cо мной не это приключилось (1/2)

Мало что может быть менее приятным, чем пробуждение с раскалывающейся от боли головой. Люк бы даже составил список таких вещей, если бы упомянутая головная боль не вытесняла все мысли еще до того, как он успевает их подумать.

Первое, что Люк видит, когда открывает глаза – это, как бы поэтично это ни звучало, то же самое, что он видел перед тем, как их закрыть. Яркий свет.

Фары засветили сбоку, совсем рядом, и он приготовился к столкновению. Он вот-вот должен был умереть.

Его дядя за рулем другой машины собирался его убить.

Но на Небесах, наверное, не бывает флуоресцентных ламп.

Глаза Люка пытаются привыкнуть к размытой пустоте. Он моргает, чтобы сфокусироваться, но у него ничего не получается.

– Я… – пытается спросить он, тут же замолкая. Голос звучит иначе, слишком низко. – Я в аду? – спрашивает он.

– Седьмое пекло, в прошлый раз ты спросил то же самое, – отвечает голос Джейса – Люк узнает его где угодно.

Зрение, кажется, начинает восстанавливаться. В основном он видит общие формы, очертания тел. Потом замечает темно-коричневые волосы брата в изножье больничной койки.

– Мам?

Фигура слева движется, ее платиновые волосы и бледная кожа подаются вперед.

– Я здесь, – говорит она, беря его ладонь в свои. Люк с силой зажмуривает глаза. Ее голос звучит отчаянно, разбито и тревожно.

Когда Люк снова открывает глаза, он наконец четко и ясно видит ее – печальную, словно луна.

– Мой милый, милый мальчик, я всегда буду рядом. Мне жаль, мне так жаль. Я была неправа. Мне никогда не следовало так тебя отсылать. Это все моя вина. Прошу, прости меня.

– Простить тебя? – Люк едва не хохочет. А за что ее прощать-то?

Ну да, это она послала его с заданием, но ведь такая у него работа. Люк проходит летнюю стажировку, а стажеры только и делают, что разъезжают курьерами по заданиям да приносят кофе. Она ведь не могла знать, что ее единокровный брат выследит Люка и попытается его прикончить.

– Мне не за что тебя прощать. Это все Эймонд. Он… это он сделал это со мной.

– Эймонд? – спрашивает сидящая справа Рейна, которую Люк прежде не замечал.

Мама переводит на нее такой же запутанный взгляд.

– А вы разве не знали? – Люк поверить в это не может.

Эймонд врезался в него на полном ходу. Несмотря на то, что Люк водит не тачку, а монстра, он, должно быть, пострадал в аварии – возможно, даже получил травму.

По крайней мере, об этом он подумал в первую очередь. Но теперь, когда к нему постепенно возвращаются ощущения, он понимает, что большая часть боли – если вообще не вся – сконцентрирована в голове. В виске отдается каждый удар сердца, но конечностями Люк может двигать совершенно спокойно.

Если ничего не загипсовано, не зафиксировано шиной и не болит, значит, он более или менее в порядке. Вовсе не так близок к смерти, как он предполагал.

– Он ехал за мной всю дорогу от Баратеонов. Собирался мне глаз выколоть! Я пытался от него скрыться. Мам, клянусь, но он… – Люк чувствовал удар. Это было всего пару часов назад. Быть может, пару дней, если он пролежал в отключке какое-то время. Но слепящие фары навсегда отпечатались у него в глазах.

У Люка начинают течь слезы. Ему семнадцать, он должен быть достаточно сильным, чтобы все это вынести, но нет.

Его чуть не убили.

Брат и сидящая рядом с ним Бейла смотрят на Люка с жалостью во взгляде. Мама держит его за руку и рыдает вместе с ним.

Именно Рейну, свою девушку, Люку сейчас стыдно видеть. Она не смотрит на него с жалостью, как его брат или ее сестра. И не с горем в глазах, как мама. Она смотрит на него так, словно не знает, что он за человек.

Люк собирается с силами и протягивает к ней вторую руку.

Она осторожно ее берет, бросая взгляд в сторону двери.

Люк пылает. Разве не пару дней назад она лежала, опустив голову ему на колени, пока они обсуждали свое будущее? Они будут жить в Высоком приливе после того, как закончат университет и поженятся, и заведут внуков, в которых мама души не будет чаять. Подростковые мечты, которые обязательно исполнятся – это Люк знал точно.

Тогда почему она так неохотно взяла его за руку?

– Нужно позвать доктора. Что-то не так, – говорит она, но не Люку, а его матери, которая при этом заметно напрягается.

И вообще все в комнате замирают на месте.

– Что? Что не так? – Люк сжимает руку Рейны и смотрит ей в глаза. Она выглядит старше, подростковая наивность исчезла, на ее месте – взрослая девушка.

Но им некогда об этом говорить, потому что дверь палаты раскрывается, и у Люка кровь стынет в жилах.

Эймонд.

Выглядит он дерьмово. Люк немного этому злорадствует. Его длинные волосы засалены и собраны в небрежный пучок на макушке. Одежда помята, будто он носил одно и то же несколько дней подряд.

В общем, выглядит он ужасно, но целым и невредимым.

После удовлетворения Люк ощущает волну страха. Как мог он выйти из аварии без единой царапины?

Эймонд останавливается в дверях, не отрывая взгляда от Люка. Выражение его лица сменяется оскорбленным.

Рейна мгновенно отпускает руку Люка.

Эймонд пересекает палату за несколько быстрых шагов.

