Часть 17.2 (2/2)

Это читалось в глазах. В жутком сером пламени где-то в глубине зрачка.

В этом они отличались. Агата понятия не имела, чего хотела добиться. Зачем так себя вела и почему так стремилась заполучить противного ворчащего коротышку в коллекцию.

Были ли помыслы искренними или сделанными от скуки?

Противоречия крутились внутри, заставляя чувствовать легкое головокружение. В голове сомнения, а руки дрожат и в трусах мокро. Стыд и срам.

Аккерман не дает никаких подсказок, да и не должен. Лишь пялится снисходительно, словно вырвал пару минут внимания специально для нее одной. Зло поджимает губы оттого, что она застывает в пространстве растерянно, с висящими плетьми длинными руками.

В глазах похоть. Сейдж ясно видит его желание и уверенность в игре, которую тот ведет.

Только вот иллюзия разрушается об отсутствие натянутости на штанах.

Агата разочарованно скользит по брюкам, пытаясь зацепиться за что-то.

Возбуждения ни грамма.

Это ее почему-то смущает. Она краснеет и трет пальцы на руках. Прямо как та самая пастушка на сеновале. Ждет, когда ее выиграют.

Ей хочется закончить, отмахнуться от Леви и сбежать, но ноги прирастают к полу, а сердце стучит с удвоенной скоростью. Так быстро, что в глазах темнеет.

— Оглохла, Сейдж? — капрал нахмурился. — Повторить?

— Я, знаешь, не привыкла раздеваться сама. Может, поможешь чуть-чуть?

Агате кажется, что в глазах напротив мелькает искорка издевательского смеха. Капрал будто смеется над ней, цинично мучает, оставаясь на месте.

Она несмело предпринимает попытку преобразиться в уверенную женщину. Ту старую знакомую, которая всегда выручала.

Похотливо улыбаясь, Сейдж подходит ближе, хватая Леви за воротник, пытаясь притянуть ближе. А может даже поцеловать, если смелости хватит.

Аккерман упирается, отворачивается. Ничего не дрогает на лице.

Не хочет иметь со знакомой ничего общего.

Агата смущается окончательно, отчаянно отцепляясь от рубашки. Она больше не улыбается и не хочет очаровывать.

Череп раскалывается от давления. От попыток понять, что же ему, блять, нужно вообще.

Леви Аккерман не похож на себя прежнего. Его терпение превращается в бесконечное, а нахальные шуточки в издевательства.

Агата не хочет обижаться, но обижается. Ей больше нечего предложить, а он ждет чего-то. Воздух вокруг кипит, гудит и кружится, искры вспыхивают. Сейдж хочется оттянуть горловину и высунуться из окна.

У него даже член не стоит.

Этот факт почему-то особенно возмущает ее.

— Ты же чего-то конкретного хочешь? — предпологает Агата.

— Ага, — раздраженно отвечает Аккерман. — Спать.

Кинутая фраза окончательно выводит Агату из себя, и она дергается к развернувшемуся капралу, хватая того за плечо и дергая.

К ее удивлению, Леви поддается и вертит головой. Смотрит на нее с вопросом.

— Тебя никто не отпускал, — зло шипит, раскрасневшись от гнева.

Толкает его в грудь, вынуждая рухнуть на скрипучий диван за спиной. Вклинивается голыми коленками между его разведенных ног, упираясь голенями в шершавую рогожку.

Смотрит на него с претензией, наблюдая, как тот ухмыляясь вертится, устраиваясь поудобнее, и припадает к спинке позвоночником. Изучает ее оцепеневшую перед ним фигуру, повелительно оглядывая снизу вверх.

«Снизу вверх» его совсем не смущает. Ей «сверху» капрал кажется обнаглевшим в край хозяином-барином.

Она фыркает, упираясь ладонями в бедра.

Строит тут из себя. Наглость — второе счастье.

— Чего тебе, Сейдж? — тихо усмехаясь, Аккерман трет шею устало.

— Ты гадкий, — бросает Агата, хватаясь за подол рубахи.

Она понимает, внезапно понимает, что он играет. Что хочет вывести ее на эмоции. Настоящие эмоции.

Предположение пугает, и она тяжело выдыхает, медленно задирая тонкую сорочку вверх. Пальцы трепыхаются под напряженными взглядом. В горле ужасная засуха, как потрескавшаяся от бездождья земля.

