Статуя (2/2)
Кирель довольно улыбнулся безупречным ртом и положил прохладную руку на плечо восхитительному рыжику. Плечо было крепкое, с ярко выраженными мышцами. Недаром Лекс носился по кузне с щипцами и заготовками мечей. Да, молотобойцем ему не быть, но силенок у него хватало потрепать нервы всем мастерам-оружейникам. И, кроме этого, каждодневные тренировки с кем-то из верной четверки дали свои результаты. Сканд в последний год сам вытаскивал мужа во двор по утрам, чтобы того учили кидать ножи, стрелять из лука и ближнему бою. Маленький кинжал на его поясе теперь был не просто украшением, но реальным оружием. Кирель положил одну руку на красивый переход между мускулистой грудью и сводом бедра, а второй рукой повел по выступающим мышцам плеча, округлой мышце груди и продольным мышцам брюшины. Его даже не портил шрамик на пупке, а своды бедер напоминали арку в храме. Так же четко и выверенно. Кирель только таинственно улыбнулся, когда заметил, как член у рыжика стал наливаться, хотя все еще не поднялся. Он помнил его сдержанность в этом вопросе, хотя такой явный интерес неожиданно льстил.
Лекс же заложил левую руку за спину, чтобы не вцепиться, как привык с мужем, и вел тыльной стороной пальцев снизу вверх. С гладкого бедра мимо полувозбужденного члена, по поджарому животу до маленькой складочки пупка. У этих людей он был другой. Те, кто вышел из яйца, не имели узелка внутри, их желточная пуповина всасывалась внутрь, вместе со всеми питательными элементами, оставляя после себя небольшую впадинку и складочку кожи на месте, где она крепилась раньше. У Киреля на ней была вытянутая дырочка, как от тяжелой подвески, но вот украшения на ней не было. По всей видимости, поясок на сутане делал такое украшение неудобным. Лекс потер пальцами дырочку, вызвав неожиданный вздох у партнера, и после недолгих раздумий повел руку выше, где его манил маленький сосок.
Ох… Этот сосочек не раз снился ему, непонятно почему. Маленький, как ягодка. Очень хотелось лизнуть его и проверить, насколько он сладкий. Вместо этого поймал его между пальцев и тихо потер. Кирель утробно вздохнул и на его коже вдруг появились силуэты мелких чешуек, как аналог мурашек в прежней жизни. Лекс поднял взгляд и уткнулся в томные с поволокой глаза Киреля. А вот теперь отступать стоило со всей осторожностью, чтобы не разозлить хищника.
- Хотите новую статую? - спросил молодой хищник у матерого, - показать, что мне бы понравилось?
И только добившись едва заметного кивка, Лекс вывернулся из цепких рук и в два шага оказался за спиной Киреля. Сразу прижавшись всем телом и перехватив чужие руки, прижал их сверху своими. Казалось, что Кирель обнимал сам себя, а сверху его обнимал партнер. Казалось бы, только за руки, но как неоднозначно это чувствовалось! Кирель тяжело задышал, а Лекс неожиданно сам для себя вдруг лизнул его за ухом…
- Если это будет новая статуя, то я хочу ее в своей спальне! - на площадь камнерезов выскочил Шарп в белой тоге и довольно взмахнул рукой, - у меня очень удачный день! Такая статуя станет моей самой любимой! Хочу!
- Чего ты не в Сенате?! - рыкнул Кирель.
Лекс сразу отпустил его и бросился за своей одеждой. Не стоило упускать такой шанс выскользнуть из неловкой ситуации без особого ущерба. Он стесняшка, а Сканд злобный ревнивец, так что, прикрыться и сделать невинную морду лица! Да, да, он чтит семейные ценности! Кирель хотел – Кирель получил, а у него впереди дорога! Пусть Кирель лучше на Сулинни облизывается, девочка, оказывается, действительно на него похожа, как маленькая монетка на большую.
Монахи тем временем поднесли к Кирелю свернутое в складки одеяние и помогли прикрыть наготу, а Лексу протянули палантин и поясок с небольшим кинжалом в ножнах. Лекс закончил одеваться и опять достал свой ножичек, чтобы полюбоваться красотой клинка. Он был псевдодамасским, с протравленным кислотой рисунком, и поэтому необычайно красивым. Орис едва не удавился от горя, когда Лекс отказал ему в продаже рецепта. Перегонка такой кислоты для нужной концентрации и из опасных материалов была делом очень хлопотным и затратным. В мастерской Бэла была специальная лаборатория со стеклянной посудой и маленькими горшочками со стеклянной глазурью внутри. И поэтому сто золотых за небольшую бутылочку, на взгляд Лекса, было совсем недорого. Тем более, что расход кислоты был небольшой и одной бутылочки хватало надолго.
- Сенат принял сегодня окончательное решение! - Шарп светился, как солнышко. Его просто распирало от гордости, - год скандалов и склок и вот, наконец, решение принято! Цифры Лекса стали обязательны для всей Империи, теперь все счета и расчеты будут производиться новыми цифрами! Они намного проще и, главное, вычисления с ними стали доступнее для всех!
