Часть 36. Наказание для щенка (1/2)

Очнулся Боа от неожиданно пролитой на его лицо воды. Он в шоке вскочил, но рука, что была привязана к батарее, не дала особо дёрнуться наверх. Он смог только сесть и уставиться на Аоя с кружкой воды, что присел рядом с ним на корточки.

— Ты так сладко спал… что мне захотелось разбудить тебя как-то по особенному, — улыбка Вальта казалась милой. Но от неё так и веяло чем-то действительно пугающим. Алькасер инстинктивно отполз немного назад, упираясь спиной к батарее. — Не переживай, матрас и одеяло я мочить не стал. Скажи мне за это спасибо.

Хихикнув, Аой поставил перед Боа тарелку с мятой картошкой и сосиской. Алькасер не был японцем, ему не обязательно было давать рис или же палочки. Поэтому в ход пошла самая обычная вилка.

Боа удивлённо взял вилку, покрутив её в руке. Ему не верилось, что ему её выдали. Не палочки, не даже пластиковую ложку. Самую настоящую вилку.

— Ты не боишься, что я вставлю её тебе… предположим, в руку? — не смущаясь, задал свой вопрос Алькасер. Хотя он прекрасно понимал своё положение. Но не верил, что этот парень заберёт у него вилку сиюминутно. Или же заберёт? Фиг этих психов знает.

— Если ты вставишь мне её, предположим, в руку, я вставлю её в твою задницу. А если буду в ооочень плохом настроении, то ты сделаешь это сам. Уверен, под афродизеаком ты будешь куда сговорчивее. С удовольствием бы заснял фильм с тобой и вилкой в главной роли… Чтобы я разрешил тебе кончить ты будешь её вставлять и вынимать из себя столько раз, сколько мне хватит на часовое порно, которое я с радостью отправил бы твоему обожаемому мистеру Гиллтену, — выслушав тираду от Вальта, Боа сразу поутих, сглотнув вязкую слюну и с ужасом посмотрев на маньяка перед собой. Действительно маньяк, давящий на все его больные точки, словно читая его, как раскрытую книгу. — Кстати, интересно, как ты будешь скулить, если дать тебе афродизиак…

— Не буду… — выдавливает из себя Алькасер.

— Не будешь что? — с интересом уточняет Аой, хотя прекрасно всё уже понял.

— Не буду вставлять вилку… п-поэтому… н-не надо… — Вальт неспешно подносит руку к голове Алькасера, видя, как тот заметил это движение и явно занервничал. Однако Вальт не причиняет вреда, только слабо погладил подростка по голове и улыбнулся, теперь уже вовсе не пугающе.

— Вот и ладненько, кушай, — голос Вальта неожиданно сменяется на детский, заставляя Боа сначала вновь насторожится, а после резко отпустить ситуацию. Он уже не мог трезво мыслить в этом бреду. Мог только жевать принесённую картошку, разрезать вилкой сосиску и чувствовать, как во рту сражаются сразу два сочных вкуса. — Нравится? Картошку сегодня готовил не я. Кажется, у этого мальчика хорошие поварские данные. Жаль, что он родился в такой семье.

— Какой?.. — решает через некоторое время уточнить Боа. Конечно же, Вальт знал, о чём речь. Ведь они остановились на Корю, что как раз и занялся приготовлением ужина в этот день.

— А? — сделав самую невинную и непонимающую моську, Аой словно вышел из транса, хотя всё это время он в нём и не был, просто наблюдал за морщинкой на лбу Алькасера, который усиленно думал, спрашивать ему или нет.

— Тот мальчик… в какой семье он родился?.. — Боа не раз и не два слышал нечто подобное в свой адрес. Да и не только в свой. Дети из неблагополучных семей часто становятся хорошей сплетней для всяких женщин и старух, что искренне перемывают им кости, говоря о том, что они — хорошие дети. Но совершенно ничем не помогая. На одних словах далеко не уползёшь.