Выше и выше, оголяя тонкие ноги с широкими бедрами.

— Выше, — командует Леви.

Агата недовольно возмущается:

— Заткнись.

Мягкий живот. Вздернутая грудь со вставшими сосками. Не от его приказного «выше», конечно же. Просто прохладно. Прохладно.

Пальцы скользили удивительно аккуратно, чувственно оглаживая изгибы тела. Взгляд Леви скользил вместе с ними.

Он выглядел, как довольный учитель. Будто перед ним солдаты норматив сдавали, а его все устраивало.

Злило до мурашек.

Рубашка, стянутая через голову, упала на коленку. Волосы подрастрепались от узкой горловины. Руки непроизвольно скользнули на грудь, пытаясь прикрыться. Аккерман нахмурился, но ничего не сказал.

Щеки покрылись алым от смущения. Она перед ним в одних трусах, беззащитная и открытая. А он в своей рубашке и брюках, как в защитном костюме.

Это смущает Сейдж больше остального. Ее такое не устраивает совсем.

— Ты нервничаешь, — заметил Леви.

— Правда? — фыркнула.

— Неужели я тебя смутил?

— Ни капельки.

— Тогда почему у тебя руки дрожат?

— Не дрожат, — соврала.

— Врунья, — покачал головой Леви. — И что же с тобой делать?

Агате хочется ответить, чтобы он делал уже хоть что-нибудь, пока она со стыда не сгорела.

Она молчит и пытается переиграть собственный страх.

Леви не бросается на нее от вида голого тела, вопреки всему опыту «до». Сейдж думает, что это что-то новенькое. Ее не обижает, скорее завораживает роль, которую он навязывает.

Аккерман опускает взгляд и отбрасывает скомканную рубаху в сторону. На пол.

— Ты жестокий, — цедит Агата.

— Я жестокий? — Леви внезапно притягивает ближе, впиваясь пальцами в кожу на ляжках. Оставляет в плоти красные полумесяцы.

Отрывается от спинки, оказавшись в паре сантиметров от ее ног. Сейдж чувствует горячее дыхание.

— Ужасно жестокий.

Пальцы впиваются в кожу с удивительным напором, словно делают глубокий массаж. Растирают.

Агата закусила губы, наблюдая за методичными движениями. Голова склонилась, волосы упали на лицо, а запястья плотнее вжались в грудь. Она подалась вперед, прогибаясь в пояснице.

— И почему же? — казалось, что ответ его нисколько не волнует. Он с интересом скользит пальцами по коже, плавно перемещаясь на внутреннюю сторону бедра.

Поглаживает, поднимается выше к краю белья, а потом так же опускает непозволительно низко. Удовлетворенно хмыкает, когда женское тело реагирует на простые ласки. Когда Агата дышит скомкано и слишком громко и пытается убрать ладони с груди, но останавливается в последний момент.

Агата обидчиво вздыхает, стараясь себя контролировать. Ее больше не волнует жестокая игра с инициативами, теперь Аккерман выбирает что-то повесомее.

— Издеваешься, — Агата вздрагивает, напрочь теряя возмущенный вид. Ловкие пальцы отодвигают трусы, проникая в приятную влажность. Так просто, беспардонно, не спрашивая.

— Правда? — он очаровательно поднимает уголки губ, скользя меж складок двумя фалангами.

Внизу живота вспыхивает ноющее нетерпение. Сейдж зажимается, пытаясь избегать слишком сильных касаний. У нее все тело свербит, ей хочется вцепиться во взлохмаченный ежик волос и потянуть сильнее.

— Притронуться к себе не даешь, — стонет она, чувствуя, как сжимается вторая рука на талии.

— Непозволительно с моей стороны, — хрипит Аккерман, нащупывая набухший клитор.

Агата нервно выдыхает, снова поддавшись вперед. Леви не реагирует, продолжая аккуратно притрагиваться.

— У тебя даже не стоит, — томно шепчет Сейдж, подгибая колени. Ноги не держут совсем.

— Вот это паскудство высшего уровня, — усмехается, резко проникая двумя пальцами.

— Черт, — вспыхивает, поддавшись тазом. Ноги смыкаются, зажимая его двигающуюся ладонь.