- И даже «ноль» одобрили? - не удержался Лекс.
- Они попытались наложить вето в последний момент, - Шарп высокомерно смотрел по сторонам, - опять начали выть, что это число несет хаос и злое начало. Якобы, знак пустоты принесет раздор в головы простых людей. Пришлось пригрозить им, что если попытаются внести раскол в мозги плебса, то всем, кто будет говорить такое на улицах, будут отрезать языки, не разбирая, кто говорит хулу на новое число! И плебсу, и аристократу будут вырезать язык под самый корешок!
- Мои монахи за этим присмотрят, - надменный первосвященник завязал поясок и накинул капюшон на голову, скрывая свое совершенное лицо. - Давно следует навести порядок в гильдии счетоводов. Если они не возьмутся за голову и не займутся линейной математикой, то разгоню их гильдию, как тухлые яйца в помойке. Каждый их расчет приходится перепроверять! Сколько они мне нервов вытрепали, когда считали траты и расходы при строительстве Столицы, а потом только замечаешь, как у их жен новых колец добавилось! Алчные двуличные твари!
- Не сердись, моя прелесть, - заворковал Шарп, - хочешь, мои палачи возьмутся проверить их честность?
- Я подумаю над этим, - кивнул белый капюшон и скользнул мимо рук мужа в сторону мастерской. - Лина, Ламиль, поехали домой! У нас сегодня прощальный пир, мы провожаем нашего любимого Лекса к Сканду.
Кирель зашел в мастерскую и сдернул ткань. Лекс сглотнул вязкую слюну и пошел к Кирелю, как на плаху.
Под стеной мастерской была незаконченная статуя, вернее, сама статуя была готова, но у нее до сих пор не было надлежащего постамента. Лекс подошел ближе и посмотрел на мраморного Пушана. Он лежал в той же позе, как упал в своем дворе после клинка Лира, вернее, как его нашел Кирель. Только разве что, у мраморной фигуры не было одежды, но здесь редко изображали людей одетыми, исключительно когда делали «скульптуры на память». Кирель хотел постамент из красного и черного мрамора. Красного как кровь сына и черного как одеяние колдунов. И с этим мрамором раз за разом происходили неприятности. Белый мрамор был из местных каменоломен, а вот черный и красный был исключительно привозной. И такие большие куски все никак не могли довезти до мастерской. То разобьют по дороге, то корабль утонет в шторм, то угол отколется, пока ящеры везут из старого города в Столицу.
- Мне порой кажется, что сами боги не хотят, чтобы статуя была закончена, пока его смерть не будет отомщена, - Кирель провел рукой по мраморной груди Пушана, по плечу до беззащитно подвернутой кисти руки. - Я до сих пор не могу поверить, что мой мальчик мертв. В сезон штормов мне порой казалось, что он рядом. Стоит за плечом или перебирает свитки в библиотеке…
- Мы со Скандом скорбим вместе с вами, - Лекс подошел со спины и положил руку Кирелю на плечо, - вы же знаете, как Сканд любил брата, он бы умер ради него, не задумываясь, да и мне не забыть его никогда. Наша жизнь была бы намного проще, если бы Пушан был с нами, и заменить его невозможно.
Кирель провел дрожащими пальцами по лицу статуи, и его плечи опустились. Первосвященник никогда не показывал слабости на людях, но сейчас, в темноте мастерской, он был только страдающим родителем. Сканд тоже тяжко вздыхал, когда видел эту статую. Он не видел брата во дворе в луже крови, он видел его в храме, когда того готовили к погребению. Лекс говорил совершенно искренне, что жалеет, что Пушан погиб. Как бы ни был непредсказуем и двуличен милый Пушанчик, он был прекрасным политиком. Он легко читал в сердцах людей и делал точные прогнозы, когда речь заходила об интригах и скандалах. Сканд в этом отношении был простоват и излишне прямолинеен. Нет, хитрости и звериной чуйки у здоровяка было с избытком, но когда речь заходила о долгих интригах и коалициях в Сенате, то тут его сознание отслаивалось, как масло от воды, и он начинал зевать.
Когда в Сенате Шарп выслушивал речи уважаемых сенаторов, то говорильня затягивалась на целые дни, но стоило Сканду занять кресло императора, как рабы сразу притаскивали песочные часы, и уважаемые сенаторы скрипели зубами, когда от них требовали короткие ответы и простые объяснения. Сканд и сам привык объясняться коротко, как во время боя, и от других требовал того же. А Лексу пришлось взять на себя обязанности супруга наследника – быть в курсе всех городских сплетен. Кто с кем поссорился и кто кого соблазнил. Порой это было занимательно, примерно, как битвы аквариумных рыбок с тритончиками за живой корм, но, как правило, все эти дрязги отнимали свободное время и отвлекали от более интересных работ. Например, от протравки кислотой рисунка цветов на клинке мужа. Или подбора прутков с различными характеристиками для изготовления очередного меча.
