Глава 11. Самый великий храм (1/2)

1.

Эгирэ шла по тропинке через рощу и напряжённо прислушивалась. При малейшем шуме, который означал, что кто-то приближается, она принималась напевать и приплясывать.

Горный посёлок внезапно перестал быть тихим, там начали носиться вооружённые люди и ловить кого-то. Не успев заработать на еду, бродячая травница убежала из Квишедо, спустилась по ущелью вдоль Дарбъяна и выбралась на равнину.

Армаки могут совершать длинные прыжки, но делают это редко, в основном бегают – легко и ровно. Армаки могут бегать бесшумно. Мозолистые подушечки лап мягко приминают траву, когти вонзаются в землю при каждом шаге. У Эгирэ ноги болели от усталости, женщина мечтала о верховом животном…

Заросли с резким шелестом раздвинулись, и на тропу вымахнула пятнистая армака со всадником на спине. Животное будто плыло над землёй по колено в тумане, невесомо и беззвучно, а всадник выглядел так, словно в седле и родился. В глаза бросалось притороченное к сумке ярко-жёлтое одеяние, охотничий костюм облегал сухощавую фигуру.

Эгирэ неосознанно сделала шаг с дороги в колючий куст и застыла, взирая снизу вверх расширенными глазами.

-Эгирэ Киримэтта, - утверждающе произнёс мужчина.

Она чуть не рухнула от ужаса – через пол-материка о рядовой травнице дошли сведения до Верховного Жреца!

Она узнала его – высокого, жилистого, с суровым лицом без возраста и взглядом, который трудно прочитать и ещё труднее выдержать. Золотой нагрудный медальон, знак высшего сана, травница заметила в последнюю очередь.

На самом деле Тэнанчар просто прочёл имя женщины у неё в памяти.

Эгирэ замедленно кивнула.

-Что бродяжничаешь? Женщина не должна быть без семьи и без дома.

-Меня выгнали из посёлка… - ответила она высоким, резким голосом и, наконец, поклонилась низко-низко.

-То есть, не взяли в храм? Значит, ты плохая травница. Посадить тебя, что ли, в тюрьму, как отравительницу?

Женщина перестала дышать.

Он разглядывал её неторопливо и пристально. Накидка с цветочно-травяным узором поверх рубашки пропущена слева подмышкой и застёгнута на груди, закрывая только правое плечо, как у жриц старой веры, но никаких артефактов не видно, кроме дозволенной деревянной черепашки на шнурке. Лет бродяжке многовато, а тонкие способности не развиты. И в подручные не годится, и в соперники – тоже.

-Что за бесстыдная одежда на тебе?

Штаны Эгирэ, сверху донизу в разнокалиберных дырочках, напоминали звёздное небо.

-К-котята порвали… В следующем же посёлке заработаю на более новые!

Противников, которые от страха готовы сходу помереть, даже для развлечения стращать не интересно.

-Ладно, иди, свободна. П о к а свободна.

Он пришпорил армаку и ускакал – вместе с отрядом воинов, который обнаружился за его спиной.

Эгирэ села в траву там, где стояла, примяв листочки подорожника, имя которого носила. Точно назвала её учительница-знахарка – все пользуются, все топчут.

-Уф, пронесло! – с чувством произнесла травница вслух, голосом неожиданно низким и звучным.

2.

Женщины упорно лазали по горам.

Они видели, чем закончилась погоня, обрадовались, что беглец выжил, но не сумели заметить, куда он исчез.

Тарса первой добралась до места драки Лалги и Дэссоркена, обошла его несколько раз, определила направление и отправилась по нему.

Норавъяна плюнула на труп с разорванным горлом и принялась кружить по поляне с измочаленной травой, путаясь в следах местных жителей. Потом пошла по пятам за амазонкой.

Хюльчинда удержала Миуну от суматошного метания по горам. Ту обуревала жажда деятельности, но охотничьих навыков у городской барышни не было. Девушки стали наблюдать, придвигаясь всё ближе к более опытным соперницам…

Все встретились у того места, где кровавый след беглеца терялся неподалёку от Квишедо.

