Часть 2 (1/2)
Леви спускался почти четыре лестничных пролета. Сбитые каменные ступени уходили в темноту. Бозард тихо плелся сзади. В глазах зияла тревога, солдат нервно сжимал руки.
Леви не знал, что его поджидало там, внизу. Да и Оруо не особо желал делиться подробностями. Мол, человек, мол, там, мол, живой. Все.
Аккерман сжал зубы. Ускорился, буквально врываясь в сырое помещение.
Да, зрелище и правда было не из приятных. Небольшой закуток. Вдоль стен старые дубовые бочки с вином, весь пол обложен байковыми одеялами. Простыни поверх серые с неприятными желтоватыми пятнами.
Хорошая вентиляция не помогла избежать запахов аммиака и алкоголя. Картина была тяжелой, полной отчаянья и безнадеги. Аккерман сморщился, ощущая дрожь вдоль позвоночника. По всей комнате стояли тонкие церковные свечи.
Было жутко. Они будто стали нежданными гостями на кровавом алтаре. Словно попали в храм, что оплакивал кого-то.
В углу, посреди раскрытых книг и исписанных листов, неподвижно лежала молодая девушка. Грудь еле вздымалась, тонкие запястья подложены под голову. Растрепанные черные волосы жирными паклями закрывали лицо.
Она была очень худа. Острые плечи, выпирающие ребра, тонкие лодыжки и крупные ступни. Девушка была в одной безразмерной мужской рубашке. Кожа тонкая, болезненно белая, испещренная тонкими сетками вен. Согнутые колени сияли желтыми и фиолетовыми синяками.
Зрелище жалкое. Аккерман будто вернулся в Подземный город, где почти в каждом доме можно было наткнуться на подобную картину. Бедность сквозила из каждого угла. Оттого капралу стало еще паршивее.
— Что, блять, здесь происходит?
— Капрал, по беглому осмотру могу сказать, что она обезвожена и, похоже, пьяна, — Петра осеклась. — Мы пытались ее растормошить, но она никак не реагирует.
— Она говорила что-нибудь? — Леви подошел ближе и присел на корточки, разглядывая тело.
— Только бессвязный бред, — Оруо болезненно скривил лицо. — Жуткая.
— Капрал, что мы будем делать? — Эрд, до этого молчавший, нарушил неловкую паузу.
Кажется, этим вопросом задавался каждый участник группы.
— Знал бы я, что делать с этой херней.
Леви помассировал виски, пытаясь придумать решение. В голове возникла куча вопросов. Незнакомка не реагировала, так напилась.
— Черт.
Аккерман протянул руку к ее побледневшему лицу и слегка хлестанул по щекам. Брови немного напряглись.
— Мы забираем тебя с собой. Слышишь? — повысил голос.
— Она не слышит, — Оруо подошел ближе.
— Заткнись, Бозард.
— Ты должна понимать, что я не могу гарантировать тебе безопасности, — спокойно произнес Леви.
— М… М… м… не, — девушка внезапно зашептала. Тихо, почти беззвучно шевеля обкусанными губами.
Аккерману показалось, что она приоткрыла глаза. Увидел сквозь волосы яркий серый блеск радужки. Впрочем, при свечах едва ли что-то разглядел.
— Что? Что она говорит? — Весь отряд приблизился, прислушиваясь.
— Тихо, Петра, — огрызнулся Гюнтер.
— М… м… м… н… е пле… ва… а… ать, — на выдохе выдала, слегка сжимая тонкие пальцы на руках.
И больше ничего. То ли обычные пьяные выкрики, то ли ответ.
— Я возьму ее, — после недолгой паузы протянул Аккерман. — Нужно решить, где легче и безопаснее перевозить.
— Капрал, — Оруо слегка ухмыльнулся. — Может, лучше мы? Девчонка оглобля.
Леви повернулся к подчиненному. Глаза прищурились.
— Смеешься надо мной, Бозард? — слегка наклонил голову. — Я тоже умею смеяться. Особенно на наших тренировках.