Она мокрая до такой степени, что не замечает привычной боли от резкого проникновения. Аккерман сильнее сжимает руку на теле, дергая Агату на себя.

Он нервничает, у него зрачки бегают и сердце стучит. Плечи гуляют от дыхания, а подбородок подрагивает.

— Расслабься, — шепчет тихо, стараясь двигаться внутри нее. — Расслабься, говорю.

Сейдж закатывает глаза, совершенно ничего не соображая. У нее в ушах стучит слишком громко, она понятия не имеет, что он пытается ей сказать.

Она отчего-то возбуждается так сильно, что кажется, смазка течет по чужой руке. Агата смущается, ища в глазах напротив хоть каплю отвращения.

Серые глаза горят. Аккерман смотрит не моргая, продолжает двигать рукой в сбивающимся темпе и наблюдает, как дергается тело от каждого пошлого звука.

— Руки убери, — холодный голос прорезывает помещение.

— Что?

— Руки, — пальцы входят резче обычного.

Она стонет, дергая руками и вцепляясь в мужские волосы.

Освободившая грудь подрагивает от каждого движения, Аккерман выдыхает, мазнув по полушариям.

— Так? — голос звучит выше, как будто ломается.

Свечи слегка освещали комнату. Солнце еще не взошло. Глаза Аккермана вдруг показались Агате почти черными, хищными.

Хотелось до остервенения фальшиво застонать. Сказать ему громко, оглушительно, как ей хорошо сейчас и как плохо одновременно. Как лицо краснеет от смущения, а бедра подмахивают пальцам, насаживаясь, инстинктивно двигаясь в нужном направлении.

Как она плавится от осуждающего, жестокого взгляда.

Леви смотрит на нее, как растлитель на малолетку. Будто это она его заставляет, будто это она такая грязная, бесстыжая вертится на его руке.

Сейдж не обманешь, в зрачках горит нехороший огонь. Она готова разжечь сильнее, смотреть в его глаза до посинения, стонать до неприличия громко, чтобы Розмари поглядывала на нее с ублюдской улыбочкой, а соседи неприятно хмыкали вслед. Она готова, лишь бы Леви притянул ее к себе, как можно сильнее. С оглушительным шлепком дал Агате этот контакт. Это чертово ощущение на коже, трепет в коленях, застывшие во вдохе легкие.

Ей нравится грязная игра. Черный кисель с этими повелительными взглядами и доминирующими замашками. Для нее это что-то новое, что-то интересное и впечатляющее. Как будто она приобрела книгу, которая всегда мелькала перед глазами в книжном магазине, но Агата никак не решалась. А тут купила и растворилась без шансов.

Это не равноправная драка, это избиение младенца. Тихая, скулящая, безнадежная страсть на привязи. Леви будто из скорлупы ее хочет вытащить, стереть к чертям предыдущие разы, оставив только себя, свои руки, губы, все, все, все.

А Агата хочет, чтобы он выиграл. Или она выиграла его. Хочет, чтобы им обоим повесили блядские золотые ленты на грудь, как знак отличия.

Агата почти. Агата на пределе. Пальцы Леви нежные, чувственные, будто изучили ее до малейшей детали. Двигаются так, как ей хочется, трогают там, где нужно.

Капрал смотрит на нее внимательно, учится на ходу, цепляясь за сошедшую с ума мимику. Ему как будто все равно на собственное удовольствие и на все, что происходит вокруг.

Едва Сейдж подумала об этом, Леви остановился. Вытащил пальцы, хватая ее за запястья и дергая на себя. Она упала в объятия, устраиваясь на сильных ногах и подгибая колени.

В промежность тут же уперлось что-то твердое. Агата охнула, утыкаясь в шею напротив. Куснула нежную кожу, втягивая с мокрым чмоканьем. Отпустила, зализывая место преступления. Застонала развратно, услышав громкий вдох Аккермана в ухо.

Ладони вцепились в его плечи, поясница выгнулась. Она хотела еще ближе. Настолько, насколько возможно. Дернула бедрами, подкручивая копчик, и тут же поморщилась от стальной хватки на ягодицах.

Леви так вцепился в бедра, что она сжалась. Страсть перекрыла дискомфорт. Агата продолжала двигаться резче и резче.