Женщины измерили друг друга хмурыми взглядами, особенно Хюльчинда и Норавъяна. Чей бюст пышнее? Затем обе воззрились на Тарсу. Неизвестно, правда ли, что амазонки раньше отрезали у себя одну грудь, чтобы она не мешала стрелять из лука. Современное оружие позволяло так с собой не поступать, и природное украшение Тарсы было при ней целиком и полностью.

Норавьяна подняла руку и заговорила, её зычный голос разнёсся по ущелью.

-Мы все отлично знаем, зачем тут оказались и кого ищем. Потом разберёмся, чей он будет, а пока нам надо объединиться. Мы все не очень умеем искать следы на камнях…

-Говори за себя, - буркнула Хюльчинда.

Амазонка усмехнулась.

Плантаторша тем временем продолжала:

-…Поэтому давайте поделим обязанности. Лучше всего ищем следы – я и, скорей всего, она.

Норавъяна показала на амазонку. Тарса снова усмехнулась и кивнула.

-Мы продолжим прочёсывать горы. Кто хорошо умеет разговаривать с людьми?

-Наверно, я, - тихо сказала Миуна, все посмотрели на неё, и она постаралась повысить вздрагивающий голос. – Я обучалась началам искусства красноречия.

-Пойдёшь в Квишедо. Может, кто-то там что-то знает.

-Я буду её охранять, - заявила Хюльчинда. – Мы пойдём без мужчин, так нам верней что-нибудь расскажут.

Они договорились о месте встречи и разошлись.

…Ира чувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Ей бы со всех ног своих и армачьих броситься к месту драки, ведь маур, наверное, где-то лежит сейчас, раненый и беспомощный. А она сидит на стоянке, не в силах двинуться с места, и может только вспоминать.

Она мгновенно поняла, что из игломёта не попадёт на таком расстоянии, выхватила бластер и выстрелила. Она видела в оптический прицел человека так близко, словно стреляла в упор. Почему же теперь не испытывает ничего, кроме колоссальной усталости? Что же она за монстр такой? Ей полагается биться в истерике, блевать дальше, чем видит, и сходить с ума, ведь она же убила человека. А она сидит и радуется, что успела опередить герцогского наёмника, что маур жив, что Брен лазает по горам в поисках…

Брен умел читать следы не лучше других, поэтому не столько лазал по горам, сколько наблюдал в подзорную трубу за амазонкой и плантаторшей. Но оказалось, что наблюдать надо было вовсе не за ними.

3.

Кхано вышла на тихий двор и улыбнулась. Солнце село за горы, рыжеватые, розовые, сиреневые переливы на небе уступали место сине-фиолетовому и чёрному цвету всё больше. Замотанная работой, она уже и не помнила, когда последний раз вот так любовалась окружающим миром. Она вдруг поняла, что горы в вечернем свете – это очень красиво. Она вдруг поняла, что просто смотреть на них – это тоже радость.

Женщина вздохнула, мысленно возвращаясь к насущным делам, прикинула припасы. Горючий камень надо добыть в соседнем ущелье, а за дровами – спуститься на равнину, одолжив телегу и армаку. Неожиданный постоялец ввёл в расходы, пришлось готовить много еды, но Кхано об этом не жалела.

Лалга… Смешное прозвище. Надо придумать настоящее, эрминское имя. Едва оправившись от ран, он принялся за работу, и делал всё, что скажет хозяйка дома, да притом с улыбкой, весело, бегом. Прибрал в доме, передвигая тяжёлые сундуки, подмёл двор, натаскал воды из ручья, принёс топливо к печи.

Сама Кхано колола дрова, с одного удара разваливая полено надвое. Она показала Лалге обращение с топором, и он быстро освоился, но так же ловко у него не получалось, он сначала каждый раз примеривался и прицеливался. Метать подобное орудие почему-то было сподручнее.

Он помог замешивать глину, лепить кирпичи, обжигать их, делать раствор и строить купальню. Кхано восхищалась, как быстро он всему учится и как добросовестно, ровно и аккуратно укладывает глиняные бруски в стену.

