— Так просто? Ты про карму или бумеранг совсем ничего не знаешь, что ли? — Гук старается скрыть в пьяном голосе неприязнь к такой беспринципности.
— Карма? — издевательски смеётся шеф. — Завались, малыш, со свей кармой! Мне нужны деньги, чтобы оставался жив единственный человек, которого я люблю — мой отец. Всё! Пока я могу покупать для него самые действенные и дорогие препараты, помещать его в лучшую онко-клинику, я буду копаться в чужом грязном белье… И ты будешь в нём копаться! Тебе ведь тоже нужны деньги, не так ли?
Да, Чонгуку нужны деньги. Но совсем скоро долг будет покрыт. История не очень интересная, но Гук вынужден был её рассказать своему работодателю. Девушка, с которой он мучительно расстался из-за её постоянных сцен ревности и планомерных истерик, умудрилась обтяпать дело о насилии. И ведь очень может быть, что какой-то «специалист» типа Намджуна надоумил её: как быстренько фиксировать побои, якобы оставленные парнем (на самом деле свалилась со скейта); как позвонить девять-один-один и пожаловаться на головную боль и тошноту, когда всё тот же парень «очень сильно толкнул»; несколько раз обратиться в службу психологической поддержки, где подробно рассказать, как это изверг (да-да, всё тот же Чон Чонгук) изматывает её многочасовым насилием — а она же его «любит», поэтому терпит!..
Но ничего этого сам насильник и тиран тогда ещё не знал: он усердно штудировал учебники, стараясь сдать все положенные экзамены и зачёты с наилучшими результатами.
Но где были его мозги, когда на вечеринке по поводу окончания магистратуры они с друзьями так славно отрывались, что Чон и сам не понял, как оказался на одном диванчике со своей бывшей, страстно целуясь с нею? А она была такая милая, такая симпатичная, такая податливая и знающая, что и как Гук любит. А он из-за этих экзаменов уже два месяца был любим только своей рукой. Классика! Пьяный парень с плещущейся в глазах спермой — бери его и трахай, пока тёпленький!
Когда наутро Гуку позвонили из криминальной полиции и пригласили для беседы, он ещё слушал звон пьяных колоколов и гонгов в голове. Наскоро выпил аспирин, выпросил у друга, в чьём доме они веселились, зубную щётку и, не очень понимая, по какому поводу ему надо быть в полицейской управе, пошёл навстречу своему условному сроку. Там-то он и узнал от обвинителя о своём коварстве. Девушка с параноидальной методичностью собирала несуществующие доказательства насилия, побоев, угроз, преследований. Фотографии, распечатки, справки. Единственной правдой была… сперма Чонгука, которую девушка вчерашней ночью предъявила на освидетельствование, дополнив синяками на внутренней стороне бёдер и засосами там же. Чонгука, не стесняясь в выражениях, попросили выйти с санитаром, который весьма неделикатно взял мазок из его уретры. И вот, сидя рядом с назначенным адвокатом, вчерашний выпускник хорошего ВУЗа выслушал предварительные свои перспективы на тюремное заключение… Хотелось убить девку, чтобы хоть не зря обвиняли. Он-то точно знал, что ничего такого не делал! Ну, разве что засосы на её ногах… Хотя, это мог кто-нибудь другой поставить. Но трахал он свою бывшую, конечно, сам — вряд ли поручил это кому-то…
Словом, сумма, которую государственная машина согласна была принять из рук Чонгука в виде индульгенции, была настолько неподъёмной для него, что он, взяв кредит, вынужден был искать работу, которая как можно скорее закрыла бы финансовую брешь. Родителям обо всём этом дерьме знать было совершенно необязательно. Чонгук выгреб сам.
Но он не рассчитал, что теперь, когда за год работы на Намджуна ему удалось почти полностью закрыть кредит, его никто не захочет отпускать. Даже не так: ему не позволят уйти отсюда. Или даже ещё точнее — хуй он отсюда уйдёт по своей воле.
И это действительно проблема. Никаким кредитом не покрыть будет его изувеченное тело, которое при жизни знало не очень много, но всё-таки…
***</p>
Мозгоправ спросил: «Что ж он тебе сделал, если так ты хочешь ему зла?»
Сделал? Сделал?! В том-то и дело: мне тошно видеть его из-за того, что он НЕ сделал! Он ничего мне не сделал… Он ни разу со мной не заговорил, ни разу не задел меня даже случайно, никак не выделяя меня из общего фона изображений, которые скользят мимо него. И только один раз я точно видел и знал, что он заметил именно меня — это тогда, за гаражами. Увидел? Да. Понял, что случится? Безусловно. Но опять ничего не сделал.
Вот за что я хочу и готов принести ему боль.
Сегодня мой душеспаситель выдал мне интересную мысль для обдумывания.