– Мам! – у Люка стучит в голове, и весь мир идет кругом. Лицо Эймонда и эти злобные искры в его глазу заставляют разум Люка вопить о том, что нужно спасаться. Он пришел закончить то, что начал. Он здесь, чтобы его убить.

Мама встает со своего стула и протягивает руку между ними, защищая Люка от Эймонда.

– Не приближайся к нему. Он не хочет, чтобы ты был здесь.

Эймонд подходит ближе – слишком близко – к маме. Рейна поднимается на ноги.

– Эймонд, ты его пугаешь. Он не помнит, – шепчет она сквозь сжатые зубы. Эймонд опускает взгляд на Люка. Выражение его лица мгновенно меняется с раздраженного на какое-то иное. Он протягивает руку к раненой стороне головы Люка. Люк отбивает ее.

– Оставь меня в покое, – стонет он. – Какой бы там долг я по твоему мнению не был тебе должен, он уже уплачен, так?

– Долг? – спрашивает Эймонд, и все в палате замирают.

Люк стоит за себя. Или, точнее, лежит.

– Что, пытаешься притвориться, будто это не ты со мной сделал? Я все помню. Ты гнался за мной в своей гребаной тачке. Все говорил, что заберешь у меня чертов глаз и не остановишься, пока я не выплачу тебе долг по полной. Я думал, ты просто хотел меня напугать, но… – мгновение перед тем, как Люк выключился, ясно всплывает у него в сознании. – Ты въехал прямо в мой бок, – вся левая сторона его тела должна быть раздроблена. Вчера вечером так и было. – Рейна неправа. Я все прекрасно помню.

Лицо его матери побледнело, и Люк чувствует, как стыд приливает к его щекам. Он ненавидит то, как сильно она расстроена. Печаль состарила ее на несколько лет за то небольшое время, что он был без сознания.

– И это последнее, что ты помнишь? – требовательно спрашивает Эймонд.

– Да, – Люк пытается посмотреть ему в глаза, когда это произносит, но Эймонд уже разворачивается и выходит из палаты.

Люк выдыхает с облегчением, когда тот уходит, хотя и знает, что Эймонд еще вернется расквитаться по счетам, которые, видимо, по его мнению они до сих пор не сравняли.

Расслабившись, Люк позволяет голове упасть обратно на подушку. Мама подносит его руку к своим губам, чтобы поцеловать костяшки его пальцев.

– Как быстро мы можем получить судебный запрет, чтобы он ко мне не приближался? – бормочет Люк.

– Как только пожелаешь, – отвечает она, не отрываясь от его ладони.

Джейс прыскает.

– А что, можно такой получить на того, с кем живешь?

Люк раздраженно поворачивает голову.

– Да не на тебя, засранец. На Эймонда. К тому же, мы с тобой живем вместе только летом. Ты все равно потом уезжаешь в универ.

Вся семья смотрит на Люка так, будто он отрастил вторую голову. У мамы по лицу катится слеза.

– Что? Я сделал что-то не то? – спрашивает Люк.

– Ничего, – отвечает она. – Все в порядке.

– Тогда почему вы так на меня смотрите?

Никто, кажется, не хочет говорить первым. Члены его семьи, усталые и напуганные, неловко переминаются на месте, пытаясь найти слова. Если у него жутко изуродовано лицо или ему пришлось избавиться от каких-то органов, чтобы спастись, пусть прямо так и скажут.

– Я позову доктора, – предлагает Бейла, и мама бросает на нее такой дикий, напуганный взгляд. Черт. Должно быть, дела реально плохи.

Ему просто хочется знать. Нечего ходить вокруг да около.

Люка вот-вот разорвет от любопытства, когда в палату заходит доктор, а следом за ним – Эймонд.

– Скажи ему! – требует он, и Люк вжимается в постель.

– Выметайся отсюда! – мама указывает трясущимся пальцем на Эймонда. – Он не хочет, чтобы ты был здесь.

– Он сам не знает, чего хочет. Люк, скажи ему, какое твое последнее воспоминание!

Люк презрительно фыркает.

– Да пошел ты! – в какой это вселенной он хотел бы, чтобы Эймонд был рядом? Люк чувствует доказательства ярости Эймонда каждым нервным окончанием в своей голове. Ему даже думать больно.

– Зачем мне кому-то об этом рассказывать? Тебе дорожка прямиком в тюрьму. Вчера вечером ты пытался меня убить. Я даже не представляю, как ты сам выбрался без единой царапины, – на эмоциях заявляет Люк.

Доктор смотрит на Эймонда сначала недоверчиво, затем – со страхом. Вот и правильно. Его стоит бояться.

Эймонд закатывает глаза.

– Это было пять лет назад, – говорит он.

– Да я не про твой чертов глаз. Это было десять лет назад, придурок. Я говорю о вчерашнем вечере. Ты согнал меня с дороги, мы врезались, – у Люка в груди собирается тугой ком, и он крепче сжимает ладонь мамы. Всей своей храбростью он благодарен тому, что она рядом.

– Он сейчас говорит об автомобильной аварии, в которой был в 2017? – доктор окидывает взглядом палату, затем смотрит в больничную карту у себя в руках. Едва ли не нехотя, но все, кроме Люка кивают.

Только в этот момент Люк осознает. Мама и Рейна не повзрослели от стресса. Они в принципе старше.

– Сколько я был в коме? Какой сейчас день? Черт. Какой год? Какого хера ты тут забыл, Эймонд? Убирайся к чертовой матери, – вена на лбу Люка набухает. Он чувствует, как она стучит с каждым его вдохом. Ему сейчас так же хреново, как и вчера вечером, или когда там это было.

Ему нехорошо.