И готовить еду не погнушался. Пристраивать лепёшки в раскалённую печь требовало немалой сноровки, Кхано не доверила это дело неопытному помощнику. Он месил тесто и лепил из него круглые плоские блины.

А уж что он вытворял в постели…

Женщина томно потянулась, хихикнула, счастливо вздохнула, припоминая, и посмотрела на пристройку, где спал самый необычный мужчина, какого она когда-либо видела.

Хочешь узнать человека – напои его. С не-человеком этот способ, скорей всего, тоже сработает, решила Кхано и к ужину достала из тайника большую бутыль вина.

Как ведёт себя мужчина пьяным, ей тоже понравилось. Не похвалялся удалью, не ломал мебель, только рассказывал морские байки, пел и смеялся. А потом заснул. Женщина твёрдо решила предложить ему остаться…

Она не обратила внимания на топот на деревенской улице, подумала, что пригнали стадо или кто-то вернулся с базара на равнине. Топот приблизился, в ворота загрохотали кулаками и сапогами. Кхано вздрогнула, закричала «кто там?», но ей не ответили. Засов вылетел из пазов, ворота распахнулись, во двор ворвались всадники в коротких жёлтых балахонах.

Их предводитель вскинул голову, словно повёл носом, и указал на пристройку. Кхано с ужасом поняла, что жрецы явились вовсе не за податью. Женщина хотела закричать, броситься в ноги, умолять, но взгляд Верховного будто обратил её в камень, немой и недвижный. Она могла только смотреть, как вынесли большой свёрток, из которого свисали двухцветные волосы, и погрузили на армаку.

Верховный жрец напоследок обернулся:

-Все, кто нужен храму, рано или поздно попадают в храм.

Отряд ускакал.

4.

Миуна весь день ходила по посёлку, улыбалась и разговаривала. Она объелась пряных кушаний до колик в животе, ощущала ломоту в мышцах лица, боль в ногах и пустоту в мыслях, и кое-как заставляла себя переставлять ноги, возвращаясь к стоянке следом за подругой и новой знакомой из посёлка.

Женщины у костра шутили и смеялись, но смех мгновенно смолк, когда они увидели двух припозднившихся товарок, их похоронные лица и рослую зарёванную квишедку, которую барышня и подавальщица привели с собой.

Горянку усадили возле костра, сунули ей в руки котелок и походный кубок. Она съела две ложки каши, сделала глоток травяного чая и, понимая, чего от неё ждут, коротко рассказала всё. Как беглец пришёл к её дому, как она перевязала его раны, укрыла в своём жилище, как он помогал по хозяйству, как потом явился Верховный жрец с отрядом и увёз её помощника.

Женщины долго смотрели друг на друга.

-Следы нашлись, - наконец мрачно сказала Норавъяна. – И что теперь делать? Верховный жрец – враг серьёзный, он владеет особыми силами. Об этом все знают, а мы ещё и убедились.

Кхано молча рыдала, Миуна смотрела на всех по очереди широко раскрытыми, испуганными глазами, Хюльчинда зло кривила губы.

-Ты больше не хочешь добывать награду? Струхнула? – насмешливо спросила амазонка. – А вы все тоже так думаете? Вы женщины или квиши тупые? Неужели мы сообща выхода не найдём?

Все молчали.

-Настоящие женщины не отступают! Я поеду одна, а вы сидите тут и тряситесь, как трава под дождём, - Тарса вскочила на ноги. – Счастливо оставаться!

По склону горы скатился камушек, из кустов с шумом вылетела птица и унеслась в темноту.

-Вообще-то я немного разбираюсь в том, чем этот Верховный там владеет, - буркнула Хюльчинда и передёрнула полными плечами, как в ознобе.

Все разом закричали, перебивая друг друга.

-Я еду, еду! И я! И я тоже! Мы не отступим! Кхано, ты с нами?

-Тихо! – своим зычным голосом Норавъяна легко перекрыла этот гвалт. – Давайте сейчас ляжем спать, нам нужны силы, а утром всё видать лучше будет.