Леви рассержено зашипел, сжимая ляжки в ладонях, дергая ее дрожащую тушку. Будто ему и этого мало. Будто ему мало площади для плотных касаний и царапин.

— Что ты там предъявляла? — Леви схватил ее за затылок, притягивая ближе. Выдыхая ей в трепещущую шею.

— Ничего, — часто задышала Агата, продолжая двигаться, тереться об его ширинку.

— Ничего?

— Я не помню, — на выдохе прошептала, пытаясь уткнуться ему в лоб. Ей не до разговоров.

Леви опустил голову, хватаясь ртом за вставший сосок и втягивая его внутрь, обводя ореол кончиком языка.

Она не на шутку завелась. Застонала сильнее, громче, эротичнее.

— Не смей кончать, — оторвался от груди Леви, тут же почувствовав неладное и пытаясь найти ее губы. — Слышишь? Не так быстро, Сейдж.

— Не… Не знаю, — Сейдж запнулась, вертя головой, словно обиженный ребенок. — Я не знаю, Аккерман.

Стоящего бугром члена сквозь плотную ткань было достаточно для нее. Агате нужно вот прямо сейчас. Еще чуть-чуть. Еще…

Леви смял ее ягодицы, медленно поднимаясь с дивана.

— Что ты делаешь? — испуганно вжалась в капрала Агата. Подступающий оргазм внезапно развеялся. Тонкие ноги оплели бедра, руки обвились вокруг шеи. Сердце застучало как сумасшедшее.

Сейдж настолько не в себе, что готова растечься по капралу лужицей. Она почти… Все внизу пульсировало. Как же обидно. До слез.

— Несу тебя на более удобную поверхность, — отозвался Леви.

— Мне и там отлично было, — раздраженно протянула.

— Обойдешься.

— Ах так?

— Ах так, — повторил.

— Ты за это ответишь, — сощурилась Агата.

— Ой, сейчас чувства потеряю, — прыснул он. — Хватит пиздеть попусту.

Она примкнула к ворчащим губам будто впервые. Не удержалась от нахальных ругательств. Нежно обхватила, пропуская язык в приоткрывшийся рот. Капрал застыл на полуслове, вовлекаясь во внезапный поцелуй.

Агата терлась носом и заглядывала в глаза, пытаясь выискать что-то в маревой пелене.

Оторвалась, отстранилась.

Леви задумчиво остановился на секунду, изучая Агату в огнях свечей.

Она растрепанная, возбужденная, голая и беззащитная перед ним. Он в расстегнутой рубашке, с сомкнутыми на переносице бровями и вздрагивающими от быстрого дыхания плечами. Тоже беззащитный, только по-другому. По-своему.

Аккерман посадил ее на край кровати, позволяя неторопливо отползти в центр. Стянул сапоги и расстегнул пуговицы на своей рубашке. Ткань слетела с плеч и тут же была оттолкнута куда-то в угол.

Сейдж с интересом подглядывала за простыми действиями. Как будто никогда не видела, как избавляются от одежды. Аккерман был непривычен в образе. Агата с трудом могла представить его будни, а сейчас, к своему удивлению, наблюдала воочию.

Вещи слетели быстро. Они наравне.

Леви наклонился, упираясь руками в обивку. Посмотрел на нее из-под ресниц, не говоря ни слова.

— Уверена? — голос прозвучал без малейшего сомнения.

Он в последний раз спрашивал ее. Лоб в лоб.

— Да, — Агата качнула головой вниз. — А ты уверен? Мне не нужны одолжения.

— Если бы, — хмуро отозвался Леви, залезая на кровать.

Агата застыла, опираясь на изголовье. С удивлением заскользила взглядом за движениями напротив. Леви привстал на колени, устраиваясь между вытянутых ног.

Медленно опустился, оставляя мокрый поцелуй на натянутой коже.

Она дернулась, пытаясь согнуть колени. Леви не позволил. Надавил сильными ручищами на ляжки, двигаясь выше, к внутренней стороне бедра. Нежная плоть затрепетала под его изворотливым языком. Он целовал, прикусывал, облизывал, пока не оказался опасно близко к влажным насквозь трусикам.

Агата чувствовала, как горячее дыхание проникает под ткань и отзывается больным спазмом. Внизу живота тянет и резвится простреливающее возбуждение.

