Часть 139. Забыть о сожалениях.(无 羁) (1/2)

Они шли все дальше и дальше. Вэй Усянь как обычно уселся на спину Яблочка, а Лань Ванцзи взялся за верёвку и повел его за собой. В этой простой картинке было что то такое теплое и уютное.

В душе опять воцарилось умиротворение и спокойствие.

Его счастье рядом, столько всего уже пережито, что надоело страдать. Хотелось уже простого человеческого счастья и чтобы оно не кончалось никогда. И оно у него сейчас было. Даже не верилось, что после стольких лет они вместе.

Если бы кто то тогда 20 лет назад сказал юному Лань Чжаню что его сумасшедшая призрачная мечта, которую он прятал глубоко в душе, о которой он боялся даже думать, вдруг станет реальностью, он бы ни за что не поверил.

Конечно же в такое было невероятно трудно поверить. Этот мальчик звезда вечно был в центре внимания одноклассников. К Лань Ванцзи он относился… Да никак он не относился к скучному зануде нефриту!

От слова НИКАК! И оно так и было!

Да и как он должен еще был к нему относиться, когда этот вечно скучный и унылый ботаник только и знал, что нудил про свои любимые правила?

Конечно же этой звезде просто было с ним скучно! И он задирал его всеми возможными способами. А когда видел, что довел всё-таки и его издевательства достигли цели, просто хохотал и уходил к своим более веселым товарищам. Уходил ловить рыбу или кроликов, лакомиться вкусняшками в трактире, пить вино, шутить, смеяться и дурачится вместе с ними.

Уходил, оставляя после себя горечь и щемящую тоску в душе юного Лань Чжаня.

Почему так?

А потому что надоедало и больше было неинтересно.

А юный Лань Чжань понуро шел к себе в цзинши и чуть не плакал от отчаяния.

Эх, вот это были времена! Юность, все воспринималось слишком остро, не было просвета между черным и белым. Каждая небольшая неудача воспринималась как непоправимая трагедия.

Как хотелось вырвать эти неуместные чувства к этому мальчику звезде! После очередного наказания казалось, что они немного утихали. Вроде как жизнь возвращалась в свою обычную размеренную гусуланьскую колею.

Но, стоило только тому показаться на горизонте, и чувства снова вспыхивали с новой силой. Более мощной, сметающей на своем пути остатки разума и крохи благоразумия.

А потом Лань Ванцзи стал сам искать этих встреч. Но каждый раз это как вспышка молнии. Вспыхнуло, ударило, крыша горит, а он опять пропал. Пропал! И сколько еще времени до следующей встречи?

А теперь он рядом! И они только вдвоем!

Весь его! Никаких лоботрясов рядом, никакого Цзян Чэна!

Сердце пело от счастья. Оно пело нежную и светлую мелодию с оттенком легкой грусти, прозрачной, словно хрусталь.

Вэй Усянь, как будто услышал мелодию в душе Лань Ванцзи. Он снял с пояса флейту и поднёс к губам. Чистая звонкая трель птицей взвилась к небесам.

Лань Ванцзи остановился и молчаливо прислушался. Мелодия словно подыграла душевным струнам нефрита.

Это была та же мелодия, которую он пел для Вэй Усяня в Пещере Черепахи-Губительницы.

А также мелодия, которая пришла в голову Вэй Усяня на горе Дафань, благодаря которой его и узнал Лань Ванцзи.

И эту же самую мелодию пело сейчас сердце второго молодого господина Ланя.

Закончив играть, Вэй Усянь подмигнул Лань Ванцзи и спросил:

— Ну как, хорошо ли я сыграл?

Лань Ванцзи, все еще находящийся во власти чудесной нежной мелодии, мягко кивнул.

— Редкий случай.

Вэй Усянь рассмеялся:

— Ну перестань уже сердиться на меня за это! Я ведь признал вину, чего ты ещё хочешь? Я же говорил, что у меня плохая память, за это нужно сказать «спасибо» моей матушке.

Лань Ванцзи переспросил:

— Почему?

Вэй Усянь подпёр щёку ладонью, опираясь на голову Яблочка. Чэньцин закружилась в его руках.

— Матушка говорила: «Тебе следует помнить то добро, которое делают для тебя другие люди, а не то добро, что ты делаешь для них. Выброси всё ненужное из сердца, и тогда тебе станет легко и привольно жить на свете».

Договорив фразу, Вэй Усянь задумался. Лань Ванцзи смотрел на него, смотрел на прекрасное такое задумчивое лицо и ждал, что он еще скажет. Не хотелось нарушать изумительную нежность момента.

Вэй Усянь увидев, что Лань Ванцзи внимательно смотрит на него, произнёс:

— А ещё матушка говорила…

Он никак не заканчивал фразу, и тогда Лань Ванцзи все-таки решился спросить:

— Что она говорила?

Вэй Усянь с очень серьёзным лицом поманил его пальцем, и Лань Ванцзи послушно и доверчиво подошёл ближе. Вэй Усянь наклонился и прошептал ему на ухо:

— …Что ты теперь только мой.

Лань Ванцзи слегка повёл бровью, его губы шевельнулись, он только хотел сказать своему солнышку, что он тоже теперь принадлежит только ему, но Вэй Усянь опередил:

— Бесстыдник, распущенный, легкомысленный — опять хочешь сказать что-то из подобной чепухи, так? Готово, я всё сказал за тебя. Ты повторяешь это раз за разом, и совсем не изменился за эти годы. Давай так — я теперь тоже только твой, всё справедливо, идёт?

Лань Ванцзи удивленно посмотрел на него. С чего он взял, что Лань Ванцзи собирается говорить подобную ерунду? Из всей красноречивой тирады, его устраивало только последнее предложение. Как раз он это и собирался сказать. Но он не стал спорить, не видел в этом смысла. Основное то Вэй Усянь все-таки озвучил и потому лишь спокойно ответил:

— Если ты так считаешь, так тому и быть.

Вэй Усянь потянул ослика за поводья и добавил:

— Но скажи мне честно, неужели из тех восьми десятков имён, что я придумал для этой мелодии, тебе ни одно не понравилось?

Лань Ванцзи уверенно ответил:

— Ни одно.

— Но почему? Мне показалось, что «Мелодия, связавшая сердца Лань Чжаня и Вэй Ина» — отличное название.

Лань Ванцзи молчал. Почти тепло, но…

Вэй Усянь вновь сказал:

— Или же «Мелодия каждого дня Ханьгуан-Илин», тоже звучит неплохо. Одно название уже способно рассказать целую историю…

Лань Ванцзи, больше не хотел слушать никаких новых вариантов, он видел, что Вэй Усянь уже готов это услышать, потому прервал его речь: