Часть 103. Путь.(путь в неизвестность) (1/2)
Вэй Усянь упорно шел пешком, не желая садиться на ослика. Лань Ванцзи продолжал тайком любоваться его профилем и думал: «Интересно, насколько его хватит? Все таки ранение нешуточное. Но он продолжает показывать, что ему все нипочем.»
По хооошему, конечно Вэй Усяню надо бы еще недельку как минимум, чтобы оправиться от раны. Но оставаться в Облачных глубинах ввиду сложившихся обстоятельств было опасно. Явно видно было, что Цзинь Гуаньяо подозревает старшего брата в сокрытии преступника Вэй Усяня с отступником Хангуан Цзюнем.
Да, действительно, как мнение толпы порой неоднозначно. Лань Ванцзи это почувствовал на себе.
Вчера ты герой, смелый и отважный, все восхваляют тебя за праведность и безупречность. А сегодня ты уже преступник, отступник от правильного пути. И абсолютно каждый, взяв на себя роль судьи, готов бросить в тебя камень. А кое кто затаил злобную зависть. И теперь у него есть шанс убить тебя и втоптать в грязь. Как быстро все меняется! Один поступок и все твои заслуги перечекнуты напрочь! Ты можешь хоть десять раз отдать за них жизнь, но если выдастся случай заклеймить тебя как злодея и преступника, никто из них даже глазом не моргнет.
Да, теперь Лань Ванцзи отступник, который переметнулся на сторону страшнейшего и безжалостного злодея, подобного которому еще не было за всю историю Поднебесной.
Лань Ванцзи повернул голову в сторону страшнейшего злодея и в который раз уже снова залюбовался его идеальным профилем. Утреннее солнце освещало розово золотистым светом его очаровательное лицо с тонкими изящными чертами.
Длинные изогнутые ресницы отбрасывали тени на его нежные щеки. Казалось, что его кожа светится изнутри как лепесток розы нежным светлым сиянием. Черные блестящие локоны ниспадали с плеч, перехваченные ярко красной лентой. Лань Ванцзи сам осторожно сегодня утром расчесал эти шикарные волосы и надежно завязал в конский хвост на макушке. Но все равно непослушная прядка на виске выбилась из аккуратной прически. Страшный безжалостный злодей шел и очаровательно надув розовые нежные губы, без конца сдувал эту вредную прядку. Лань Ванцзи так хотелось протянуть руку и заправить эту прядку за белое аккуратное ушко.
Но приходилось нечеловесескими усилиями сдерживать себя. Он еще помнил как он напугал его ночью в библиотеке. Спасло то, что в присутствии Лань Сичэня он не стал ничего говорить. Вэй Усянь вообще был не из тех людей, которые любят клеймить других при малейшей оплошности.
И Лань Ванцзи был ему благодарен за это. И не только за это. За то, что тот появился в его жизни, за то, что осветил ярким теплым светом каждый уголок его серой скучной души. За то, что сейчас рядом, несмотря на всю унылость и чопорность второго нефрита. Несмотря на его невыносимое занудство.
«Вэй Ин! Солнышко мое! У меня просто не хватает слов! Как выразить всю ту огромную благодарность тебе, даже просто за то, что ты есть?! За весь твой свет, за тепло! За все! Просто за тебя! Солнце мое! Ты для меня все! Ты моя вселенная!»
Лань Ванцзи понимал, что идут они сейчас практически в неизвестность. Что их ждет там? Какие опасности? Но, не это важно. Важно, что несмотря ни на что, они все-таки сейчас идут вместе, плечом к плечу.
Только надолго ли хватит сил у тяжело раненого человека, рана которого только только затянулась?
Как и ожидалось, рана все-таки дала о себе знать. Лань Ванцзи встревожился и предложил поменять бинты. Но Вэй Усянь наотрез отказался.
И залезть на ослика было больно, он мог опять потревожить рану.