— Его родители весьма своеобразны. Они совсем не ценят таланты своего ребёнка. Это печально, — Аой поставил кружку с водой поближе к Боа, когда заметил, что Алькасер стал больше жевать, но при этом меньше напихивать рот картошкой.

— Люди никогда не ценят то, что имеют, — вырвалось у Боа, хотя он совершенно не собирался изначально поддерживать этот диалог ни о чём.

— Ну почему же? Я очень ценю то, что у меня есть ты, — совершенно без колебаний произнёс Вальт. Алькасер замер, совершенно не понимая, как всё приняло такой оборот. Он только больше упёрся в батарею спиной, вызывая тем самым пару смешков в исполнении Аоя. — Я ценю не только тебя, можешь расслабиться.

— Тогда почему ты пускаешь сюда его?.. — не понимал Боа. — Почему он пришёл ко мне вчера?

— Ты так и не ответил. Кто здесь был вчера, Боа? Кто заходил после меня? — Вальт непонимающе склонил голову на бок.

— Не делай вид, что не понимаешь! — к крику Боа прибавилась разбитая тарелка, кинутая едва ли не в лицо Вальта. К счастью, тот умел уклоняться от пуль, не говоря уже о каких-то тарелках. Однако никому бы не понравилось, если бы в него кинули чем-то. Особенно, если на тарелке ещё осталась еда. Еда, которую, может, приготовил и не Вальт, но факт остаётся фактом. Боа разбил тарелку и бросался едой. И первое даже не так страшно, как второе. Потому что Вальт прекрасно помнил, что до семьи Аой, до Чихару с её булочками, были только плохо сделанное сухое молоко от отца, покупные кашки, и те не по часам. Было хорошо, если Тайга вообще вспомнит, что детям нужна еда. Особенно сложно пришлось после того, как Канна забеременела Айгой. Не то, чтобы Вальту кто-то об этом рассказывал. Но он не настолько глуп, чтобы не посчитать дважды два.

Карие глаза сменили свой цвет на синий, заставляя Боа почувствовать опасность и инстинктивно прижаться к батарее настолько, что спине становилось больно жаться к далеко не плоской поверхности. Эта батарея была так же стара, как и весь дом. Отопление проводил ещё отец Вальта. А сам Вальт радовался, что не дед. Потому что в таком случае, ему пришлось бы учиться не только медицине, но и стать мастером на все руки, который проведёт новое отопление на весь чёртов особняк. Приводить кого-то левого — чревато. Семейные тайны могут оказаться слишком дорогими.

— Я же говорил, что тебе следует хорошо себя вести? — спросил совершенно спокойно Аой. Но это спокойствие было настолько обманчиво, что Алькасера сразу же пробила дрожь. Он зажал в своей руке вилку, хотя прекрасно понимал, что она ему совершенно не помощник в данной ситуации. Более того, она может стать очередным его кошмаром. Он не простит себе развратного поведения, даже если окажется под афродизиаком. И не сможет больше притрагиваться к вилкам, если Вальт решит-таки исполнить своё желание по снятию порно с Боа и вилкой в главных ролях. — Брось её. Вилка для еды, не для самозащиты.

Аою хватило всего раз взглянуть на пальцы Алькасера, чтобы они, мелко дрожа, покорно отпустили прибор.

Без лишних комментариев Вальт спокойно достаёт из-под матраса цепь, на одном конце которой та самая ткань, что не вредила коже, но была слишком толстой для того, чтобы её порвать. Но на этот раз Аой не собирался церемониться. Он смело привязал верёвку к горлу Боа. И не то, чтобы Алькасер не хотел в этот момент сопротивляться. Просто на него смотрели синие глаза. Словно удав смотрел на кролика. И кролик не смел даже шевельнуться, хотя прекрасно осознавал, что вокруг его шеи затягивается петля. В прямом смысле этого слова.

После этого Аой развязал руку Боа, сразу же дёргая за цепь, словно бы одёргивал щенка, показывал, где сейчас его место.

