Глава XXII "Eine weiße Weste haben. Часть 2" (1/2)

Когда она появилась на пороге детективного агентства, никто и подумать не мог, что их история затянется на столь продолжительный период. Дазай понятия не имел, каким образом у неё это получается, однако в вязании узлов она мастер. Не хочется признавать (а может и хочется), но и он сам был готов послушно ходить за ней по пятам. Она, как собака поводырь, тянет слепого за собой. Указывает верную дорогу.

Осаму чувствовал себя настоящим баловнем судьбы, когда в голову врывалась одна единственная мысль — я знаю её. Возможно, он — один из немногих, кто смог разглядеть в Фумико по настоящему светлого человека. Для него она — это вечно сияющее солнце, которое может находиться в состоянии затмения, но как только тени уходят, солнце открывается во всем своем великолепии. Она чем-то напоминает Одасаку. Ей тоже достаточно взгляда, чтобы понять, тяготят ли его какие либо размышления.

Долгое время Дазай считал, что просто играет с ней, как с десятками других. Но он не был идиотом. Её шрамы, синяки, волосы, белые запястья и синюшные вены. Всё это волнует его. Она сама очень его тревожит. Однако от этого никуда не денешься. В Фумико действительно есть то, чего и при желании в других не сыщешь. Понимание. Она понимает всё, без преуменьшений. Читает его, будто раскрытую на нужной странице книгу.

Это работает и в обратную сторону. В, казалось бы, бездонных глазах, где остальные не видят ничего, кроме собственного отражения — Осаму способен разглядеть маленькую девочку, отстроившую вокруг себя громадную каменную стену. Он знает, что ей не чужды эмоции и переживания. Каждое из них она пропускает сквозь сердце, но по неизвестным причинам для других так и остаётся куском льда. Айсбергом, что способен потопить целый круизный лайнер.

Она значит для него больше, чем кто бы то ни было. И Дазай полностью осознаёт это лишь в тот момент, когда её сердце останавливается.

***</p>

Три детектива, со времён их недолгого пребывания в бункере, числились пропавшими без вести. Директор Фукудзава временно отстранил их от дел, строго наказав не покидать стен офиса. Есенина подвергли тем же правилам. Видеть его угрюмое выражение лица каждый день точно стоило нескольких сотен йен.

Всего за два дня Куникида со скуки переделал все отчёты за себя, Ацуши и даже немного за Дазая. Тот бы их всё равно вовремя не сдал. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы придти к такому выводу. Для суицидника подобное являлось нормой. Свои дни он предпочитал проводить за игрой в карты, бессмысленными диалогами и глупыми шутками. Короче говоря, все откровенно скучали.

Когда сотрудники наконец заметили пропажу одного из них, а случилось это благодаря подавленной Наоми, директору пришлось выложить перед ними свой план, толкуя каждую карту. Усердие, с которым он подбирал нужные слова не ускользнуло от внимания детективов. Впрочем, так и осталось без комментариев. Юкичи рассказал, что виделся с Фумико незадолго до этого дня. Она пришла самостоятельно, без чьей либо подначки, а значит действительно нуждалась в помощи. Директор детективного агентства был известен своей справедливостью, поэтому не раздумывая согласился сделать всё возможное. А учитывая то, что предлагала Ямадзаки значительно больше, чем требовала — раздумывать пришлось недолго. Спасение жизней простого народа всегда было в приоритете.

Теперь в глазах Куникиды её поступки возымели смысл. Возможно, ему стоило бы сказать спасибо, однако увидятся ли они когда-нибудь — вопрос открытый. Если бы он сам оказался на месте Фумико, навряд ли остался бы в Йокогаме. Этот город, пожалуй, связан с самыми худшими событиями в её жизни и идеалист искренне не понимал, как девушка до сих пор умудряется держаться. Не может же быть такого, что ей попросту некуда поехать?

И почему дальше только смерть?