Лань Ванцзи остановился, примерился как поудобнее взять свое солнце, чтобы не прикасаться к больному месту. Потом аккуратно взял того за талию сильными руками, приподнял. Было такое дикое желание прижать его к сердцу. Но Лань Ванцзи поостерегся делать такие сумасшедшие вещи, вдруг опять напугает. Если он даже своим воркованьем напугал его тогда, то последствия от такого спонтанного порыва было даже страшно представить. Он не мог так глупо рисковать, поэтому с чувством сожаления посадил его на спину осла.
Вэй Усянь, сидя на спине Яблочка, довольно заулыбался, даже уголки его глаз приподнялись. Лань Ванцзи в очередной раз удивлся его способности радоваться каждой мелочи и спросил его:
— Что случилось?
Вэй Усянь ответил:
— Ничего.
Он просто радовался. Как он так умеет? И так становится тепло, когда он вот так делает! Кажется внутри и снаружи у Лань Ванцзи разливается теплый золотой солнечный свет. И так становится радостно на душе! Никогда он не ипытывал такого чувства! Нет. Испытывал! В обьятиях мамы. Но это было так давно, почти забытое ощущение, но такое дорогое, словно сокровище, которое хранишь в шкатулке. Хранишь и иногда вечером с трепетом вытаскиваешь полюбоваться, освежая в памяти забытые подробности.
А сейчас с ним рядом ехало его счастье, его сокровище, его солнце, его необьятная вселенная!
Вдруг Вэй Усянь сказал:
— Лань Чжань, возьмись за верёвку.
Лань Ванцзи спросил его:
— Зачем?
— Ну, сделай одолжение, возьмись же.
Так и не сумев разгадать, отчего улыбка Вэй Усяня вдруг сделалась столь ослепительной, Лань Ванцзи, как тот и попросил, взялся за верёвку Яблочка и сжал её в руке.
Вэй Усянь пробормотал себе под нос:
— Вот. Теперь не хватает только маленького.
Лань Ванцзи переспросил:
— Что?
Вэй Усянь, украдкой посмеиваясь, ответил:
— Ничего. Лань Чжань, ты и правда очень хороший человек.
«Что у него в голове? Только ему одному известно.»
В этот раз по пути в Илин они совершенно не могли предугадать, что их ждёт. Возможно, опасностей впереди всё же больше, чем везения, однако Лань Ванцзи абсолютно не беспокоился. Он просто наслаждался моментом.
Вдруг Вэй Усянь поднес к губам флейту и сыграл ту самую мелодию, которую сочинил когда то в юности молодой зануда нефрит. Эта мелодия была навеяна бесконечной тоской по тому мальчику звезде, который не на шутку взволновал его упрямое сердце.
Лань Ванцзи земедлил шаг, его сердце замерло в груди и сладко притихло, словно прислушиваясь к чистым звукам флейты.
Вдруг Вэй Усянь воскликнул:
— Лань Чжань! Ответь мне, как же всё-таки называется та мелодия, которую ты пел для меня в пещере Черепахи-губительницы на горе Муси?
Лань Ванцзи посмотрел на него и спросил:
— Почему ты вдруг вспомнил об этом?
Вэй Усянь ответил:
— Просто скажи, и всё. Как она называется? Я, кажется, догадываюсь, как ты узнал меня.
Лань Ванцзи, от волнения не в силах даже раскрыть рот, молчал, тогда Вэй Усянь поторопил его:
— Ну же, говори, что это за мелодия? Кто её придумал?
Лань Ванцзи ответил:
— Я.
— Ты сам?!
— Мгм.
На лице Вэй Усяня появилось выражение крайнего удивления, потом он улыбнулся и испытующе спросил:
— Но если ты действительно именно так меня и узнал, выходит… эту мелодию больше никто никогда не слышал?
Лань Ванцзи ответил:
— Никто.
«Да, солнце мое, никто и никогда ее не слышал. Это только наша песня. Она для тебя. Только для тебя. Она о тебе.»