Тихо выдохнув, уловила, как одна из рук сползла по ноге вниз, тут же проникая под резинку трусов.

Леви поднял голову, подтягиваясь.

Их лица совсем близко. Рты задыхаются, опаляют щеки. Губы жаждут. Агата не выдерживает первая.

Они соединяются в бешеном поцелуе. Таком глубоком, что он кажется болезненным. Их руки дергаются на телах, гладят, сжимают, царапают, хотят отхватить кусок побольше, хотят дотронуться до каждого голого участка.

Они дергаются в объятиях, елозят ногами, будто соревнуются между собой.

Агата раскрытая перед ним, до оголенных нервных окончаний. От нее несет жрущим одиночеством и отчаяньем. Она обвивает Аккермана ногами, вжимается до боли в тазовые кости, выгибается до впечатляющих геометрических линий. Сжимает лицо в ладонях, плавно глызает ключицы и зарывается в растрепанные волосы. Пытается сохранить в памяти момент. Момент, когда она не лжет.

Леви шипит, когда Агата дергает его за волосы на макушке. Царапает ей спину короткими ногтями так, что она матерится ему в ухо.

Аккерман зыбнет в своеобразном удовольствии, закатывает глаза и дышит быстро-быстро.

А для Сейдж это будто лучший подарок из всех возможных. Она рада до щенячьего восторга, что ему хорошо. Так же хорошо, как и ей.

Капрал отрывается от ее губ, разглядывает, заправляя волосы за ухо.

— Что мне сделать?

Его голос звучит глухо сквозь стучащую в висках кровь. Агата замирает, улыбается, скалится во все зубы и снова притягивает к себе, впиваясь в губы.

Аккерман подтягивает к себе, заставляя лечь, вытянуться на простыне. Нависает сверху, чмокает в рот и скрывается из вида.

Агата приподнимает голову.

Леви тянет нижнее белье вниз. Трусы, плавно, сползают к ступне, а Сейдж подыгрывает, вытаскивая ногу. Легкая ткань остается в голенище второй. Аккермана это забавляет, он оставляет как есть, раздвигая острые коленки в стороны.

Он не отстает. Не так изящно, конечно, но тоже стягивает трусы. Быстро и четко.

Агате не слишком видно, но у него большой.

Агата почему-то не пугается совсем. Ее интересуют только опьяненные зрачки перед глазами. Она выдыхает забавно, тянется к Аккерману носом, елозя ступнями от горящего возбуждения. Просит, канючит, выгибается, как цирковая гимнастка.

Леви снова нависает над ней, трется об щеку. Сейдж ощущает, как в живот упирается что-то твердое, каменное, требующее внимания. Ей хочется коснуться, провести по всей длине. Она тянется ладошкой, проникает рукой между их разгоряченных тел, как будто это запрещено. Почти достигает цели, но Леви перехватывает пальцы в самый последний момент.

Смотрит на нее заинтересованно, жадно.

— Руки, — предупреждает.

— Я хочу сделать тебе приятно, — обидчиво тянет Сейдж.

— Мне хорошо, — Аккерман будто докладывает. — Дай собраться.

Он снова целует ее, сминает правую ягодицу, медленно передвигаясь к коленке. Раздвигает ногу в сторону, удобно устраиваясь.

В Агату упирается член. Она постанывает, дергается, размазывая влагу по головке. Будто умоляет, просит громко и требовательно.

Войди, быстрее!

Леви не спешит, шикает и ругается. Шумно дышит, кусая, чмокая щеки. Скользит влажным членом меж половых губ, касается. Надавливает, стимулирует Сейдж стонать громче, еще громче. Сам просит об этом, шепотком на ухо. Да так мило и сладко, что Агата сахарным леденцом расплывается по постельному белью.

Он толкается вперед. Медленно, но неожиданно. Агата давится воздухом, цепляясь за плечи, надавливает ногтями в кожу.

Она не была готова. Нет, нет, нет.

— Черт, — сипит, зажмуривается.

— Тише, тише, — шепчет Леви, мигом замирая. — Я не двигаюсь. Расслабься, я аккуратно.

— Нет, подожди…

— Не двигаюсь, — снова вторит Аккерман. — Задирай голову.