Оруо сглотнул и закрыл рот. Пожал плечами, стараясь выглядеть беззаботно.
— Впрочем, — продолжил Аккерман. — Хочу здесь осмотреться.
Обвел комнату взглядом.
— Бозард, Рал, — ребята отдали честь. — Хватайте тело и несите наверх. Обвяжите повязку вокруг глаз, чтобы не ослепла от солнца.
Они незамедлительно подошли к девушке, и Оруо перекинул ее через плечо. Она тихо застонала.
Петра открыла перед товарищем дверь, и они исчезли на старой каменной лестнице.
— Шульц, Джин, — Леви повернулся к оставшимся. — Тащите груз в библиотеку. Поставьте его в угол потемнее и накройте чем-нибудь.
После получения приказа солдаты быстро вышли из комнаты.
Капрал тяжело вздохнул, осматривая подвал. Потер глаза, раздраженно сводя тонкие брови к переносице.
Здесь дурно пахло. Безумие, отчаянье, ужас. Он это хорошо ощущал. Будто окунулся с разбегу в ледяной водоем. Мерил комнату маленькими шажками, двигаясь вперед и обратно. Незнакомка, наверняка, делала так же.
Леви попытался представить ее безнадежное положение. Без причины. Оттого ему становилось не по себе.
Пугало обилие свечей. Их было очень много, они рябили в глазах и оставляли на стенах жуткие тени.
Аккерман не знал, откуда она взяла столько и почему расточительно тратила. Подобные действия не давали делать позитивных прогнозов. Возможно, девушка безумна и ничего не скажет, а тащить ее к Эрвину — ужасная идея.
Не оставлять же ее здесь?
Вопрос повис в воздухе тяжелым грузом.
Не оставлять. Он так не мог. Ничего не мешает забрать ее.
— Слишком много жертв, — сказал вслух.
Леви опустился на корточки, разглядывая грязные желтые листы. Они валялись повсюду. Некоторые лежали нетронутыми много недель, покрытые каменной пылью.
День 24. День 32. День 17. День 18. День 3.
Девушка вела дневник. Что-то записывала корявыми буквами. Не стал заострять внимание.
Совсем дурно. Его раздражала пыль и грязь. Нос забился. Вены на руках вспухли, глаза заслезились. Темнота и огонь. Он будто попал в чью-то голову. Больную и психически нестабильную.
Начал собирать все записи, что попадали под руку. Кровь запульсировала в висках.
Закончив через пару минут, еще раз осмотрелся. Прошелся взглядом по всему безобразию. Сделал шаг по направлению к выходу, остановился. Сделал глубокий вдох и застыл. Вспомнил кое-что.
Темнота и огонь. Он сидит у тела матери, наблюдая за ее окоченевшим трупом на кровати. Он мал и беззащитен. Не знает, что делать. Мечется из угла в угол, слез не осталось. Безумие, отчаянье, ужас. Какая знакомая комната. Брошенный, как собака, унимает чувства, собирая себя по кускам. Он ребенок, он не до конца понимает.
Леви поежился, стиснул челюсти. Дело прошлое и давно забытое. Он просто не вспоминал об этом давно.
Аккерман развернулся и потушил все свечи в комнате.
……..................................
Эрвин с отрядом уже почти закончили со своими задачами в ближайшей деревушке. Сегодняшнюю вылазку можно было считать почти успешной. Парочка мертвых солдат. Командор давно считал, что две-три потери — почти успех. Мерзко, но Смит другой человек. Не тот, что прежде.
Он всегда выбирал тактику наименьших потерь, но никогда не тешил себя мечтами о борьбе без жертв. Жертвы были, жертв было много. Каждую ночь главнокомандующего мучили ночные кошмары с горами разорванных трупов. Просыпался в холодном поту, вставал с кровати, работал дальше. Обязательства. Перед всеми ушедшими.
По дороге встретились всего несколько мелких титанов — ни одного девианта. Ханджи, ехавшая рядом с командором, печально вздыхала.
С падения стены Мария они перебили много титанов близ Розы, но твари прибывали и прибывали. Продвигаться к Сигансине было затруднительно.
