Часть 53. Лучик (это когда среди беспросветного мрака появляется слабый лучик, ради которого стоит жить) (2/2)
Если же Вэй Усянь придет на его расспрос, то это означает, что его уже нет в мире живых. А если не придет, то он возможно еще жив! Хотя…
Если он никого не хочет видеть, он может и не прийти. Возможно он просто спит смертным сном, а это скорее всего так. Но это автоматически не исключает факта, что он еще жив и просто скрывается ото всех.
Теперь же к серой беспросветной тоске прибавилось душевное смятение. А ведь Вэй Усянь со свойственным ему характером мог не подчиниться и не прийти на зов Лань Ванцзи.
«Вэй Ин всегда был таким, ” —когда то сказал Цзян Фэн Мянь на жалобы Лань Цижэня по поводу своевольного характера Вэй Усяня.
Если же он чего то не хотел, то его невозможно было заставить, он все равно поступал по своему.
Лань Ванцзи часто вспоминал тот самый разговор с братом в башне Кои, но тогда их прервали и больше не было возможности поговорить, а потом уже не имело смысла.
Он тогда сказал Лань Сичэню:
«Брат. Я хочу забрать одного человека в облачные глубины. Забрать и спрятать. Но… только он не хочет этого.»
Возможно, если бы их тогда не прервали, они вместе придумали бы что нибудь.
«А ведь Вэй Ин всегда быстро и безошибочно находил выход из любой даже самой сложной ситуации. Почему я так не умею? Возможно привычка. Заложенная с самого рождения. Пока не прокрутил все 3000 правил в голове, не действуй. Чтобы ничего не нарушить. Ох, уж эти правила!»
Вэй Усянь появился тогда вовремя и спас от неприятной ситуации Лань Ванцзи и Лань Сичэня.
«Почему я тогда не бросил все и не последовал за ним? —корил себя Лань Ванцзи, —не прогнал бы он меня в конце концов. А если бы и прогонял, все равно надо было настоять на своем. Все равно надо было быть рядом и помочь. Тогда не случилось бы этой трагедии на тропе Цюнци. А так он был там один. Один против всего общества, без помощи и поддержки. Тогда охранники не смогли бы выгородить себя и сочинять эти небылицы. И им поверили, потому что всем было так удобно. Зачем разбираться, если уже нашли козла отпущения и навешали на него всех собак? А я? Что сделал я? Зациклился на своих тараканах, когда нужно было все бросить и поддержать просто? Не думаю что теперь у Вэй Ина есть причина хотеть меня видеть! Эх, Лань Чжань, сколько ты наломал дров, сколько сидел рефлексировал, сколько потерял времени на сомнения и страдания! А надо было всего лишь одно —быть рядом и все! Вэй Ин! Прости меня! Прости! Вообще простишь ли ты меня когда нибудь?»
Ощущение вины было настолько глубоким, что казалось почти осязаемым. Оно сьедало изнутри убитую горем душу, что казалось осталась одна оболочка. Раны, оставленные дисциплинарным кнутом почти не заживали, казалось, организм включил механизм саморазрушения.
Лань Сичэнь приходя на перевязки, только печально качал головой и укоризненно смотрел на младшего:
—Ванцзи, тебе нужны силы, чтобы зажили раны.
—Зачем? —безразличным ко всему голосом спросил Лань Ванцзи.
Он больше не прятался под маской сомоотрешенности, он действительно потерял интерес к жизни.
Лань Сичэнь мягко улыбнулся:
—Ванцзи, тебе скоро понадодобятся силы, очень понадобятся.
В его голосе была еле заметная радость, хотя младший брат и огорчал своим пессимистичным настроем.
Лань Ванцзи недоверчиво посмотрел на старшего.
В голове пронеслось: «Он рад? Чему рад? Не может быть…» —слабая надежда на что то непонятное и непостижимое, скорее всего на невозможное, вяло зашевелилась в его израненой душе.
Через пару дней Лань Сичэнь принес ему восстановленные документы Вэнь Юаня. Осталось написать заявление на усыновление и на перемену фамилии уже на правах родителя с Вэнь на Лань.
У Лань Ванцзи дрожали от волнения руки, когда он взял в руки кисть, так что он не смог написать ни одного иероглифа. Лань Сичэнь вздохнул и сам заполнил заявление, так что Лань Ванцзи осталось только поставить свою подпись.
С трудом уняв волнение, он взял кисть и долго и тщательно выводил свою подпись внизу завления, крепко держа перо, чтобы не выронить.
Лань Сичэнь ушел, весело помахивая заполенным заявлением, чтобы быстрее высохли чернила.
Теперь Лань Ванцзи просто обязан был жить!