Агата слушается, задирая голову повыше. Язык скользит по нежной коже, всасывая слишком сильно, слишком приятно, с бесстыдным чмоканьем.

Он достает только чуть выше ключиц. Ей достаточно. Проклятая разница в росте.

Сейдж концентрируется на ласках, чтобы боль быстрее исчезла, чтобы стерлась из памяти.

Помогает.

— Ласкай себя, — тихий выдох в ухо, и все тело дрожит от ошпаривающего приказа. Просьбы? Приказа.

Сейдж беспрекословно подчиняется, как под гипнозом. Пальцы ложатся на горячие от возбуждения складки, уверенно проникают меж них, находя чувствительные точки.

Агата медленно водит двумя пальцами взад и вперед, раздвигая их «ножницами» на упругой плоти введенного в нее члена.

Через пару секунд расслабляется, открывает глаза.

Неуемные пальцы все же дотягиваются до заветной плоти с упрямым баранизмом. Двигаются по гладкой натянутой коже, водят по вздувшейся вене кончиком пальца.

Аккерман выдыхает и толкается глубже, до самого конца. Агата стонет, царапая мужскую спину. Ощущает, как по телу проносятся и вспыхивают огоньки. Ладонь выскальзывает, позабыв о порочных желаниях.

Сейдж пытается скрестить ноги от захватившего внутренности пожара. Пытается вылезти из-под мужского тела, скользя пятками по матрасу. Сильно цепляется за руки и стонет сильнее с каждым мягким толчком.

— Вертлявая, — недовольно замечает Аккерман на выдохе. — Тебе больно?

— Сильнее, — пищит Агата в бреду.

Леви пожестче перехватывает ягодицу, чтобы не слишком дергалась, и резко входит до самых яиц. А затем выходит. И снова входит.

Кровать жалобно скрипит. Спинка ударяется о стену с глухим звуком.

Агата сбивчиво дышит. Раз-два. Раз-два.

Леви вторит. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Между ними неприличные мокрые шлепки и клубок спутанных раскаленных искр. Леви вбивается, теряет темп, пытается удержаться от излишней жестокости.

Агата едва замечает его напряженный лоб и трепыхающиеся крылья ноздрей.

Его громкое дыхание, бьющее по ушам и вызывающее теплое удовольствие где-то внутри грудной клетки.

Аккерман останавливается, одним движением переворачивая Сейдж на живот. Она ойкает, ощутив, как он входит снова, словно ему претит быть не в ней и пары секунд. Леви втрахивает в матрас с впечатляющим давлением, почти не выдыхаясь.

Агата впивается ногтями в подушку, скомкивает, пытается разорвать, слышит, как сзади сипит от интенсивных упражнений Леви. Она вжимается лицом в матрас и приподнимает таз, утыкаясь носом в простыню. Пытается подмахивать, двигает бедрами, рисуя восьмерку.

Аккерман вымучивает сдавленный стон, все больше упираясь коленями в покрывало. Приподнимается, отрываясь от спины Агаты, и толкается с удвоенной силой, сжимая до скрипа ее задницу. Тянет в стороны, отвешивает приличный звонкий шлепок и снова стонет от жалостливого писклявого возмущения.

— Тише, — шипит в ухо, скользя грудью по ее спине. Утыкается носом в шею, вертляво поглаживая кожу на боку.

Пальцы спускаются ниже и ниже. Агата охает.

Капрал размазывает смазку по всей поверхности, до которой может достать, неторопливо жмет, оглаживает. Скользит вверх и вниз, выдыхая нетерпеливо на кожу.

— Здесь, здесь, — шепчет Агата в отчаянье.

Агата растворяется. Забывает кто и что. Лишь движения внутри, движения снаружи. Все сливается между собой, превращаясь в напряженный раздувшийся трубопровод. Который прорывается. Который прорывается с такой силой, что Сейдж выворачивается из-под бесконечных приятных толчков.

Аккерман не успевает удержать от неожиданности. Руки исчезают с дрожащего в судорогах тела. Леви не сдается, наваливается сверху, входит резко, трахая несдержанно. Дергает за волосы и стонет, ощущая ее ходящие ходуном плечи.

Агата пытается хвататься за его пальцы, вывернуться вновь. Он не дает, сжимает сильнее, вбивается жестче, пока сам не закатывает голову и не рычит утробно куда-то в потолок.

