Часть 132. Лань Юань. (1/2)
Занимался рассвет, перед Лань Ванцзи и Вэй Усянем была длинная пустая улица. Была предутренняя тишина, только стук копыт Яблочка нарушал эту почти девственную тишину.
Вэй Усянь сел на ослика, Лань Ванцзи уже привычно взялся за веревку и пошел рядом.
Ученики набили два больших тюка яблоками и повесили их на Яблочко, чтобы тому было чем питаться в дороге. Это был намек на то, что дорога предстояла дальняя. Значит дядя сильно был в гневе и высказался неоднозначно, раз ученики поняли что Хангуан Цзюню с учителем Вэем надо бежать и подальше.
Эти действия его учеников очень позабавили Лань Ванцзи, прямо до умиления. Все таки какие хорошие у него мальчики! Они совсем не были похожи на поколение, воспитанное лично Лань Цижэнем.
Будущее ордена Гусу Лань обещало быть веселым. Правда Лань Цижэнь часто пытался пресечь попытки учеников проявлять инициативу. Но это имело очень мало действия, мальчики не были унылыми занудами, замученными правилами ордена. Они умели размышлять и подстраиваться под любую ситуацию,
В отличие от зашуганного предыдущего поколения, не умеющего проявлять гибкость и сноровку. Да и запугать их было непросто, так что Лань Цижэню было с ними непросто, но и без них было сложно, так как мозги и смекалка у этих детей были всегда на голову выше, чем у адептов постарше.
Несмотря на тревожную напряженную ночь и волнения, у Лань Ванцзи было очень хорошее настроение. Да и чего еще можно было желать?
Они расправились с самым опасным преступником, реабилитировали имя Вэй Усяня, помирили его с племянником.
Рядом был самый важный и дорогой человек в его жизни. Его радость, его счастье, его солнце, его необьятная вселенная!
И они ушли с ним от всех этих людей в рассвет!
От их сплетен, склок, вечных интриг, хвастовства и соперничества! От их непроходимой тупости, а так же нежелания выходить за рамки черного и белого. А так же от их стадного инстинкта, гавкнули на одного и накинулась целая стая. Это было так противно.
Он устал, устал от всего, устал от вечных долгов своему ордену, устал быть один, устал быть нефритом, устал от вечной невозможности проявить свои эмоции. Хотелось чего нибудь живого, настоящего. Хотелось простого человеческого счастья, тепла, улыбки, смеха.
Он так долго это ждал!
И вот это все рядом! Весь его мир! Вся его жизнь! Его годами выстраданное счастье! Такое близкое и такое родное!
Лань Ванцзи был счастлив. Идти вот так рядом он был готов хоть всю вечность. Даже просто держаться за веревку Яблочка было уже само по себе огромное счастье! Да! А почему? А потому что на спине Яблочка сидел он! Он! Самый дорогой, самый драгоценный человек в его скучной нефритовой жизни!
Нет. Теперь уже не скучной! Это без него она была скучной. Теперь жизнь обещала быть веселой! И пусть эта жизнь будет полна приключений, опасностей, да чего угодно!
Это не важно!
Главное--наконец-то вместе!
Об этом он даже не смел мечтать!
В душе разливалось солнечное золотое тепло. От одного только взгляда хотелось таять.
Вот и теперь его солнце откусило яблоко и смотрело на Хангуан Цзюня сбоку шкодным веселым взглядом. Лань Ванцзи чувствовал как тает сердце от этого взгляда, тает он сам, купаясь в веселых искорках.
— Лань Чжань, ты знал? Сы-Сы, кажется, была подругой матери Цзинь Гуанъяо.
— Не знал.
Вэй Усянь, то ли смеясь, то ли сокрушаясь, произнёс:
— Я же просто так сказал, не воспринимай вопрос всерьёз. Я увидел это во время Сопереживания с призраком женщины в храме. Сы-Сы очень заботилась о матери Цзинь Гуанъяо.
Лань Ванцзи ответил спустя некоторое время молчания:
— Поэтому Цзинь Гуанъяо сохранил ей жизнь.
— Скорее всего, так и есть. Тогда я побоялся, что этот факт может вновь смягчить сердце Цзэу-цзюня по отношению к Цзинь Гуанъяо, и потому не рассказал подробностей. Но сейчас мне кажется, что сообщать ему об этом теперь — и вовсе неуместно.
— Если он когда-нибудь спросит, я ему расскажу.
— И то верно.
«А не спросит, то и рассказывать тогда нужды не будет, » —подумал про себя Лань Ванцзи.
Почему то рассказывать не хотелось. Что это могло изменить? Тогда брат еще больше начнет жалеть, что не отпустил этого маньяка, этого серийного убийцу.
Вэй Усянь обернулся назад и сокрушённо вздохнул:
— Мне уже не хочется ввязываться ни в какие запутанные дела. Пусть всё останется так, как есть.
Лань Ванцзи кивнул, потянул за верёвку и повёл Яблочко вперёд.
Лань Ванцзи вспомнил, что собирался рассказать Вэй Усяню про Сычжуя.
Помолчав, немного собравшись с мыслями, Лань Ванцзи позвал:
— Вэй Ин.
— Что?
— Есть одна вещь, о которой я тебе не рассказывал всё это время.
И вдруг явственно ощутил волнение Вэй Усяня. Тот спросил:
— Какая вещь?
Лань Ванцзи остановился и посмотрел на него, собираясь заговорить, но тут позади послышались торопливые шаги, будто кто-то бежал.
Вэй Усянь пожаловался:
— Хоть караул кричи! Не успели уйти, а за нами уже погоня?