Нет, Есенин, конечно, придурок. Наверно, в этом успел убедиться каждый. У детективов не было ни одной причины верить его словам. Честно говоря, никто и не собирался. У него не было ничего, что могло бы подтвердить правдивость сказанных слов. В тоже время, Фумико уже рассказала всё, о чём нужно было знать. Учитывая эти факты, Есенин в этой игре был бесполезной пешкой, неспособной ни привести к победе, ни сподвигнуть на проигрыш. Он до сих пор оставался жив только благодаря своей способности. Трудно этого не заметить — она могла бы немного увеличить шансы.

Лист календаря с сегодняшнего дня сменился декабрём. На улице было прохладно, однако ничего в округе не выдавало наступления зимы. Небо оставалось серым, а листьев на деревьях не было уже достаточно долго. Они исчезли незаметно. Вот, казалось, весь город цвёл и зелень буквально резала глаза. А в один прекрасный день всё испарилось, словно никогда и не было. Страдать по этому поводу не приходилось. Листья вернутся всего через несколько месяцев, так что какая разница?

Того же Дазая куда сильнее беспокоил снег. В детстве абсолютно все радовались этому чудесному явлению, надевая на себя несколько слоёв одежды и скорее выбегая во дворы. Дети громко хохотали, устраивали целые войны и строили немыслимые фигуры. Что же изменилось? Что стало с ней?

Фумико боялась снега — это явно бросалось в глаза. Но она ведь не была такой постоянно? Раньше белые хлопья, без остановок летящие с неба, приводили девушку в настоящий восторг. Она не прочь была и поиграть и в сугробах поваляться. Одним словом — дурачилась. Возможно ли так круто изменить своё мнение?

Прошло несколько лет, так что ответ определённо положительный. Люди ухитряются передумать всего за несколько часов, что уж говорить о годах. Но был в этом некий подвох. Конечно был… Ямадзаки неспроста молчала. Ей не нужно было произносить ни единого слова, чтобы показать нужным людям своё мнение и чувства. Ей было страшно. И это был не тот страх, который многие испытывают сталкиваясь с кошмаром наяву.

Осаму хорошо знал его.

Он сам не раз испытывал подобное, когда табуретка уходила из-под ног, а на горле затягивалась петля. Это страх последнего мгновения. Тот, после которого ты уже не сможешь ничего почувствовать. Страх смерти…

Дазай однажды сказал:

Мужчина боится смерти, но в тоже время она его привлекает. Что в больших городах, что в литературе смерть следует за всеми…только этого момента в жизни нельзя избежать. Именного этого я и желаю…

Эта фраза надолго въелась в его голову. Встретив однажды в офисе девушку по имени Ямадзаки Фумико, он подумал, что она разделит это мнение. Суицидник считал, что в этом они идентичны, как две половинки одного яблока. Ошибся.

Осаму мог бы на пальцах пересчитать те немногие разы, когда умудрялся допускать ошибки. Только спустя время, когда Фумико и Дазай стали теми Фумико и Дазаем, которыми являются сейчас, он понял. Его осенило, что на самом деле её мёртвые глаза никогда не выражали желание всё закончить. Изо дня в день они хотели начать. Она готова была посвятить себя любимому делу, если бы такое появилось. Создавать семью или выстраивать карьеру. Начинать всё с чистого листа или пытаться исправить прошлое. Всё это символизирует собой некое начало. По крайней мере, именно такой была истина для Ямадзаки. Она никогда не была против возможностей. Из раза в раз выбирала жизнь.

Тогда для чего ей тревожиться о смерти? Как нечто подобное вообще пришло в голову?

Птицы…

Она говорила что-то про птиц. Когда птица знает, что умрёт, её песнь становится печальной. Это звучало так, верно?

«Я тот, кто должен умереть, когда наступит мое время, а потому позвольте мне прожить мою жизнь так, как хочу я.»

Её собственная проповедь воришки. Должна умереть. Прожить так, как хочу. Не это ли ещё одно наглядное доказательство искренности её намерений?