Суть вот в чём: я не должен винить себя в том, что случилось. А я виню. А уж как винил раньше! Это перекликается с тем, что транслировал мне отец. Но в чём, собственно, я виноват? В том, что был милым и трогательным? В том, что улыбнулся кому-то чуть застенчивее, чем надо было? А кто мне мог показать весы, на которых взвешивают человеческую улыбку или милые пухлые губы? Или робкий взгляд, который у зверюги вызывает желание мучить жертву? Почему я стал жертвой? То есть сейчас я задаю эти вопросы, обвиняя себя. А не нужно обвинять! Я ничего не мог сделать: один против толпы. Это есть гордыня! Парадоксально, конечно, и кажется нелогичным. Но если внимательнее рассмотреть, то я словно говорю Богу: «Я всесильный всегда, а тут вот дал маху. Не смог управлять скотами, которым захотелось надругаться над мальчишкой! Где ж моя божественная сила была в тот момент?»
Я, честно говоря, рот открыл, когда ясно прочувствовал, о каком уровне гордыни идёт речь. До сих пор не могу стройно уложить, но чувствую, что даже эта неаккуратно утрамбованная в моих мозгах идея уже помогает. И на том спасибо доктору.
Я, конечно, не сказал ему, что я реально — на самом деле — сделаю многое, чтобы увидеть боль Ким Тэхёна. Доктору я постарался убедительно показать, что я лишь хочу и думаю об этом, а не ДЕЛАЮ.
***</p>
Одеться в стиле Ким Тэхёна? Да легко. Но дорого… И гораздо дольше, чем в стиле Чон Чонгука. Первым делом он выбирает пальто — верхний слой шелухи, которая скроет истинного Гука. Бежевое или серое? Скорее серое, потому что у стильного переговорщика в прошлый раз было светло-песочное. Так, принято — пальто летит на кровать. Водолазку или рубашку? О! Тонкий мягкий свитер какого-то сложного цвета — мята-не мята, но что-то салатово-молочное. Чонгуку очень нравится вырез — мягко расходящийся небольшой воротник, который открывает шею и ключицы аккуратной латинской «V». Чонгук уверен, что у Тэхёна в этом вырезе обязательно какая-то цепочка или бусы вписались бы. Окей, сделаем. Брюки? Классика. Чуть укороченные чёрные, чтоб вот эти дорогие туфли рифмовались. Так, который час? И взглянув на свои часы, решает, что они совсем не вписываются в образ элегантного денди. Он со вздохом снимает любимые OMEGA — уж слишком они спортивные<span class="footnote" id="fn_33203939_0"></span>. Вместо часов надевает тонкую двойную цепочку браслета.
Голова немного кружится — у него с утра в желудке только кофе от тайской секретарши Наджуна. Надо что-то поесть, но совсем нет аппетита. Гук даёт себе обещание поесть в городе. Запись в парикмахерскую через сорок пять минут, значит через двадцать выезжать. Чон быстро принимает душ, после которого ощущение такое, будто пробежал марафон — испарина, слабость… Температура им нужна? Точно будет, уже повышена.
Внимательно оглядывая себя в зеркале, Чон поправляет на шее изящную нитку из шариков белого золота. Неширокое кольцо на большом пальце чуть отвлекает, но оно явно сюда просилось. Симметричные серьги тоже в виде колечек. Перекладывает во внутренний карман кредитки, телефон, магнитный ключ… Он старается сделать свои сборы рутинными, успокаивающими — потому что ему муторно и физически, и морально.
*
Дежурно чмокнув свою стилистку, Гук с облегчением усаживается в кресло.
— Эми, сделай меня другим…
— Вау! Интересное предложение! — радуется Эмилия. Ей немного за сорок, она немка, но живёт в Сеуле уже лет двадцать, счастливо выйдя замуж за чистокровного корейца Мина. — Поменяй причёску и жизнь, да, Гук-и? — она доброжелательная, оптимистичная, но чонгукова энергия иссякает прямо пропорционально её жизнелюбию.
— Например, чтоб с моим пальто и свитером хорошо сочеталось. А то я лаково-чёрный себе уже надоел.
— А я отметила, какой ты сегодня элегантный: и пальто, и украшения. Красавчик! К девушке идёшь? — ожидаемо начинает разговор женщина.
— Да, — слабо улыбается Чон.
— И кто она?
— Да ещё рано говорить, это только первое свидание, — пробует легенду Чонгук. Если он сможет «подружиться» с Ким Тэхёном, то возможно, рассказ сейчас родится, обрастёт подробностями и станет почти правдой.
— Ну расскажи, не жадничай! Какая она? Красивая ведь? — расспрашивает и одновременно прикладывает к голове Чонгука прядки из каталога.
— Конечно красивая! Это вообще-то самое главное, — изображает дурака Чонгук. Когда это красота была самым главным?
