Часть 47. Переоценка (или переоценка жизненных ценностей нашего нефрита) (2/2)
Ложь и лицемерие того общества переплетались с завистью и ненавистью, жажда власти затмила им глаза.
Тактика Цзинь Гуаньшаня «разделяй и властвуй» нашла применение и ему удалось внести разногласия в клан Цзян и теперь он давил на каждого брата в отдельности. Одного провоцировали и обвиняли потом в злых замыслах, а другого придавив чувством вины, сломали окончательно, что он стал марионеткой в их руках и врагом собственному брату и первый обрушил на него удар.
Цзинь Гуаньшань давно лелеял мечту влезть так же в клан Гусу Лань, чтобы потом диктовать свои условия. После того, как братья Лань покинули башню Кои после того злополучного совета кланов, за ними тут же полетело письмо от Цзинь Гуаньшаня, в котором он жаловался Лань Цижэню на дерзкое нарушение этикета его младшим племянником, дядиной гордости и примера для всей молодежи. Мало того, что он нарушил этикет и перебил главу ордена перед всеми, он еще и встал на сторону преступника, потом самовольно покинул совет кланов, чтобы поговорить наедине с безнравственной девушкой, которая вообще оскорбила всех присутсвующих своими дерзкими речами в защиту Вэй Усяня и вышла из клана, который приютил её и возвысил.
Был неприятный разговор с дядей и наказание, потом заключение, с запретом покидать облачные глубины сроком на год и переписывание правил. Его даже заставили сдать в хранилище нефритовый жетон.
Покидать облачные глубины можно было только с братом и дядей на советы кланов. Впрочем посещать эти мероприятия Лань Ванцзи отказался. Он и раньше не любил эти сборища чванливых лицемеров и отьявленных сплетников, а теперь и вовсе не видел смысла туда ходить.
Дядя сначала покричал, потопал ногами, но младшего племянника переломить было невозможно. Лань Цижэнь, выплеснув свои гнев, успокоившись и поразмышляв, решил что оно возможно и к лушему. Вдруг Ванцзи вытворит опять что то подобное и тогда точно не оберешься позора и проблем.
Лань Ванцзи вырос таким же упрямым как его родители и если что задумал, то не отступится. Да и не знаешь что у него на уме, что скрывается под этой маской ледяного равнодушия. Так что, наказав племянника, дядя на время успокоился.
Лань Ванцзи сидел возле спящего А-Юаня и вспоминал все те события. Мальчик спал, жар у него не спадал. Видно, он слишком долго просидел в дупле дерева. У него было физическое истощение и обезвоживание, а так же из-за страха еще и нервное истощение. Ребенок время от времени звал в бреду то бабулю, то сестрицу А-Цин, то Сянь-гэгэ. Последнее особо больно резало по сердцу Лань Ванцзи.
Он брал отвар из трав и ложечкой поил ребенка, потом обтирал его горячее исхудавшее тельце мокрым полотенцем, чтобы уменьшить жар и ложил на лоб платок, смоченный в прохладной воде.
После нескольких бессонных ночей и еще не заживших ран Лань Ванцзи сам был еще очень слаб, но не спал, боясь что вовремя не уследит и мальчику станет хуже. Время от времени он делился с ним крохами своих духовных сил. Он должен выходить этого ребенка и дать ему самое лучшее.
—А-Юань, ты должен жить. Ты—все что у меня осталось от Вэй Ина.
Лань Ванцзи теперь понимал, что должен жить, несмотря ни на что, несмотря на отчаяние, боль и тоску, несмотря на депрессию и раны. Несмотря на то, что жить совсем не хочется. Надо собрать себя в кулак. Всю свою волю. Все свои силы. Жить ради этого маленького беспомощного человека.
—А когда вернется Вэй Ин…
Вздох. Боль.
—Да. Он вернется. Я найду его. Найду.