Но нетерпеливое солнце так хотело узнать название песни, что чуть не свалился с ослика. Лань Ванцзи только успел дернуть веревку, чтобы тот не сбросил Вэй Усяня.
Тот не унимался:
— Всё хорошо, всё хорошо. Просто у него такой характер, пару раз подпрыгнет, и всё. Давай продолжим разговор. Так как всё-таки называется мелодия?
— А как ты считаешь?
— Что значит — как я считаю? Так у неё есть название или нет?
Лань Ванцзи про себя думал: «Как я ему это скажу? Название столь откровенно, что он испугается не на шутку. Что он тогда подумает?»
Лань Ванцзи вспомнил о том, что уже несколько раз выдал себя. Лучше узнать, что думает на эту тему сам Вэй Усянь, а там видно будет, готов ли он услышать подобное название?
Вэй Усянь сказал:
— Так ты хочешь услышать мои предложения? Я думаю, лучше всего подойдёт…
Он перебрал ни один десяток названий. Но ни одно из них даже отдаленно не напоминало то, которое дал ему Лань Ванцзи. Придя к ввводу, что их сердца все-таки действительно говорят не только на разных языках, но и на разные темы, Лань Ванцзи решил пока не шокировать наивного юношу.
Лань Ванцзи вдруг ясно осознал, что и это тело и сам Вэй Усянь младше сейчас его тепершнего Лань Ванцзи как минимум на добрый десяток лет. Он спал 13 лет и никак не продвинулся за это время в своем как эмоциональном так и физическом развитии как мужчина. У него уже были взрослые мысли и взрослые желания. А у его солнца еще играло детство в одном красивом месте.
«Стоп, Лань Чжань, вот тут ты остановишься. Не время. Это тебе 35 лет, а он погиб в возрасте 22 лет. И таковым и остался пока.»
Они прошли уже довольно порядочно. Надо было позаботиться о состоянии саоего счастья. Он уже устал и надо дать ему отдохнуть и попить воды.
На пути повстречался крестьянский домик.
Лань Ванцзи привязал Яблочко поблизости.
На стук никто не ответил, а толкнув ворота, путники обнаружили, что замок не заперт. Посреди двора стоял деревянный стол плотницкой работы, а на столе оказался целый таз ещё нечищеных бобов. У глинобитной стены высилась копна рисовой соломы, из которой торчали грабли, а по двору тут и там бегали цыплята, клюющие рис.
Вэй Усянь, увидев в другом углу двора несколько арбузов, поднял один из них и с серьёзным видом заявил:
— Хозяина нет дома, Ханьгуан-цзюнь, можем делать, что хотим.
Лань Ванцзи подумал, что не ошибся, его солнце действительно не повзрослело. Ну что ж, придется и с этим смириться. Подождать пока повзрослеет. Он вздохнул и вытащил деньги, чтобы оставить на столе.
Вдруг послышались звуки шагов.
Вэй Усянь резко повалил Лань Ванцзи прямо за стог соломы.
Лань Ванцзи конечно уже ожидал чего нибудь этакого, поэтому не издал ни звука, когда Вэй Усянь так внезапно набросился на него. Вот только он не понимал, почему они должны прятаться. Эти люди вряд ли знали их в лицо. Вэй Усянь же поднёс к губам указательный палец, потом прижался к Лань Ванцзи. Наверняка он даже не догадывался, что просто играет сейчас с огнем. Лань Ванцзи пришлось призвать всю свою железную выдержку и самообладание.
И не зря.
Во двор вошли молодые супруги с ребенком, услышав в их разговоре, что жена называла мужа «гэгэ», Вэй Усяню так это понравилось, что он начал дразнить Лань Ванцзи:
— Вот так удача, оказывается, хозяин этого дома — ещё один «гэгэ».
Лань Ванцзи окинул его серьёзным взглядом и отвернулся, подумав, что эта звезда когда нибудь доиграется.
Но беспокойное солнце не унималось, он прижался ближе, к самому уху Лань Ванцзи, и тихонько позвал:
— Лань-гэгэ.