Они постелили вокруг костра, улеглись, недолго шептались, потом заснули.

Утром, после завтрака, Кхано провела всех вниз удобной дорогой...

Встречным ветром сорвало с голов покрывала, потерялись заколки и ленты, длинные волосы развевались, словно знамёна – отряд женщин верхами нёсся во весь опор по равнине.

5.

Лалга очнулся от тяжкого сна и сразу понял, что находится не у Кхано. В доме не бывает так темно – теплятся угли очага, звёзды заглядывают в окно с приоткрытыми ставнями. И так душно там не бывает.

Он понял, что его снова поймали, но не испугался, а насторожился и собрался. От кого он, засыпая пьяным, забыл мысленно прикрыться? Кто придавил его незримой силой так, что он не смог проснуться, когда его схватили и увезли?

Осмотреться было невозможно – тьма такая, что хоть глаз выколи. Он не стал вскакивать на ноги, вдруг лишнее движение отправит его в пропасть. Он осторожно пошевелился, ощущая холодный каменный пол под собой. И вдруг почувствовал лёгкое прикосновение. Незримое и бесплотное щупальце попыталось пробраться ему в голову, Лалга отбросил его мысленным усилием. Другое щупальце проскользнуло в грудь, начало сжимать в опасной хватке сердце. Лалга выстроил вокруг сердца воображаемый короб, дышать сразу стало легче.

Щупальца умножились, заскользили по телу, пытаясь проникнуть внутрь, усилили нажим, их стало труднее отшвыривать. Лалга вскоре почувствовал себя на пределе. Он не понимал, как долго это продолжается, не раз подумал, что вот-вот умрёт, но упрямо продолжал бороться, удивляясь, откуда у него появляются новые силы.

Щупальца исчезли.

Лалга перевёл дыхание, поднялся на трясущиеся от слабости ноги и принялся осторожно обшаривать всё вокруг себя.

Он понял, что находится в небольшом каменном мешке. Посередине пола – отверстие размером со сжатый кулак, такое же – в центре низкого потолка. Никакой двери, ни открытой, ни закрытой, нащупать не удалось. Как же его сюда запихнули?

За стеной раздалось завывание, настолько немелодичное, что оно резало уши, и настолько тоскливое, что захотелось рыдать. К стону прибавился ужасающий рёв, отвратительный скрежет, от которого зачесалась кожа, и грохот барабана в ломаном ритме. Это напомнило боевые раковины и их воздействие.

Стоя в абсолютной темноте, Лалга лукаво повёл бровями. Длинные волоски, отросшие на концах бровей возле висков – забыл, как они называются, – помогали ощущать окружающее пространство, он заметил это ещё в Ультоевом подземелье. Он вполне выспался и протрезвел, значит, можно размяться, и музыка тут кстати. Лалга начал танцевать.

Тэнанчар сидел в своём кабинете, направляя Силу и наблюдая. Расстояние, толща стен и тьма подземелья не мешали его зрению, ведь он смотрел не глазами. Способность пленника к сопротивлению неожиданной не стала, но тот всё же сумел поразить Верховного жреца.

Ещё никто ни разу не танцевал в каменном мешке.

6.

На выезд Верховной Жрицы Лунного Эрбека сбегались посмотреть, как на представление.

Шестёрка армак шагом влекла повозку с паланкином. Занавеси были подняты, чтобы все могли видеть Фирзелью в полном парадном облачении.

За повозкой следовал оркестр, который играл торжественную мелодию. По сторонам и впереди повозки шли жрицы, на ходу исполняя танец. Через каждые несколько шагов они воздевали руки благословляющими жестами, словно зерно разбрасывали, и поворачивались вокруг себя по ходу солнца и лун. Отряд охраны позади процессии был облачён в церемониальные доспехи, столь же сверкающие и узорчатые, сколь и бесполезные.

Мать с ребёнком на руках бегом приблизилась, попыталась протиснуться в центр процессии, Верховная отправила к ней помощницу и велела вознице прибавить скорость.