Красота в деталях. Фумико знала, что не смогла бы сказать о таком напрямую. Но для неё подобный конфуз не повод сдаваться. Если не так, значит по другому. Что бы ни случилось, она отыщет способ объясниться, а уж поймут или нет — не её забота. Главное — она чиста перед собой. И неважно, что скажут остальные. Дазай на её стороне и ничто не способно заставить его внезапно поменять мнение. Даже её чёртово неумение разговаривать.

Фумико не погибнет.

Подобное не в коем случае не может произойти. Для них смерть — конец всему. Она больше не будет символизировать новое начало и выступит в роли того самого расстояния, что мешает людям.

И откуда только у Ямадзаки берутся такие идеи?

Связаться с ней невозможно. Нельзя ни узнать со стороны, ни спросить лично. Это приводит к унынию. Фумико словно тень. На протяжении всего дня она находится рядом, но стоит ночи вступить в свои владения, как та бесследно исчезает. Возвращается лишь к рассвету. Иными словами — следует своим собственным правилам.

Дазай бросил взгляд на окно. С неба упала первая снежинка.

Как по расписанию, ровнёхонько в начале зимы. Она, словно землетрясение, несёт собой необратимые последствия. Осаму закрыл глаза.

А когда снова открыл, на улице уже было темно. Он не спал, но всем остальным лучше было думать именно так. Парень, будто находясь в трансе, поднялся с места и под возмущённые протесты Куникиды покинул офис. Плевать он хотел на чужие запреты. Сам себе хозяин.

Дазай понял, что что-то не так ещё до того, как вошёл в квартиру. Присутствовало там некое незримое изменение. Это было нечто светлое, уютное. Оно наполняло пространство своей атмосферой, вытесняя всю существующую серость.

— как ты вошла? — спросил он, хотя и знал ответ наизусть.

— немного поколдовала с замком, — ответила Фумико, стоя около настежь раскрытого окна. Она так и не обернулась.

Осаму того и не требовал. Подошёл сам. Девушка без слов протянула ему тлеющую сигарету. Для Ямадзаки это являлось своеобразным жестом доверия, так что он не думал отказываться. Украдкой взглянул в её глаза. Мутные, подёрнутые неизменной дымкой, сейчас они казались особенно несчастными. На её пунцовых губах играла потерянная улыбка, выражающая несколько чувств сразу.

— почему не попросила ключи?

Фумико посмотрела на него так, словно впервые услышала это слово. Попросить ключи. Звучит слишком незнакомо. Навевает воспоминания о семье, которой у неё, считай, никогда и не было.

Она точно станет его погибелью.

Дазай машинально касается её волос. Накручивает шёлковую прядь на длинный палец. Подобное уже стало привычкой. Это успокаивает, заставляет ненадолго покинуть реальность. Как наркотик.

— на самом деле, у меня есть, что сказать, — тихо, но чётко произнесла Ямадзаки.

— и что же? — слегка наклонив голову, спросил он.

— ты — всё, что у меня осталось. Несмотря на происходящее, я всегда буду выбирать тебя. Просто хочу, чтобы ты знал об этом.

— пришла прощаться? — Осаму посмотрел прямо в её глаза, однако девушка смогла выдержать.

— я вернусь. — твёрдо отчеканила Фумико, отпуская тлеющий окурок в свободный полёт с окна. Ветер тут же подхватил его, унося в неизвестном направлении. — вернусь за тобой.

Дазай молча вынул что-то из кармана. Не глядя вложил предмет в женскую ладонь. Тот, в ответ на это действие, обжег леденящим холодом.

Ямадзаки сжала пальцы, чувствуя ладонью очертания связки. Ключи.

— чтобы было, куда возвращаться. — пояснил Осаму.

Она кивнула в ответ, действительно выглядя до крайности озадаченной. Похоже, в кои-то веке ему удалось пустить волны смуты по её непоколебимому морю безразличия.

Хотя нет. Если подумать, Фумико никогда не была безразличной.

— останешься? — спросил он.

Девушка замялась. Дазай было подумал, что её ответ будет отрицательным, однако вскоре та кивнула. Так на неё не похоже. Обычно уверенная, сейчас она скорее напоминала школьницу в разгар первых отношений.