— Плохих щенков следует наказывать. Ты знаешь, что ты сделал не так? — пусть Вальт и говорил, словно просто отчитывает, но Алькасер дрожал всем телом. Ему было настолько страшно, что все слова пропали не то, что из горла, даже из головы. Он мог только зашуганно смотреть на человека, в которого не так давно осмелился кинуть тарелкой. Ещё никогда в жизни Боа не испытывал такого чувства страха.

Он боялся старших мальчишек в своём городе, потому что его избивали, но он продолжал сражаться за свою жизнь. Он боялся Гиллтена, но готов был сбежать при любой возможности. Теперь он мог только дрожать, испытывая абсолютное отчаянье. Потому что Боа не знал, что может сделать с ним этот человек. Не знал, насколько страшным может оказаться наказание Вальта. Что если он не шутил с вилкой? Что если Вальт решит привязать его в тёмном и сыром помещении на два дня? Что если отдаст его на съедение старым и страшным мужикам? У Аоя была полная власть не только над телом Алькасера, но и над его душой. И это действительно пугало Боа до побледневшей кожи и посиневших искусанных губ.

Дожидаться у моря погоды было, очевидно, глупой затеей. Поэтому Вальт просто недовольно сузил глаза и потащил Боа, словно телёнка на убой. Алькасер слабо упирался, но страх не позволял ему серьёзно остановить происходящее. Не позволял схватиться за цепь и устроить полноценный бунт. Даже в момент, когда Боа пришлось буквально проползти по осколкам и останкам еды. К счастью, он не порезался. Хотя Вальт даже не оглянулся, чтобы это проверить. Более того, он не проверял, схватится ли Алькасер за один из осколков, чтобы пырнуть его.

Потому что Вальт знал. Боа в ужасе. Боа не может причинить ему вред. По крайней мере, не сейчас.

***</p>

Они вышли на задний двор. И Вальт совершенно не опасался, что кто-то увидит их здесь. Время было уже позднее. В кромешной тьме мало что можно разглядеть. Окно Драма и вовсе не смотрит в сторону заднего двора, а у Айги не должно возникнуть вопросов. Более того, оба нахлебника уже должны были спать. И если бы Айга попробовал поднять тему увиденного, Вальт сразу бы перевёл стрелки на то, что его младший брат не спал в столь позднее время. Вальт ему не мамочка, но даже он был уверен, что для хорошей, здоровой психики нужен сон. Себе он такой роскоши не позволял. В конце концов, хуже ему уже точно не станет, не в психологическом плане уж точно. А вот Айга и Драм — другое дело.

Аой буквально вытащил Боа на улицу, как мешок картошки. Потому как Боа продолжал слабо упираться до победного конца. Глаза несчастного Алькасера были совсем, как у ягнёнка, понимающего, что ему вот-вот отрубит голову собственный хозяин. Беспомощность, отчаянье и вместе с тем яркое и наивное желание жить.

Смотря на это, Вальт даже немного успокоился. Его гнев утих так же быстро, как и проявился. Но наказание никто Боа не отменит. За непослушание следует хорошенько наказать. Не так страшно, что в недоеденной порции был наркотик Вальта, сколько понимание, что эта картошка и часть сосиски уже никому никогда не достанется. Глупая трата. Настолько глупая, что Аой вновь недовольно сощурился, смотря на Боа сверху вниз. А после присел перед ним на корточки.

— Жри землю, щенок, раз тебе не нравится нормальная пища, — Аой говорил совершенно безэмоциональным голосом, заставляя Алькасера застыть в непонимании. Боа прекрасно слышал, что ему приказали сделать, но не понимал, что вообще происходит. Он не говорил, что ему не нравится еда. И он ничего не имел против той порции, что ему выдали. Всё было очень даже не плохо. Домашняя кухня была ему чужда, ведь мать его выбросила около сиротского приюта, когда ему было не больше пары месяцев, он ни разу не пробовал еды, приготовленной её рукой. Не знал, какого это, есть то, что сделано с любовью. Их обеды в приюте были больше похожи на пайки для тюремщиков.