Ворота были распахнуты, как обычно. Верховная могла поспорить на всё своё облачение, что именно сегодня Тэнанчар охотно запер бы перед ней эти ворота, но не может себе позволить так поступить при многочисленных свидетелях.

Четверо носильщиков отделились от отряда, подняли паланкин и понесли в храм. Процессия с повозкой осталась ждать на улице.

Фирзелью с поклонами проводили к подъёмнику, а затем в кабинет на верхнем ярусе. Она вошла, брезгливо приподняв подол белого одеяния выше, чем приличествует сану, и с откровенной завистью уставилась на Тэнанчара, сидящего за столом. Каким чудом он сумел убедить Священный Совет в своей немощи, в том, что стоит одной ногой в могиле? Его избрали Верховным, рассчитывая заправлять всем и вся за его спиной, а он всех – к ногтю. Он ровесник ей, она даже на несколько лет моложе, но, в отличие от него, выглядит на свой возраст. Как он сумел?

Фирзелья дёрнула головой, пытаясь избавиться от лишних мыслей. Тяжеленная тиара с фигуркой ластоногой черепахи сползла на лоб, женщина поспешно расстегнула ремень под подбородком, положила головной убор на кресло, потёрла челюсть и вздохнула.

Затем она быстро оглядела кабинет. Что скрывает занавес на дальней стене? Потайной ход? Ладно, это подождёт. Фирзелья жадно уставилась на крытый столик в дальнем углу. Она знала от самого Тэна, что это такое.

Тэнанчару донесли, что она скопировала его магический алтарь один в один, раздобыла в точности такую же утварь, до последней чашечки с зельем, свечки на блюдце, загогулины на кайме покрывала. Бывшая травница не понимала назначение каждого из этих предметов, обращению с тонкими силами так и не научилась, алтарь стоял у неё просто так.

-Приветствую многоуважаемого къена, - наконец произнесла она, слегка наклонив голову, и попыталась воспроизвести такой же пронзительный взгляд, но только вытаращила глаза. Затем спохватилась и изобразила кокетливую улыбку.

-Ты рад меня видеть?

-Гостя в дом посылают высшие силы, - улыбаясь, ответствовал Тэнанчар. – Что привело тебя ко мне? В честь какого праздника столь торжественный выезд? Зачем людей всю дорогу танцевать заставила? Вот узнает Унтандъен о потакании старым суевериям, по голове не погладит.

-Ты меня не пугай, не боюсь. Праздник? У тебя, наверно, праздник – заполучил, кого хотел, да. А вот я хочу поговорить о том, кого ты заполучил.

-Зачем он тебе, скажи на милость – в жертву принести? Мне интересно, откуда ты узнала?

-Птичка на хвосте принесла.

-Хочешь сказать, крылан?

-Крылан, которого твои потрепали и прогнали, едва не убили!

-Не обижайся, они приняли его за герцогского соглядатая. Попробуй лучше новое курительное зелье, которое я составил. Как хорошая травница, ты оценишь.

-Бывшая травница, забывать уже стала, как зелья составляются, – проворчала Фирзелья, но польщённо улыбнулась, придвинула к себе мешочек, понюхала, высыпала щепотку в чашечку на цепочке, подожгла от поданной Тэнанчаром свечки и принялась с удовольствием вдыхать.

-Расскажи-ка лучше, как там твои люди, твоё хозяйство. Что мы сразу о деле, давно ведь не виделись. Много ли новых, сногсшибательных церемоний придумала, чтобы всему свету доказать, что твой храм – самый великий? Я пока насчёт вина распоряжусь.

Фирзелья не могла не похвастаться и принялась рассказывать. И не ответить на вопросы о служительницах тоже не могла, это было бы невежливо. Тэнанчар помнил по именам всех её жриц, даже тех, кого она сама не помнила.

Принесли кувшин. Винодел, которого Тэнанчар переманил в свой храм, изобрёл особенный напиток, крепкий, ароматный, на редких травах. Его могли попробовать только гости Верховного жреца.