Практически всю ночь они провели, занятые бессмысленными разговорами. Ничего, что касалось бы нынешней ситуации. Ни слова о прошлом. Ни малейшего взгляда в будущее. И так всегда. Они слишком хорошо знают, что ни один подобной болтовни не оценит, так зачем портить вечер? Пока у них ещё остаётся время — нужно использовать его на максимум. Как в последний раз.

В глубине души каждый молит о том, чтобы начатое не обрывалось на полуслове. Чтобы продолжалось бесконечно, ведь дольше уже некуда.

В эту самую минуту, когда она так доверчиво сидит рядом и слушает всё, что он ей говорит — все проблемы меркнут. Кружка в её руках, наполненная чаем, уже давно превратилась в неприятно холодную, но Фумико это не волновало, как не волновало и всё остальное. Пока она была здесь — всё было в порядке. До тех пор, пока стены квартиры скрывают их двоих от окружающего мира — она может по настоящему жить, а не существовать.

Фумико ушла, стоило рассвету показаться где-то за горизонтом. В этот момент Дазай подумал, что начинает испытывать к нему ненависть. Однако он не мог исключать того, что чем раньше всё начнётся — тем раньше она вернётся назад. И на этот раз он не позволит ей уйти. Это дело станет последним.

***</p>

Как оказалось, Восемнадцатая действительно умеет держать своё слово. После встречи с ней, на ладони Ямадзаки красовалась маленькая, вполне осязаемая таблетка. По виду такая же, какую люди принимают от головной боли. Самая обычная, белая с бороздой посередине. Забавно то, что в скором времени этой малышке предстоит спасти жизнь.

Она поможет не ослабнуть. Сохранить внутри себя достаточно энергии, чтобы подняться на ноги. Единственное, о чём женщина предупредила — принять её строго вовремя. Минута в минуту. Сказала, что малейшее промедление понесёт за собой последствия.

С этим не должно было возникнуть проблем. Наверно, из всего замысла этот пункт самый простой в исполнении. Для того, чтобы выпить таблетку не нужно особых навыков и способностей. Не требуется также много времени и усилий. То, что надо.

Спешно шагая по длинному коридору, Фумико крепче сжимала руку. Лишь бы не выронить. Не потерять. От этой крохи зависит её будущее, ошибиться нельзя.

Девушка вошла в комнату, подозрительно быстро захлопывая за собой дверь. Ощущение того, что со всех сторон на неё глядит несколько пар глаз усиливалось с каждой пройденной секундой. Отвратительно липкое напряжение взбиралось по спине, явно не имея намерений в ближайшее время покидать уютное местечко. От этого чувства хотелось с головой укрыться толстым одеялом, ведь недаром говорят, что чем одеяло толще — тем безопаснее под ним находится.

— ну что? — как гром раздался взволнованный голос.

— что «что»? — переспросила Ямадзаки, едва не подскочив от неожиданности.

— ты знала, что влюблённость временно снижает уровень IQ?

— а? — видимо по-прежнему не особо понимая, что происходит, Фумико уселась на кровать так, словно её пихнули туда силой.

— о чём я и говорю, — Акане хихикнула, состроив хитрые глазки. — покажи таблетку то!

Ямадзаки покорно раскрыла ладонь.

— ты обещала ему вернуться.

— обещала. — подтвердила она, наблюдая как Акане с интересом разглядывать ничем не примечательный кружочек.

— почему? Как это работает?

— чувства? — с сомнением спросила Фумико. Способность кивнула.

Она ждала ответ, но честно говоря Ямадзаки не была в силах его дать. Попросту не знала, как ответить на такого рода вопрос. У любви нет шаблона. Для всех она выглядит по разному, будто поворачивается противоположными сторонами. Для одних достаточно молчать, стоя плечом к плечу, в то время как для других мало будет поцелуев.

А почему пообещала? Да потому что знает, что он будет ждать. Столько, сколько нужно. Так или иначе Дазай останется с ней, ведь друг без друга они просто два потерянных в огромном мире человека. Если нашли — нет смысла теряться вновь.