Член выходит из Агаты несдержанным движением. Спину окропляет теплая жидкость.

Капрал жмется к ней покрепче, размазывая сперму членом. Кусает плечо и лепечет бред, ловя последние крохи накрывшего оргазма, а потом окончательно расплывается на ее теле.

Он долго лежит и тяжело дышит. Нежно утыкается в спину носом. Агата чувствует приоткрытые влажные губы на дрожащей коже.

Ей нравится такая приятная тяжесть. Ей комфортно. И она желает еще.

……………………………………………

Агата раздражена. Она хочет попрощаться со всеми, но застает только Бозарда. Он работает с бумагами капрала в его отсутствие. Строчит отчеты и с уставшим видом слушает указания от завхоза.

Разведчик зачем-то горячо ее обнимает, хотя они не близки ни капельки. Обещает передать приветы отряду и Леви прямо из рук в руки.

Ее это не устраивает, но ждать еще больше не может.

У нее в руке узда, хиленькая старенькая лошадка плетется по брусчатке. Смит не соврал — обеспечил, чем мог.

У самых ворот Агата замечает высокого человека в капюшоне. По спине пробегают мурашки, она ежится от неожиданности.

Отросшие светлые волосы спадают на острый нос. Она его знает. К сожалению, знает.

Майк Захариус.

Он тоже замечает ее. Поворачивается к ней в анфас, хмурясь.

Выглядит ужасно. Сальные пакли волос, пустые глаза и отекшее лицо. Сейдж замечает, как он перекидывает бутылку в другую руку под вздёрнувшимся плащом, и морщится от жалости.

Сердце ее тут же замирает, она делает пару уверенных шагов в его сторону.

— Нахуй, Сейдж, — скалится Майк. Агата встает, как вкопанная. Хриплый голос кажется угрожающим и жутким.

Ей хочется схватиться за ребра, вырвать их с мясом и выкинуть свербящий болью орган. Он не нужен. Проклятая игрушка.

— Иди куда шла или я за себя не отвечаю.

Сейдж все понимает. Понимает его боль и ненависть тоже. За эту неделю она почти выбивает вину из своей головы, но с брошенными фразами все тут же встает на свои места.

Она чудовище.

Как же невозможно. Невозможно это терпеть.

Агата дергается с места и скрывается за воротами.

……………………………………………

Аккерман быстро приходит в себя, вскакивает с кровати и подрывается из комнаты. Агата слышит льющуюся воду из умывальника, а затем и быстрые шаги. Она подкладывает руку под подбородок, улыбается тепло, ощущая, как тело сливается с кроватью.

Леви приносит мокрое полотенце, тщательно вытирает спину, споласкивает и снова протирает. Плюхается рядом, заводя ладони за голову. Глядит куда-то далеко с равнодушным видом.

Агата приподнимается, чмокает, опуская макушку на грудь. Жмется к нему покрепче, потому что считает, что имеет на это право. Все изменилось.

— Тебе понравилось? — спрашивает тихо.

— Не знал, что ты такая сильная, — усмехнулся капрал. — И вертлявая.

Она улыбается смущенно, зарываясь носом во влажную кожу.

— Может, останешься еще на денек? — робко вопрошает Агата, стараясь выглядеть непринужденно. Ей хочется спросить. Хочется, чтобы он остался.

Леви долго молчит, ровно дышит.

— Не могу, Сейдж. Эрвин ждет к понедельнику.

Она не расстроивается. К счастью, чего-то другого она и не ждет.

……………………………………………

Леви является в Штаб ближе к ночи понедельника.

Капрал заходит в кабинет Эрвина Смита, чтобы отчитаться по переданным документам. К счастью, Леви уверен, что командующий еще не спит.

Смит идет спать после двух.

— Не думал, что ты вернешься так быстро, — Эрвин опустил голову в бумаги, нахмурившись.

— С чего мне задерживаться? — недоумевает Аккерман, зло пожимая плечами.

— Ну, я предполагал, ты воспользуешься двумя увольнительными, что я тебе дал, — усмехается Смит, отрываясь от документов. — Деревенька, говорят, сказочная. А мы все загружены делами в последнее время.

— Обычная дыра, — едко проговаривает капрал. — Как и все прочие. И больше не спрашивай меня об этом.