— Ну не скажи, мальчик мой… — заглатывает наживку Эми. — Не всегда это хорошо. Вы здесь такие озабоченные красотой. Не знаю… Вот у нас, у немцев…
Всё. Дальше Чонгуку нужно лишь изредка удивляться, поддакивать, поддерживая желание мастерицы рассказывать самой. В то время, как его мозг слабо булькает на противном очаге болезни.
— …Гук-и, а ты здоров? — чуть напрягается женщина, заметив, что клиент почти отключился. — Мне сначала показалось, но вот теперь я уверена — ты с температурой. Надень-ка маску, дружок.
— Да? — по-прежнему выглядит дураком Чонгук. — А я думал, что устал, поэтому меня ломит и в сон клонит. Спасибо! — берёт маску и натягивает до глаз.
— Молчи, расслабься. Я почти закончила.
Через два с половиной часа Чон видит в зеркале парня с очень привлекательным цветом волос. Эми даже брови окрасила в тон! Совершенно другие черты лица! Гук не может удержать удивлённой улыбки:
— Я балдею от тебя, Мин Эмили!
— Спасибо, дорогой, — чуть смущена женщина. — Твоя девушка тоже обалдеет от тебя. Если узнает, — прыскает она, но быстро принимает серьёзный вид: — И если честно, я бы на твоём месте пошла домой и завернулась в одеяло, а не по девушкам шастала. А по дороге заглянула бы в аптеку.
— Вот это правильно! В аптеку иду прямо сейчас.
Чонгук оплачивает работу Эми, оставляя приятные чаевые, и выходит в тёплый сеульский вечер.
Теперь нужно доехать до того парка, где он планирует падать в обморок, а там уже — если будет время — покемарить до прихода Кима.
Он всё-таки зашёл по пути в аптеку, купил пару коробок антивирусных порошков и электронный термометр. Прямо в машине измерил температуру — бля-а-а, 38,2… Как только поваляется в ногах у Кима и его пса, сразу жахнет два пакетика шипучки. Чонгук паркует машину за несколько кварталов до нужного места, во дворах другого жилого комплекса. Сейчас нужно просто расслабиться и помассировать шею…
…Звонок наружки вырвал его из беспокойного полусна.
— Гук-и, твой краш выехал из офиса.
— Какой он мне краш, Дин? — вяло огрызается тот.
— Он красивый, — мечтательно мурлычет коллега, — я б ему дал…
— Ну вот и дай ему, а я его работаю. Отбой…
Чонгук выходит из машины и, зябко поёживаясь, пешком отправляется к парку, ощущая противный звон в черепе на каждом шаге.
*
Тэхён слышит милый писк и скулёж своей собаки уже от дверей лифта: Танни учуял хозяина и скачет перед дверью, изнемогая от счастья. Хозяин старается скорее преодолеть холл и приговаривает, стараясь успокоить малыша, но при этом добавляя ему истерики и визгов.
Маленький пушистый симпатяга целый день в квартире один. Тэ понимает, что животному необходимо человеческое тепло и внимание, однако не может проводить с ним больше времени. Хозяин каждый день спешит заканчивать дела побыстрее, чтобы вывести Ёнтана погулять. И вот, наконец, дверь открыта, и померанец в полтора прыжка забирается на руки Тэхёна, нещадно вылизывая его шею и подбородок.
— Малыш! Я тоже соскучился! Я сейчас очень быстро переоденусь и мы пойдём, — стараясь не опускать голову, приговаривает человек, а пёс счастливо вслушивается в бесконечно дорогой голос, стараясь лизнуть повыше. Тэхён обманными манёврами сам легко кусает его за ушко, дразнит и балуется. Затем опускает осторожно на пол — Танни крутится волчком, не давая идти.
— Ну, пусти меня, животный! Дай мне одеться и не отдавить тебе лапу, — ласково приговаривает Тэ, пробираясь к гардеробу.
Ёнтан, видя, как хозяин снимает с крючка поводок, теряет всякое самообладание и чуть не выбивает двери квартиры. Гулять! Гуля-а-ать!
Тэхён никогда не берёт телефон на вечернюю прогулку, особенно накануне выходных: все заботы оставить, все звонки уже совершены. Он в широченных спортивных штанах, в худи с капюшоном и лёгком пуховике спешно покидает квартиру: пёс мечется под ногами, запутывая поводком своего человека, но на этого счастливого шпица злиться невозможно — он воплощение преданной, безусловной, глупой и беззастенчивой любви.