— эй! Планета вызывает Фумико, ты ещё с нами?

— это трудно объяснить…

— уже догадалась. Я знаю, что ты всегда исполняешь свои обещания. Если так суждено, значит проживёшь остаток жизни счастливо.

— твоя поддержка неоценима! — Ямадзаки натянуто улыбнулась.

— не нужно лести, — состроив высокомерное выражение лица, хмыкнула Акане. — просто расскажи, как нам следует поступить дальше. Я в курсе про все планы и подмены, но что потом? Размажем Канэко по стенке?

— посмотрим, кто кого.

***</p>

Похоже, время наконец пришло. Пора бы, наверно, восстановить хронологию событий. Восполнить все пробелы и раскрыть все спрятанные в рукавах карты.

План.

Сколько раз уже упоминалось это слово? Настал час приступить с подробному разбору.

Четыре буквы.

Четыре звука.

В такой мелочи кроется множество жизней. Тех, кто уже ушёл и тех, кому только предстоит распрощаться с миром.

Говорят, что когда план слишком долго и тщательно выстраивают, он в результате исчезает. Сейчас произошло немного по другому. Фумико выгнала его сама. В ней оказалось достаточно сообразительности, чтобы не превращать слова Фукудзавы в пыль. Он был старше, мудрее и опытнее. Девушка не посмела бы ослушаться.

Однако, слушай, что говорят другие и поступай по своему.

Так она и сделала.

Изначально всё шло гладко.

Знаете, почему план получил именно такое название? Желейные конфеты невольно наталкивают на мысли о Рампо. Оно и понятно, ведь это — его идея.

Также, как воспроизвела детективов буквально из воздуха, способность Танидзаки смогла заставить желейных червячков двигаться. В них не было ни единого отличия от настоящих. Если бы Фумико своими руками не сожгла всех живых — никогда бы не догадалась.

Впрочем, это не самое интересное. По задумке директора всё должно закончиться, даже не начавшись.

И именно с этого момента Фумико решила поступить по своему усмотрению. И знал об этом лишь один человек. Единственный, кому она смогла доверить эту информацию.

***</p>

Хотелось бы назвать этот день обычным, однако с какой стороны ни посмотри — это будет ложью. Видимо, с самой первой минуты он был обречён.

Странно осознавать, что для кого-то сегодня возможно произойдёт самое радостное за всю жизнь событие. Признание в любви, свадьба, выздоровление, обретение семьи, стабильность в финансах и так далее. Этот список можно продолжать до невозможности долго, ведь у каждого своё понимание счастья.

Стоя под холодными струями воды, Фумико могла думать только о том, удастся ли когда нибудь и ей обрести нечто подобное. Что будет с ней после злосчастного «сегодня», которое вообще не должно было наступить?

В этот день вокруг царит настоящая суета. Ямадзаки никогда не видела в этом месте столько людей и вряд ли сможет увидеть их во второй раз. Наверно, в глубине души все они надеются на проигрыш. Желают, чтобы в этом поединке Канэко наконец распрощалась с жизнью. Вряд ли кто-то из них мечтает остаться здесь ещё на некоторое время.

Для них это будет новогодним подарком. Пускай так.

— Фумико? — в дверь постучали.

Девушка взглянула на часы. Без десяти. Восемнадцатая строго наказала выпить таблетку за восемь часов до начала события. Ни минутой раньше, ни минутой позже.

— здравствуйте.

Ей стоило огромных усилий не откусить себе язык во время произношения.

— решила зайти, принести твою одежду.

— одежду?

Хитоми спокойно вошла в комнату, ведь по сути никаких преград у неё не было. Всё здесь принадлежало ей и препятствовать этому не мог никто. По крайней мере пока.

Белое кимоно в серости комнаты казалось грязным пятном, портящим всю картину.

— обязательно запахни правую на левую.

Фумико знала о причине подобной просьбы. Один из важнейших принципов японской религии и фольклора является уверенность, что мертвые очень могущественны и их нельзя обижать. Поэтому не важно кем человек был при жизни, после смерти он поднимается над всеми живущими на более высокий ранг. А значит он вполне достоин аристократического запахивания правой полы на левую, когда отправляется в последний путь.