И действительно — кое-кто гнался за ними, однако погоня оказалась не такой уж и страшной. К ним приближался Вэнь Нин и запыхавшийся Лань Сычжуй, который позвал:
— Хань… Ханьгуан-цзюнь, учитель Вэй!
Вэй Усянь подпёр щеку рукой, а локтем оперся о голову ослика.
— Сычжуй-эр, я убежал с вашим Ханьгуан-цзюнем, чтобы пожениться. Чего ты за нами увязался? Не боишься, что старик Лань тебя заругает?
Лань Сычжуй залился краской, а Лань Ванцзи подумал: «Мгм. Неплохая идея.»
Сычжуй ответил:
— Учитель Вэй, не смейтесь надо мной, я… я хочу спросить у вас кое-что очень важное!
— Что именно?
— Я кое о чём вспомнил, но не до конца уверен, поэтому… поэтому решил спросить Ханьгуан-цзюня и Учителя Вэя.
Лань Ванцзи посмотрел на него, затем перевёл взгляд на Вэнь Нина. Тот кивнул.
Вэй Усянь спросил:
— О чём ты?
Лань Сычжуй выпятил грудь и глубоко вдохнул.
А потом выпалил:
— Один человек хвастался, что владеет бесподобным искусством приготовления пищи, но его творения обжигали не только глаза, но и желудок.
Вэй Усянь:
— А?
Лань Сычжуй продолжил:
— Закапывал меня на грядке вместо редиса и утверждал, что если подставить лицо солнечным лучам, а потом полить водой, можно вырасти быстрее. И обещал таким же образом вырастить несколько друзей, чтобы я мог с ними играть. Ещё как-то раз пригласил Ханьгуан-цзюня на обед, а в итоге сбежал, не заплатив, и оплачивать счёт всё равно пришлось Ханьгуан-цзюню.
Вэй Усянь выпучил глаза. Казалось, что он вот-вот свалится с ослика.
— Ты… ты…
Лань Сычжуй смотрел прямо на Вэй Усяня и Лань Ванцзи.
— Возможно, тогда я был ещё слишком мал, и очень многое помню урывками, но… я могу быть уверен… что когда-то носил фамилию Вэнь.
Вэй Усянь дрожащим голосом произнёс:
— Твоя фамилия — Вэнь? Разве не Лань? Лань Сычжуй, Лань Юань…
Лань Сычжуй уверенно кивнул, его голос тоже задрожал:
— Учитель Вэй, я… я — А-Юань…
Вэй Усянь ещё не до конца осознал услышанное и растерянно пробормотал:
— А-Юань… Но А-Юань погиб, разве нет? Тогда он один остался на горе Луаньцзан…
Он сразу повернулся к Лань Ванцзи:
— Лань Чжань, это ведь ты?!
— Да.
Он встретился взглядом с Вэй Усянем и произнёс:
— Это и есть та вещь, о которой я тебе не рассказывал.
Очень-очень долго Вэй Усянь не мог вымолвить ни слова. Лань Ванцзи даже уже начал переживать за его здоровье, как бы ничего не произошло от нервного потрясения.
В конце концов, Лань Сычжуй не выдержал — громко закричал, подскочил к ним, одной рукой обнял Вэй Усяня, а другой — Лань Ванцзи, крепко прижав к себе обоих. От внезапного столкновения друг с другом и ситуации в целом мужчины растерянно застыли. Они смущенно пялились друг на друга и не могли вымолвить ни слова. Потом оба посмотрели на юношу.
Лань Сычжуй прижался к их плечам и зарылся лицом.
— Ханьгуан-цзюнь, Учитель Вэй, я… я…
Слушая его приглушённый голос так близко, Вэй Усянь и Лань Ванцзи переглянулись и увидели в глазах друг друга что-то очень нежное.
Вэй Усянь слегка пришел в себя, ласково похлопал Лань Сычжуя по спине и произнёс:
— Ну всё, всё. Незачем плакать.
Лань Сычжуй ответил:
— Я не плачу… просто… вдруг почувствовал себя очень грустно, и в то же время… радостно… Я даже не знаю, что сказать…
Спустя несколько секунд молчания Лань Ванцзи тоже положил руку на спину юноше и мягко похлопал. Затем произнёс:
— Тогда не говори ничего.
Вэй Усянь подхватил:
— Точно.
И Лань Сычжуй ничего не сказал, только прижал их ещё крепче.
Так они и стояли втроем обнявшись. Было какое то уютное семейное тепло между ними, такое нежное и мягкое, что сердце Лань Ванцзи замирало от простого человеческого счастья. Вот это как раз то, чего не хватало все эти годы его израненному сердцу, его истерзаной душе. Два его любимых человека рядом в его обьятиях. Что может быть прекраснее таких чудесных моментов! На глаза наворачивались слезы счастья. Вот он тот самый «маленький» о котором все время думал Вэй Усянь. Хотя этот маленький был уже далеко не маленький, но по прежнему вызывал теплые отцовские чувства. Часто Лань Ванцзи ловил себя на мысли, что думает о нем, как о малыше. И так хочется утешать и баюкать. «Родительский инстинкт неисстребим, » — подумал Лань Ванцзи.
Вскоре Вэй Усянь произнёс:
— Ай-яй-яй, дитятко, ну откуда у тебя в руках столько силы? Сразу чувствуется — Ханьгуан-цзюнь тебя обучал…
Лань Ванцзи посмотрел на него и поправил:
— Ты тоже его обучал.
— Что ж, не удивительно, что парень вырос таким замечательным.
Лань Сычжуй же возразил:
— Но Учитель Вэй ничему не обучал меня.
Вэй Усянь возмутился:
— Кто сказал, что не обучал? Ты просто был слишком мал и забыл всё, чему я тебя учил.