Часть 18. Шидзе. (1/2)

Шел последний день унылого месяца заточения Лань Ванцзи в библиотеке.

Все дни были в черно- белом цвете от иероглифов написанных черной тушью на белой бумаге. Казалось он жил в неживом мире буквоедства, как древний книжник.

Единственно что оживляло его беспросветное существование это кролики. Он проводил весь вечер за уборкой и кормлением пушистиков, потом брал их на руки, гладил, звал их А-Сянем и А-Чжанем. Так же это были сны, в которых неизменно присутствовал Вэй Ин. Лань Ванцзи уже не пытался сопротивляться, а принимал это как новую часть своей жизни, новых эмоций и телесного опыта.

А днем он каждый раз ждал когда закончатся занятия, чтобы через щелку в приоткытых ставнях увидеть ещё разочек Вэй Усяня.

Ставни он теперь предусмотрительно прикрывал, справедливо опасаясь что в очередную вылазку Вэй Усяня, может зайти дядя или кто нибудь из адептов. И тогда трудно представить себе какие последствия это вызовет. Он не боялся наказания, просто не хотел вмешивать в это Вэй Усяня. Да и зачем? Если это целиком и полностью тараканы Лань Ванцзи.

Иногда он замечал, как проходя мимо, Вэй Усянь бросает взгляд на его окно, но ничего не видит за прикрытыми ставнями. Но сердце Лань Ванцзи в этот момент замирает. Все таки он не забыл! И тогда казалось, что день прожит не зря!

Он не думал о том, что будет дальше, как повернутся события, он просто существовал между этими взглядами на предмет своего обожания и беспокойства, кроликами и снами.

Но в этот последний свой день наказания, он не увидел среди учеников Вэй Усяня. Он долго ждал. Прошла еще группа. Его не было!

Вдруг он услышал разговор нескольких учеников. Это были юноши из ордена Юнь Мэн Цзянь и ордена Лань Лин Цзинь.

—Вашему молодому господину знатно досталось. У него половина лица так опухла и посинела, что он не в состоянии даже глаз открыть!

—Да уж. Кто знал, что Вэй Усянь так любит свою шидзе? Что готов всякого, кто неуважительно выскажется в её адрес прибить на месте!

—Как же не любит? Все видят какая у них любовь. Шидзе варит ему суп, чистит лотосы, всегда сидит у его постели когда он болен. Видели бы вы как она нежно протирает его губы платочком, когда он поест. Она готова его на ручках носить. А как сияют их глаза, когда они смотрят друг на друга. И сам Цзян Фэн Мянь поощряет их отношения. Он с самого начала возлагает на Вэй Усяня большие надежды.

—А вот оно что. Теперь понятно почему мадам Юй так старается держать его подальше от дочери. Она же пообещала нашей хозяйке отдать ее замуж за господина Цзынь Цзысюаня.

—Точно. А глава Цзян против этого. Но ничего не может сделать. Потому что ваша и наша хозяйка подруги и они поклялись поженить их.

Юноши удалились. А их разговор долго звучал в голове Лань Ванцзи. Значит дева Цзян? Вот оно что. Выходит, Вэй Усянь набил рожу жениху своей любимой девушки. И любовь эта взаимная. Внутри что то оборвалось, Лань Ванцзи, не в силах дальше думать, не в состоянии писать, просидел в оцепенении до полудня. К счастью в библиотеку никто не зашел.

У Вэй Усяня есть любимая девушка!

Он должен его увидеть! Ему необходимо спросить, насколько это правда.

Лань Ванцзи, не боясь что его застукают, выскользнул из библиотеки и пошел искать Вэй Усяня.

Он нашел его на площадке, вымощенной белой галькой стоящим на коленях.

Приближаясь к Вэй Усяню, он чувствовал что решимость покидает его, в горле встал комок, так что невозможно было произнести ни слова. Вспотели ладони, предательски задрожали колени, шаг замедлился.

«Ну, Лань Чжань, чего испугался? -уговаривал себя Лань Ванцзи, -кажется я не смогу сформулировать вопрос. Да и как спросить? Прямо в лоб про его шидзе? Он не поймет, с чего это я такой любопытный стал?»

Рассуждая сам с собой, он прошел разочек мимо Вэй Усяня, потом развернулся и стараясь побороть волнение, опять решил сделать попытку заговорить.

«Я подойду, поздороваюсь, он все равно что нибудь скажет. И тогда легче будет начать разговор. Просто спрошу за что его наказали. Сейчас подойду, пусть только он посмотрит на меня.»

Опять Лань Ванцзи глубоко вдохнул, чтобы побороть предательское волнение, приблизился к Вэй Усяню, изо всех сил делая вид, что просто проходил мимо.

Но Вэй Усянь, опустив голову, что то ковырял палочкой между камушками, не обращая никакого внимания на Лань Ванцзи.

Снова дойдя до Вэй Усяня, не решаясь заговорить первым, он почувствовал как гулко колотится сердце, задрожали руки и резко пересохло в горле, он просто в отчаянии смотрел на юношу, силуэт которого на белой гальке был до того ослепителен, что просто пропал голос.

Вэй Усянь, почувствовав, что тот смотрит на него, поднял голову и наткнулся на отчаянно горящий взгляд молодого господина Ланя, опустил вдруг глаза и на его лице ясно читалось недоумение.

«Кажется я напугал его, или смутил? Ну же! Почему опять ничего не сказал? А может! Нет! Не может быть! Кажется, я боюсь услышать правду! Лань Чжань, а тебе нужна эта правда? Что изменится? Он любит деву Цзян! И это взаимно! Я то тут при чем? Он мне чем то обязан? Или давал какую то надежду? Или на что то намекал? Чего это я разволновался? По какому поводу суета? Иди и пиши свои правила, чего разбегался?!»

Поколебавшись, он все-таки вернулся в библиотеку. Сидя за переписыванием, он старался успокоить нервы, но не думать обо всем этом было не в его силах.

Вечером он долго прижимал к себе и гладил кроликов, говорил с ними.

На следующий день опять не увидел среди учеников Вэй Усяня. Появилась трудно обьяснимая тревога. Хотелось узнать, что с ним, где он. Но у кого?

Снова услышал голоса вчерашних юношей и прислушался к разговору.

—Вот так прям и расторгли помолвку?

—Да! При чем глава Цзян первый предложил.

—Ооо, наверняка Вэй Усянь теперь попросит ее руки.

—Да, не зря же он так яростно отлупил Цзинь Цзысюаня. Из-за него же и расторгли помолвку!

—Нууу, теперь ваши влюбленные счастливо воссоединятся.

Юноши уходили, их голоса звучали все тише, но последние фразы чуткий слух Лань Ванцзи довольно ясно расслышал. И это принесло ему такое страдание, сердце прямо болело, глаза вдруг защипало. Он без сил опустился за стол и рука его с зажатым в ней пером легла на циновку, не в состоянии что либо вообще делать, не то чтобы писать. В состоянии полной депрессии он так просидел до вечера. Чувствовал себя совсем не живым.