Что ж, теперь Ямадзаки хотя-бы может называть себя представителем высшего общества.

— хорошо. — она ответила с лёгкостью весеннего ветра, но заранее знала, что солгала. Запахивать кимоно таким образом нужно мёртвым, но ведь Фумико живее всех живых. Ей это ни к чему.

— как у тебя дела с подготовкой? Справишься? — словно намеренно задерживая, спросила Канэко. Проходя мимо неё, девушка невзначай глянула на часы.

Без пяти…

— да, — в привычной манере бросила Ямадзаки.

— волков бояться — в лес не ходить, не так ли?

— именно.

Когда она не хочет разговаривать — всегда отвечает сухо. Односложно и неинтересно. Надеется, что человек поймёт всё сам и посылать его не придётся. В основном все действительно понимают, что в такие моменты Ямадзаки лучше не трогать. Посторонним людям не стоит прикасаться к ней вообще. Но, к сожалению, в мире до сих пор существуют подобные Хитоми. Она не может не понимать элементарного, стало быть — ей просто плевать. На всех, кроме себя любимой. Её не волнуют чужие чувства и границы, а ведь именно это зовётся эгоизмом, верно?

— ты никогда ничего не рассказываешь, но всё равно дуешься. Что произошло на этот раз?

У неё мерзкие глаза. Они смотрят так, словно преград не существует. Так, будто будущее известно наперёд.

— я не спала несколько дней, с чего бы мне радоваться? — огрызнулась Фумико.

— можешь порадоваться за мой успех, например. Скоро всё закончится.

С липкой ухмылкой Канэко покидает комнату. На часах крупным планом виднеется «10:01». Твою мать!

Не раздумывая, Ямадзаки кладёт таблетку на язык. В голове проносится шальная мысль: «она знала».

Минута не может иметь такого влияния…

***</p>

В детективном агентстве сегодня было оживлённо. Телефон разрывался от звонков и дел, по ощущениям, прибавилось на ближайшие года два.

— да все там что, с катушек послетали? — негодовал Куникида, вновь и вновь снимая трубку.

— планов настроил? — лениво спросил Есенин, перелистывая журнал.

Деть его было некуда, а лишние руки ещё никому не мешали. Правда, работать мужчина зачастую отказывался. Но и у него бывали дни просветления. Сегодняшний, к сожалению, в их список не входил.

— хотелось бы пожить, а не дела до ночи разгребать.

— Куникидушка, неужели это говоришь ты? Я то думал, что работа для тебя, как процент заряда для телефона. Чем больше — тем лучше.

— вот мудачьё!

— посмотрели бы лучше, что вокруг творится! — ехидно хмыкнул Есенин.

— на что это ты намекаешь?

— стал бы я таким заниматься? — по лицу казалось, что тот еле сдерживает смех. — хана вашей Йокогаме, вот что!

— сегодня? — охнул Ацуши. К разговору он подключался не часто, ибо в основном это был обмен язвительными шутками и ничего более.

— а когда ещё? Снег уже лежит.

— и правда, — Дазай пожал плечами, мимолётно глянув в окно. Дорожки, укрытые белым одеялом, уже были порядком истоптаны.

— и это всё, что ты можешь сказать?! — у идеалиста едва не отвисла челюсть.

— а что ещё? Всё же под контролем.

— просто кто-то снова умудрился поверить лживой девчонке. Не будем называть имён, всё и так понятно. — Есенин с громким звуком захлопнул журнал. Вновь взглянул на часы, тем самым показывая, что происходящее ему абсолютно неинтересно.

— Фумико-чан хорошая, не надо так о ней говорить. — с уверенностью заявил Осаму. К Есенину он стоял чуть ближе остальных, так что никто точно не мог заметить явного вызова в его тёмных глазах.

— да ну? — иронично протянул мужчина. Будто намекая, продолжил: — в каком смысле «хорошая»?