— Похоже, что сегодня мне не видать ни одного титанчика, — разочарованно крикнула Ханджи, приземляясь рядом с Эрвином.
— Похоже на то, — он отвернулся в сторону, огибая взглядом окрестности. — Даже странно.
— Именно. Я думала, их будет на порядок больше. — Ханджи сняла очки и протерла их рукавом рубашки.
— К лучшему, — произнес Смит. — Дает надежду на то, что их становится меньше. Не бесконечное количество.
Ханджи Зое грустно улыбнулась. Она, как никто другой, хотела избавить мир от узурпаторства, но изучать неизведанные организмы хотелось сильнее. Ей было невыносимо трудно это скрывать. От этого половина Разведкорпуса считала ее чокнутой.
— Леви едет, — заметил Смит вереницу всадников.
Ханджи встрепенулась, прищурившись.
— Поедем обратно?
— Боюсь, сегодня без девиантов.
Зое насупилась и выпустила трос УПМ до невысокой церквушки.
— Осмотрюсь, может, все-таки повезет.
……..................................
Агата Сейдж не считала себя слабой. Всегда дралась за возможности, даже если шансы призрачные. Выбиралась из передряг, ускользала от проблем. Удачливая до одури.
Катакомбы сбили ее спесь, почти уничтожили. Уверенность испарилась, взамен пришла никчемность и смердящий страх. Постоянная дрожь в руках и бегающие глаза. Больные суставы, испорченное зрение, седые волосы.
Ей стыдно до зубного скрежета. Ей хреново до колик в животе.
Сейдж напилась после вылазки просто безобразно. Возможно, в тот день ей было особенно тяжко, а возможно, просто надоело держать себя в руках. Она тогда подумала, что ей будет не страшно пьяной побрести в сторону выхода. Ей будет не страшно почувствовать усталыми ступнями росу на мягкой зеленой траве и солнечный свет на лице. Ей будет не страшно дойти до ближайшего титана и почувствовать его захват на грудной клетке. Ей будет не страшно умереть, пока она окончательно не свихнулась.
У нее не было зеркала, чтобы оценить масштаб трагедии. Но она чувствовала свои острые ребра и исхудавшие руки. Появившиеся острые скулы. Ощупывала черты с регулярностью, натыкаясь на углы, которых раньше не было.
В пьяных дебрях ей чудились голоса. Множество голосов вокруг. Чужие руки трогали и толкали. Пытались задавать вопросы. Среди них отец. Далекая его тень.
Очертание мужского силуэта приближалось. Агата затаила дыхание, прищурилась, но никак не могла рассмотреть.
Карлин приложил сухую ладонь к горячему лбу и взглянул так по-отечески влюбленно, что в сердце защемило. Заплакала очень горько и надрывно, хотела обнять, но руки не поднимались.
— Ты простишь меня, Агата? — старик виновато опустил глаза, будто боялся попасть в ловушку ее взгляда.
— Сейчас это уже неважно. Все в прошлом, — голос понизился, хрипел. — Ты умер на моих глазах четыре месяца назад. Тебя нет.
Агата всхлипнула.
— Ты никогда бы не извинился передо мной. Это все ложь. Ложь.
— Даже после моей смерти не можешь оставить в покое, — отец помрачнел, раздраженно закатив глаза, — Агата, живи своей жизнью. Неужели не успокоилась?
Слезы текли по щекам, все тело зашлось в истерике. В груди щелкнуло от боли. Под кожей растеклось разочарование. Она не верила в то, что хотела крикнуть ему в лицо. Яростно, с ненавистью.
— М… м… м… не-е… плевать, — зло шикнула и отшатнулась, исчезая в тенях. Погружаясь в темноту.
Вокруг ни души. Толпа исчезла, растворилась в воздухе, как крупинки сахара в кипятке. Душно, горло будто потрескалось от жажды. Агата резко распахнула веки, оказываясь в знакомой темной комнате.
Сквозь волосы увидела незнакомца. Отчетливо разглядела спокойное и холодное выражение лица, серьезную застывшую маску и ледяные пальцы на ее щеках.
