Часть 18 (1/2)

Баки вздрогнул и проснулся от вибрации телефона на полу рядом с собой — он все еще выбирал сон у изножья кровати, а не на ней, и использовал толстовку вместо подушки. Он неуклюже протер глаза, а потом схватил телефон и ответил:

— Привет? — низко, грубо, явно устало. Кто бы ни звонил, он надеялся, что ему сделают скидку на то, что он только проснулся.

— Здравствуй, Джеймс.

Ой, дерьмо.

— Наташа? Откуда у тебя мой номер? — пробормотал он, перекатившись на живот и поднимаясь на локтях. Он жалел, что не посмотрел время, прежде чем отвечать.

— От Стива, — сказала она, констатируя факт, и у Баки действительно не получилось удивиться. — Приходи в кафе на углу у магазина Гвен. Нам надо поговорить.

Она бросила трубку раньше, чем Баки успел возразить или спросить зачем.

Но у него были некоторые идеи: их поцелуй, время, проведенное со Стивом на прошлой неделе или что-то вроде того. Несомненно, Стив сообщил ей некоторые подробности — и Баки не мог винить Стива в этом, он понимал, что они с Наташей близки, и Стив был взрослым человеком, который мог сам решить, что и кому рассказывать. У Баки не было секретов (ну, в основном). И, кроме того, он бы хотел нормально посидеть с Наташей и получить настоящий шанс поговорить с ней и узнать получше. Он был в долгу перед ней за то, как ворвался в жизнь ее лучшего друга.

Со вздохом Баки снял телефон с зарядки и встал на колени. Он медленно вытянул руки над головой, потянулся, прогибаясь, слыша, как щелкает спина, и застонал. Закинув руки за шею, он выглянул в окно, глядя на светлеющее небо. Судя по оттенку оранжевого и розового на нем, едва рассвело.

Ебаная Наташа.

Заставив себя встать, он дошел до комода, вытащил джинсы и свитер. Мода его не беспокоила, так что он едва пригладил пальцами волосы, убрал телефон в карман, натянул и лениво зашнуровал ботинки, а потом взял со стола перчатку и надел ее на металлическую ладонь.

Возможно, при других обстоятельствах (включающих Стива) его бы сильнее волновала своя внешность, но Наташа говорила про кафе, а значит, это будет кофе. И пока он не получит свой кофе, он не собирался волноваться. К тому же, ему все еще было жарко после сна, и даже мысль о том, чтобы закутаться в пальто, казалась совершенно непривлекательной.

Так что он взял бумажник и ключи, запер дверь и спустился вниз. Баки слегка кивнул женщине-консьержу и с улыбкой вышел на улицу. Там было оживленно: небо на западе еще оставалось темным, но птицы уже пели, а люди в машинах спешили на работу.

Баки прошел мимо пары бродяг, посмотрел по сторонам, прежде чем перейти дорогу. Он уже видел стоянку кафе в переулке и черную спортивную машину на ней — скорее всего наташину, потому что именно она стояла у магазина мисс Гвен, когда Баки был там в последний раз, когда Баки встретил Стива.

Баки поднялся ко входу и скользнул внутрь, легко отыскав взглядом рыжеволосую женщину за тем же столиком, где обычно сидели они со Стивом. Да что не так с этим столиком? Наташа помешивала свой напиток, когда он подошел. Она даже не потрудилась поднять голову.

— Садись, — сказала она, и Баки сел.

— Есть какая-то определенная причина, что ты разбудила меня в эту собачью срань? — спросил он, поймав взгляд официанта — того самого, что всегда их обслуживал — и поднял руку. Официант кивнул, зная, что Баки просто хочет кофе, как и всегда.

— Потому что я уже встала, и у меня дела позже, и мне надо зарабатывать деньги. Так что мы поболтаем сейчас, — просто сказала она, вытащила ложку и осторожно стряхнула с нее капли о край чашки, а потом положила на салфетку. Она наконец подняла на него взгляд этих поразительных изумрудных глаз, слегка подведенных черным, с длинными и густыми ресницами, что было единственными признаками макияжа на ее лице. Рыжие волосы, обычно завитые, сейчас спускались мягкими волнами вокруг лица.

Официант принес кофе, и Баки пробормотал тихое «спасибо», прежде чем сделать глоток. Горячий, идеальной обжарки — он вздохнул от удовольствия. Наташа внимательно за ним наблюдала, от ее взгляда покалывало шею. Он очень старался это игнорировать.

— Стив рассказал, что ты учишь его танцевать, — сказала она, делая глоток собственного кофе, явно разбавленного сливками, большим количеством сливок. Баки кивнул, не было причин скрывать или отрицать это. Он учил Стива танцевать. Стив попросил его.

— Он спросил, что мне нравится, и я ответил: «Танцы». А после рассказа, как мы с партнершей выиграли конкурс в колледже, и он попросил его поучить, — объяснил Баки, ерзая в кресле, пытаясь устроиться поудобнее.

Наташа приподняла бровь, сделала еще глоток:

— Не знала, что танцы включают в себя поцелуи.

А, так Стив рассказал ей. Баки было почти любопытно, как выглядел этот разговор: Стив был спокоен и рассказал между делом? Или взволнованным и нервным? Или это вообще был совершенно-подростковый-безумный-взрыв слов и эмоций?

Почему-то он ясно представлял последнее.

— Мы флиртовали, он начал, я ответил. Это проблема? — сердце Баки подпрыгнуло к горлу, а Наташа смотрела на него так пристально, что по телу проходилась холодная дрожь. Судя под дернувшемуся в улыбке уголку рта, она не ожидала такого ответа. Но чего она ожидала, что он попытается прикрыть себя или скрыть правду? Он не собирался. Он хотел заслужить ее доверие, и единственным способом этого добиться была честность.

Наташа вздохнула, отвела взгляд и поставила чашку на стол. Баки воспользовался возможностью сделать глоток, практически видя, как крутятся шестеренки в ее голове. Она была так сосредоточена, так озабочена благополучием Стива, что, если бы Баки не целовался с ним пару дней назад, он подумал бы, что она влюблена. Впрочем, это все еще могла быть любовь, просто платоническая.

— Джеймс, — наконец медленно произнесла Наташа. Она выглядела так устало, словно уже проходила через это раньше, не раз имела дело с людьми, оказывавшимися близко к ней или Стиву. Он видел это в ее глазах, хотя выражение лица оставалось совершенно пустым, равнодушным. У Наташи явно были проблемы из-за стремления защищать близких ей людей, но Баки сомневался, что она хоть когда-то от него откажется. — Это… это не проблема, это жизнь Стива и ему решать, как он ее живет. Я не могу запрещать ему что-то делать, не могу решать, с кем он это делает, и однажды я смогу это принять. Но ты же понимаешь, почему я беспокоюсь?