…Дорожка до площадки лежит мимо парка. Танни сделал по дороге нужные дела — Тэхён убрал в пакетик всё, что не должно лежать в траве, и выбросил это в ближайшую урну. Теперь пёс внимательно обнюхивает кусты, «подписывается», изучает «подписи» других собак. Бросается к каким-то любопытным вещам: камням, забытой возле скамейки детской игрушке… У собаки очень много дел на улице. А для Тэхёна это время расслабления. Он очень любит вот эту отданную во власть Танни вечернюю — почти ночную — пору. Их район тихий, благоустроенный и разумно расположенный. Так что спокойная прогулка для Кима — время дать себе немного додумать, завершить и переложить на завтра дневные заботы и дела…
Хорошенько выгуляв Танни на собачьей площадке, Тэхён поворачивает к дому.
Натянув поглубже капюшон, он дышит посвежевшим ночным воздухом, дальнозорко глядя в глубину парка. Пару человек на вечерней пробежке, кто-то возвращается быстрым шагом, припозднившись с работы. Разные люди, но все они как-то связаны с этим местом… Он размышляет о том, что с большей частью он никогда не познакомится, хотя зачем-то ведь их поместили в одно время, в одну страну, в один город, в один район этого города. И сейчас, прямо в эту минуту, — в один парк.
Кто они?
Вот этот господин — явно отец семейства: целеустремлённо спешит домой, распахнув плащ.
Вот бегунья, наглухо отгородившаяся ото всех музыкой из наушников. У неё европейское лицо и очень крупные бёдра, сотрясающиеся при каждом приземлении. О, спорт…
Мужчина со светлыми волосами в элегантном сером пальто выходит из парка. Походка чуть шаткая, словно он пьян. Ну, бывает, наверное.
Танни в очередной раз запутал хозяина поводком. Тэхён стыдит свою собаку и цепляет взглядом человека. Что-то не то: мужчина стоит на дорожке, пошатываясь, вытирает лоб… и падает, словно подламываясь, сначала на колени, а потом на бок. И поблизости нет никого, кто мог бы его заметить — бегунья на дальней стороне парка, из собачников лишь Ким. Ёнтану вообще нет дела ни до кого чужого — он тянет хозяина продолжить увлекательное путешествие. Но хозяин не может смотреть на лежащего человека. Он срывается на бег — ведь незнакомцу может быть нужна срочная помощь: сердечный приступ, инсульт, да мало ли! А пёс и рад новой затее: задорно вскидывая лапами, бежит впереди хозяина. И внезапно останавливается, удивлённо глядя чёрными бусинами глаз на своего человека, который присел на корточки рядом с чужим человеком и касается его.
Тэхён сразу, как только нащупал пульс на шее упавшего мужчины, почувствовал, что тот горит — высокая температура. Может это быть причиной обморока? Тэ несильно хлопает его по лицу, закрытому маской.
Светловолосый бормочет: из бессвязных обрывков ничего не понять. Он бредит? Вот же приключился этот больной на здоровую, желающую лишь покоя, голову Тэхёна!
— Хей, вы слышите меня? — ясно спрашивает Тэ. — Вы меня понимаете?
Но мужчина в каком-то полуобморочном состоянии, к тому же очень тяжело дышит.
Тэ приподнимает его за спину, опирая на своё бедро и старается хотя бы частично привести в чувство. Сука, тяжёлый! Вот сейчас телефон был бы очень кстати!
— Не бросай меня снова… — вдруг разборчиво говорит мужчина.
— Не брошу, только ты вставай, не лежи на земле.
— Да… — тихо выдыхает тот, слабыми пальцами пытаясь снять маску, но руки его не слушаются. Тэхён помогает, снимая защиту. И невольно поражается красоте лица, которое оказалось так близко. Мужчина, освободившись, наконец, от мешавшей дышать дряни, вдыхает резко и вновь обмякает, запрокинув голову на бедро Тэ — светлые, довольно длинные волнистые волосы закрывают половину лица. Тэхён аккуратно убирает влажные пряди с высокого лба, замечая лихорадочный румянец и выступившую испарину на висках. Ким чувствует себя извращенцем: он цепким взглядом рассматривает интересную цепочку в вырезе светлого свитера, красивую линию шеи и челюсти, страдальчески заломленные светлые брови. Замечает трогательную родинку под нижней губой… Несколько секунд — и он останавливает себя: ведь человеку реально плохо! Нужно позвонить в службу спасения!
Блять… Телефон дома.
Тэ закидывает руку незнакомца на плечо, обхватывает его за спину и, чувствуя себя тяжеловесом, с трудом поднимается на ноги. Слава богу, парень слабо, но всё-таки держится на ногах.
— Идём, я помогу тебе, — кряхтит Тэхён под немалым весом.
— Только не в полицию, прошу…
Оп-па. Нелады с полицией? Это некстати…
Но всё равно бросать ночью на дорожке больного человека Тэхён не намерен. Доведёт до своей квартиры, вызовет нужных людей, а потом…
Потом посмотрит.
*** ***</p>