Фирзелья манерно покачала в ладонях драгоценный кубок и отхлебнула.

-Сладкое?

Тэнанчар хмыкнул.

-Мужчины только притворяются, что любят сухие вина, худеньких девушек и музыку Хиамида. На самом деле они любят сладкие вина, полных женщин и музыку Тауана.

Он продолжал говорить, неторопливо и размеренно, она пила кубок за кубком секретное храмовое вино, потом откинулась в кресле и захрапела.

Тэнанчар послал служителя с сообщением, четыре рослые жрицы явились и унесли массивное костистое тело Фирзельи в повозку.

Он глянул им вслед с лёгкой усмешкой и вернулся к своим делам.

7.

На равнине женщины обнаружили, что их догоняют.

Тарса прищурилась, Норавъяна схватилась за подзорную трубу.

-Видала их на торгах, пускай едут с нами. Неопытная нищая девчонка – не соперница, а лишняя дежурная у костра не помешает.

Так к отряду присоединились Ира и Брен.

Затем отряд догнал бродячую травницу.

-Тоже пригодится. Эй, перестань махать руками и прыгать, на тебя никто не нападает! Давай с нами, мы тебе армаку дадим, а ты лечить нас будешь.

Эгирэ подумала немного и согласилась.

Доехали до рощицы, остановились на привал и решили устроить совещание. Дело предстояло нешуточное, ошибка могла грозить смертью или чем похуже.

К совещанию готовились основательно, словно на вечеринку собирались.

Слуг отправили в ближайшую деревню за продуктами и топливом, а сами достали посуду, разложили попоны вокруг костра, нарвали цветов, сплели венки и принялись с шутками и хохотом бегать друг за другом, словно забыв об опасности. Брен присоединился к веселью, но ему ничего не обломилось.

-Что у этих баб с мозгами? Упёрлись во что-то завиральное! – выругался он и подсел поближе к травнице, которая выглядела лет на тридцать.

-Тьфу на тебя! Что подкрадываешься?! – Эгирэ резко отодвинулась.

-А ты чего такая пуганая? «Сутки танца» - часом не про тебя легенда?

-Что за легенда? – тут же заинтересовалась Ира.

-«Разбойник и жрица». Во время обряда жрицу нельзя трогать, не то боги накажут. Ну вот, одна жрица в дальнем храме нарвалась на разбойника. Всю дорогу танцевала, а он шёл за ней следом. Она дошла до города и упала. Умерла или выжила, по-разному рассказывают. Лучше бы дала ему, что ли…

Эгирэ фыркнула, Ира улыбнулась, они разговорились, а Брен сбежал, ему стало скучно.

Потом он сбежал с совещания, зажав уши. Женщины обсуждали, как вызнать, где держат пленника, и как пробраться на ту часть территории храма, куда не пускают молящихся. Помимо этого, они успели поспорить о чём угодно, перескакивая с предмета на предмет без видимой связи между ними, кричали друг на друга до хрипоты, словно вот-вот сцепятся в драке, у каждой было своё особое мнение с кучей доказательств и предчувствий.

Совещание затянулось до ночи. Ира предложила поймать «языка» – какого-нибудь жреца. Норавъяна прикрикнула на неё – это же святотатство. Эгирэ начала пересказывать старые летописи, которые прочла в одном имении – о том, как первые эрмины прибыли на материк и ели черепах, спасаясь от голода, отсюда пошла новая вера. Плантаторша велела травнице заткнуться.

Ира ушла от костра, чтобы не наговорить лишнего, и стала помогать слугам, которые строили шатёр из попон в отдалении.

Совещание зашло в тупик. Женщины устали от серьёзных разговоров, отослали Миуну, тесно окружили Кхано и попросили её рассказать о Лалге.

Квишедская гончарка задумалась. Мать поучала маленькую Кханку, чтобы та, когда вырастет и выйдет замуж, не откровенничала с подругами о своём мужчине. «Будешь ругать – поссорят, будешь хвалить – отнимут». Но сама Кхано, в одиночку, не сумеет вызволить пленника из храма…