Эрвин Смит пожимает плечами и подзывает Аккермана к себе. Работа и правда не ждет.

……………………………………………

— Никогда не умела прятаться, Сейдж, — хитрый голос шепчет ей в ухо. Агата дергается, хватает объемный пакет из рук грузного мужчины и прячет в сумку. Разворачивается, наблюдая за вихрями огненных волос.

— Что тебе нужно, Рене? Мне некогда с тобой возиться, — шипит Сейдж, ерзая на замызганном стуле. — Не твоего ранга заведение, не думаешь?

Рене оглядывается, морщит нос, изучая сальный полупустой бар. Грузный мужик встает с места и исчезает за дверью, скрываясь где-то в подворотнях черного района.

— Да и твоей милой мордашке не к лицу, — замечает Бишоп. — Солидная порция, — махает рукой в сторону сумки. — Опять за свое?

— Не твое собачье дело, — хмурится.

— Что бы сказал папочка Карлин, если бы не превратился в склизкую мясную жижу? — скалится Рене, накрывая стул белым платком и присаживаясь.

— Не слишком хороший план, — Агата не реагирует на провокации. — Так разговаривать с человеком, от которого тебе что-то нужно.

— Так ты же не обидчивая, — пискляво тянет Рене. — Гарсон, даме вина не нальют?

— Тут самообслуживание, — хмуро отзывается Сейдж, с раздражением замечая, как парочка старых доходяг бегут к стойке с винными фужерами.

— Плевать. Я не за этим пришла.

— Так выкладывай, пока я не потеряла интерес.

— Я знаю, что вы встречались, — аккуратно шепчет Бишоп, наблюдая за мимикой.

— А если и да?

— Он говорил что-то перед тем, как… Исчезнуть?

— А я все думала, Бишоп, — улыбается Агата. Лицо ее озаряется. — Что же ты за ним таскаешься столько лет, как влюбленная дурочка. Кажется, я начинаю что-то понимать.

— Очень за тебя рада. У нас более высокие отношения, — раздражается Бишоп. — Ну так что?

— Он ушел, Рене, — ухмыляется радостно Сейдж прямо в лицо. — Высокие отношения не такие высокие?

— Пошла ты нахуй, Агата Сейдж, — яростно шипит, ударяя кулаком по столу. В баре на секунду воцаряется тишина. Толстый пьяница с сальной улыбочкой ставит фужер с красным перед Бишоп и отходит молча.

Рене добавляет:

— Ебанный золотой ребенок.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — в глазах Сейдж сквозит угроза. — Так что закрой рот.

— А как же, — фыркает Рене. — Образование, ответственный отец, Колл, захлебывающийся слюнями. Который все для тебя сделает! А ты все мордой вертишь, неразумная дура.

— Мне чужды твои желания, — оспаривает Агата. — Мне нахер твой Колл не сдался.

— Да и мне не особо, — хмурится Рене. — Но он особенный. Ты же знаешь?

— Не знаю, что ты имеешь в виду, — отмахивается. — У него много… Кхм… Талантов.

Сейдж вспоминает зарастающую рану и тут же покрывается липким потом. Она до сих пор не понимает, как к этому относится.

— Я бы сказала, что у него интересное происхождение, — тянет Бишоп. — И родители тоже.

— С чего ты взяла?

— Наверняка, — ухмыляется.

— С чего ты вообще секретничаешь со мной? — щурится Сейдж, заглатывая из стакана. — Не боишься, что Смиту настучу?

— Что мне твой Смит? — она зевает, прикрывая рот. Будто специально обозначает. — Он свое отслужил. Или нет? Время покажет.

— Я уезжаю. Надоело, — Агата встает со стула, направляясь к выходу. — Хорошей жизни, Бишоп.

Рыжая поджимает недовольно губы, провожая ее хромающую фигурку.

— И тебе не сдохнуть, — шипит Рене вслед.

Агата выходит на пыльную улицу, полную людского ерзанья. Вдыхает воздух полной грудью и улыбается. У нее хорошее настроение, даже несмотря на встречу с гадкой Бишоп.

Она трогает шуршащий пакет сквозь ткань дорожной сумки, проверяет наличие и успокаивается.

Скоро все придет в норму. Она уверена в этом, как никогда.