Но Лексу в этом вопросе в какой-то степени повезло. У него были Петя и Титус Тулий. Изящный младший, который еще в прошлом году удачно перелинял пятый раз и теперь по статусу был свободен в своем выборе места жительства и рода занятий. Он уже больше двух лет жил в доме Сканда на положении почетного гостя и занимал гостевую спальню. Титус свободно передвигался по дому как кровный родственник и без стеснения совал свой нос во все дела, будь то покупка рабов для домашних нужд или организация очередной вечеринки. Они с Ламилем с одинаковым интересом шныряли по дому, и ни один гость не уходил от их внимания.
Титус с трудом воспринял манеру хозяев дома принимать пищу вместе с работниками и воинами, но теперь он занимал место за главным столом возле Сканда, напротив Лекса, и каждое утро просвещал пару наследников о событиях в кулуарах Столицы. Это было похоже на утреннюю программу новостей по телевизору, когда основные события в Столице подавались с улыбками и забавными историями. Петя иногда суфлировал Титусу, но, как правило, тихо стоял за его плечом, так, чтобы видеть мимику Лекса и в случае необходимости сделать нужные объяснения.
А еще, эта парочка виртуозно прикрывала Лекса, когда ему надо было сбежать по делам гильдий, но втайне от всего города. Титус мог на голубом глазу рассказывать всем, как Лекс простыл, или у него болит живот и он закрылся в спальне, и даже «переговариваться» с ним через закрытую дверь. А Лекс просачивался в свою спальню через вторую дверь со стороны сада, и, быстро переодевшись из монашеской рясы в тунику, томно выползал «к народу», чтобы выслушать очередные сплетни или стать арбитром в споре. И только монахи виртуозно отличали Лекса от своих собратьев и без всяких вопросов выполняли его просьбы, какими бы странными они ни были.
А еще, Титус был незаменим во время пиров и вечеринок. Он был как ходячий справочник и помнил все про всех. Он всегда отирался возле Лекса и порой с наивным взором ложился рядом с ним на ложе, чтобы шепотом пояснять происходящее в зале среди патрициев. Тогда их горделивые позы и высокомерные взгляды наполнялись смыслом и интересными, видимыми только «для своих», переживаниями. Естественно, все в столице считали Титуса официальным любовником то ли Лекса, то ли Сканда, а может, их двоих сразу, а Титус только томно вздыхал и манерно обмахивался платочком, но помалкивал и никого не разочаровывал, когда его спрашивали об их отношениях.
Статус самого Титуса стал намного выше, чем когда он был просто младшим мужем в семье, и теперь он без смущения заходил в императорскую ложу Колизея и мило улыбался всем аристократам, которые пытались с ним заигрывать, чтобы заручиться его поддержкой. Ему делали дорогие подарки или просто вручали деньги и украшения «в память о погибшем муже», а взамен просили, чтобы он шепнул словечко на ухо Сканду или Лексу, или заступился в спорном вопросе и склонил к благосклонности правящую династию. Тулий сразу рассказывал обо всем и показывал деньги и подарки, поясняя, кто и за что хлопочет через него. Это в его положении было и правильно, и безопасно, ведь рядом крутился Петя, а он мог выпихнуть его с теплого местечка намного быстрее и проще, чем он попал в этот дом. Да и лишиться покровительства наследников совсем не хотелось. Поэтому Титус во многих вопросах был честнее и открытее, чем даже Ламиль.
- Можно поцеловать братика? - Ламиль подергал тунику Лекса и попросился на ручки, чтобы его подняли выше.
Лекс без возражений подхватил ребенка, который выглядел как первоклассник в его прежнем мире, и помог ему склониться над статуей, так, чтобы случайно не столкнуть ее с деревянного помоста. Ламиль вначале погладил статую по лицу, а потом склонился и поцеловал мраморные губы. Кирель вздохнул под капюшоном и погладил тугие локоны своего младшего ребенка. Ламиль опять погладил изображение Пушана и печально продолжил.
- Я его помню, он был хороший! Он дарил мне колечки и брал на ручки, напрасно колдуны его убили. Теперь Сканд и Лекс отомстят за него и убьют их всех! Правда?
- Правда, - Лекс поставил мальчика на землю, - колдуны пожалеют, что связались с нами. Мы забудем о милосердии, когда будем выковыривать их из их скал, и воздадим им по заслугам.
- А теперь во дворец! - Шарп подхватил Ламиля с пола и поцеловал в живот, вызвав радостное повизгивание у ребенка, - надо хорошенько отпраздновать принятие закона в Сенате и отъезд нашего любимого Лекса к мужу.
- Да, - Кирель накрыл статую тканью и протянул руку Лине, - есть время для печали, а есть время для радости. И давайте хорошенько повеселимся, чтобы богам не было скучно за нами наблюдать!
Лекс пропустил всех вперед, и пошел следом за императорским семейством, а сам стал прикидывать, все ли он собрал и что мог забыть… Все же, дорога неблизкая и неизвестно, что может потребоваться впереди…