— Прямо как у отца, — подумала Сейдж и отключилась.
……..................................
Тело качалось на волнах, мутило. Голова разрывалась на две части. На глазах плотная повязка. Чернильный мрак, не разглядеть ничего. Она удивилась и со стоном попыталась задрать повязку наверх.
Взвизгнула от боли, натянула обратно.
Солнечный свет?
Агата резко села и прислушалась к тому, что происходит вокруг. Голова мягко покачивалась по сторонам. Все еще пьяна. Цокот копыт, скрип повозки, ветер треплет волосы. Чувствует, как сильно напекло макушку. Как пересохло горло и как хочется выпить воды. Ей не причудилось, все взаправду.
— Меня забрали? Меня нашли? Куда везут? Кто? Или?
Столько «или» появляется, что Агата хочет треснуться об угол, чтобы мерзкие навязчивые мысли не беспокоили. Ей плохо, ее тошнит.
— Не волнуйся, — откуда-то раздается спокойный голос. Он был достаточно громким, чтобы Сейдж услышала его сквозь ветер. — Мы скоро приедем.
— Куда приедем? — сказала хрипло и тихо. Прокашлявшись, повторила уже громче: — Куда приедем?
— Трост, — спустя мгновение сказал мужчина. Тон его был расслабленным, не злым, не раздраженным.
Сейдж попробовала успокоиться. Все казалось нереальным, очередным кошмаром, после которого она проснется в темноте. Ветер прошелся по телу. Она в своей рубашке на голое тело. Мурашки вскочили.
Все еще слабость. Зрачки поползли наверх. Голова закружилась. Рухнула обратно на деревянные доски, прикрывая глаза.
Всего лишь на минуточку.
……..................................
— Она все еще не в себе? — Эрвин подошел к Гюнтеру, заглянув в повозку.
— Просыпалась по пути в город, но снова отрубилась, — Гюнтер спешился.
— И что ты будешь с ней делать? — Леви встал напротив Смита, наблюдая за спавшей незнакомкой.
— А что бы ты сделал? — внезапно задал вопрос.
Леви задумчиво посмотрел на Смита и пожал плечами недоуменно.
— Внезапный вопрос. Мне-то чего до ее судьбы? — Аккерман сощурился в неприязни. — В ней интересного только местонахождение. Грязная, пьяная, не в себе. Жалкое зрелище. Отправить бы ее к Военной Полиции, не наше это дело.
— Думаешь, Военная Полиция сможет узнать от нее что-то полезное? Да они ее замучают до смерти, прежде чем добьются правды. Она во всех преступлениях сознается, — перебил его Смит.
— Мы в дознаватели не годимся. Разве что можем попробовать поговорить с девчонкой.
— «Девчонка», кажется, чуть младше тебя, — Эрвин закатил глаза и приподнял локон волос, чтобы открыть лицо. — Только жизнь потрепала. Седых волос больше, чем у меня.
— Неважно, — Аккерман кинул взгляд на осунувшийся профиль. — Думаешь, она будет нам чем-то полезна?
— Не знаю, — Эрвин замолк, о чем-то размышляя. — Но я предпочел бы скрыть нашу находку. До допроса, естественно. А потом уже решать.
Леви хмыкнул.
— Доверюсь твоей интуиции, Эрвин Смит.
……..................................
Агата Сейдж проснулась посреди ночи. Во сне ее снова кто-то звал, а куча ледяных рук из темноты хватала за одежду. Было страшно, но она с упорством шла вперед, пытаясь оттолкнуть преграду.
Подскочила на твердом матрасе, тяжело дыша, согнулась и уперлась в колени. Сгиб локтя отозвался острой болью, и она всхлипнула, снова откидываясь на неудобную койку. Аккуратно дотронувшись до руки, потрясенно осознала, что в вене торчала игла.
Широко раскрыв глаза, Агата начала вглядываться в темноту. Незнакомая темнота. Страх прошелся по плоти. Зубы застучали.
— Что происходит?