Часть 19 (2/2)

Баки симулировал проблемы, и когда к нему пришли с уколом анестезии, вывернулся, обвил металлическое чудовище вокруг чужой шеи, раздавил ее в одно мгновение. Он использовал труп, как живой щит, сбивал с ног других охранников, хрипел и рычал как маньяк, пробиваясь из своей клетки.

Он спустился вниз по коридору к кабинету Золы с пылающей в крови жаждой убивать, прежде чем несколько мужчин схватили его и прижали к стене, отрывая от плеча металлическую руку. Провода натянулись и сдавили горло, острые края металла снова разодрали культю. Он зарычал как животное, отмахиваясь, пытаясь впиться в кого-то правой рукой, пока ее не вывернуло, а плечо с щелчком не вышло из сустава. Он взвыл, его ударили по ногам сзади и колени подогнулись. Он упал, а из-за угла вышел Зола.

Все такой же низкий и круглый, он поджал губы при виде испорченного протеза и залитого потом лица Баки.

— Какая трата времени и ресурсов, — сказал он. — Любым способом уложите его спать.

Когда Баки не был во власти Золы и его изобретений, он пребывал во власти собственных демонов и ублюдков, которые не давали ему спать.

Он сидел, подтянув колени к груди, украдкой оглядывая комнату. Иногда ему мерещились тени в углах, словно жуткие, подкрадывающиеся монстры. Живот покрывали синяки, следы ударов, и Баки сжимал рукой колени. Все тело болело, он чувствовал себя так, будто в любой момент может развалиться на куски.

Иногда он словно слышал смех и тихо хныкал, мечтая только сжаться в еще более плотный комок, уменьшаться и уменьшаться, пока не дойдет до точки, когда просто исчезнет. Каждый раз, когда ему мерещились какие-то звуки, он вертел головой в поисках их источника, а секущиеся концы темных, слипшихся прядей били его по лицу. Волосы отросли, они укрывали лицо и плечи грязным спутанным покрывалом.

Он больше не чувствовал плечо. Все эти эксперименты Золы — от прикрепления тяжелых протезов до введения разных соединений и сывороток — притупили нервные окончания. Он забыл, каково это: протянуть руку и коснуться чего-то левой рукой.

Стуча зубами, Баки скрестил ноги, опустил голову между грудью и коленями и прикрыл ее рукой насколько смог. Он хотел спать. Он хотел домой. Он хотел почувствовать себя в безопасности, защищенным. И — прежде всего — он хотел умереть… просто, не здесь.

Он не знал, но это был две тысячи десятый.

Ему больше не снились хорошие сны. Он вообще едва мог спать.

Когда получалось заснуть, приходило пламя. Пилы и кровь, пинки в живот, удары прикладами по лицу, иглы в плечах, в горле, в венах, слишком быстро колотящееся сердце, широко расходящиеся по телу вещества и он сам, взрывающийся на части.

Когда ему что-то снилось — ему снилась смерть. Снова и снова.

Зола пришел к нему и сказал, что создал шедевр.

Баки отправили на подготовку, но в отличие от прошлых экспериментов, они дали ему больше еды и воды и поставили капельницу, от которой он почувствовал себя легким, как перышко. Когда сжал руку в кулак, он ничего не почувствовал. Даже давления.

Он ничего в жизни не боялся сильнее, чем того, что мог сделать с ним этот коротышка.

В операции участвовало несколько человек, и, хотя он был привязан к столу, они крепко держали его за ноги и правую руку. Один из крепежей даже проходил по лбу, удерживая его голову на месте. Один мужчина достал что-то резиновое, в форме «U», и Баки послушно открыл рот: это была капа, то, что помешает ему откусить себе язык.

Сердце забилось быстрее.

Еще трое мужчин подошли ближе, а Зола наблюдал и негромко инструктировал их по-русски:

— Да, сначала эти иглы, в те десять точек, которые я отметил. Да, нам надо вскрыть его и добраться до нервов. Кости, сустав, соединительная ткань — все должно быть заменено.

Баки мог только беспомощно смотреть на их лица, руки, мелькающие инструменты и длинную коробку на столе рядом с Золой.

Когда они резали его, он чувствовал давление, вес и входящие лезвия, но не огонь, как ожидал. Он чувствовал себя слабым, вещество из капельницы туманило зрение, и он хотел кричать, хотел требовать ответов, хотел выяснить, почему они так упорно держали его в живых, но не мог выдавить ни слова. Язык во рту был толстым и неповоротливым, настолько, что и без разговоров едва получалось дышать.

Он вскрыли культю и плечо, и Баки, наверное, должно было затошнить от вида мышц, сухожилий и костей, но он наблюдал за этим с болезненной зачарованностью. Так вот из чего я сделан. Он почувствовал дискомфорт, лишь когда они начали вытаскивать кости и хрящи, а потом дискомфорт превратился в боль, а потом в агонию, настолько обжигающую, что он отключился, чтобы снова прийти в себя, когда они добрались до нервов.

Он терял сознание и приходил в себя, понимая, что кричал, по саднящему ощущению в горле, Они вскрывали его и извлекали кости и мышцы, они заменяли их — заменяли — покрытыми графеном трансплантатами. Баки хотел биться в ремнях и вопить, но он держался, держался из последних сил, позволяя себе только редкие сдавленные отчаянные стоны.

Не было ничего кроме обжигающей и всепоглощающей боли. Баки терял сознание и приходил в себя больше раз, чем мог сосчитать, и плевался едой и водой, которые они ему давали, когда запах крови становился невыносимым. Операция длилась, пока они не заменили его Богом данные кости на эти трансплантаты, даже левую ключицу, лопатку, все части сустава и саму плечевую кость. Они даже вырезали и заменили ребра слева, как и каждый позвонок в его позвоночнике.

По крайней мере они очень старались не перерезать нервные окончания и не оставить его парализованным.

Когда они заменили кости трансплантатами, они вернули мышцы и сухожилия на место, во время хирургии добавляя слои трансплантатов тканей и сшивая все между собой для скорейшего заживления.

Баки бессвязно и бессмысленно бормотал, моргая, когда Зола залез в коробку и достал протез, не похожий ни на что виденное Баки прежде. Идеальной формы, с плотно пригнанными друг к другу металлическими пластинами. Он даже выглядел как правая рука Баки, повторяя форму мускулов… ну, если бы не недоедание, от которого он страдал, протез повторял бы форму мускулов.

Рука открывалась, как чемодан: две защелки на каждой стороне, которых он не замечал. Его кровоточащую культю поместили внутрь, и мужчины взяли новые инструменты, похожие на лазер, чтобы прикрепить проводку внутри протеза к костям и нервам Баки в ослепляющем озере боли.

Грудь стянуло, словно тесным обручем, застучало в затылке, и он больше не смог вдохнуть. Что бы это ни была за боль — это они были в ней виноваты. Но под рев крови в ушах он расслышал русские ругательства и слова:

— У него сердечный приступ.

Он смутно помнил, как они устанавливали что-то вроде металлической мембраны и вели горелкой по шву между металлом и живой плотью. Раскаленные ткани вздувались и расходились паутиной свежих шрамов вдоль нового шва.

Когда верхняя половина протеза с шипением опустилась и встала на место, Баки понял, что этот — будет не так просто удалить.

Он очнулся трясущимся, потеющим, неспособным вдохнуть.

И когда он смотрел на свою… нет, на эту руку — он смотрел на нее с ненавистью и отчаянием.