Rem I: Тень (1/2)

Рэм раскрыла свои крылья и на миг застыла в воздухе; если бы только она могла смотреть на мир глазами смертного человека — сказала бы, что взошедшее солнце, окрасившее утренний город золотом, солнце, которого практически можно было коснуться, невероятно красиво. Однако её глаза видели только бренность и приближающийся конец — они видели его над головой даже у той, кого Рэм поклялась себе оберегать до истечения её срока. Пускай Миса на тот момент снова была Кирой, владела тетрадью — как шинигами, а не человек, заключивший сделку, Рэм имела некоторое преимущество своего взгляда.

Только, с другой стороны, Рэм всё чаще и чаще казалось, что, может быть, обыкновенных, ничтожных людей с их слепыми надеждами, грёзами и безрассудством несложно понять. Рэм могла со всей ясностью наблюдать настоящие чувства у двух человек, с кем она в разное время была рядом, к кому она, если так можно сказать, привязалась, и то, что испытывала она сама, имело ту же природу — она это поняла. Как бог смерти она видела их сроки, не составляющие и нескольких сотен лет, и поэтому всякие тёплые и доверительные отношения между человеком и шинигами были бессмысленны и коротки, как искра, но… возможно, будь ты самой вечностью, любое мгновение может вдруг обрести силу и изменить тебя.

Рэм знала, что чувствовал Джелос. Ей удалось не пожертвовать собой для спасения Мисы, как на это рассчитывал Ягами Лайт, но она сделала бы это не раздумывая. Рэм летела на солнце, до которого никогда не смогла бы добраться (о нет, это не было некой метафорой, что смерть и свет никогда не сойдутся; на самом деле вселенная, солнце и звёзды были продолжением человеческого мира, а мир шинигами был совсем иным, потому там никогда и не могло быть ни солнца, ни звёзд). Рэм летела на солнце и думала, что вещи могут иметь ценность, даже если всегда остаются недостижимыми, ускользающими в пустоту: эти двое людей никогда не будут жить вечно, всякие чувства угаснут, к концу придёт без исключения всё, что когда-либо существовало.

Но вместе с тем она уже давно не была по-настоящему беспристрастной, как Рюк. Её заботило происходящее в человеческом мире. Возможно, такое вело шинигами к неизбежному обращению в горсть пепельного песка, но, по крайней мере, она хорошо знала правило, которое пока не нарушила, потому и парила над городом, невидимая для людей.

Может быть, существовали другие правила; их Король всегда говорил об этом туманно.

Рэм не желала об этом думать.

Она опустилась обратно на крышу штаба расследования Эл ближе к полудню. С того времени, когда бо́льшая часть людей, что здесь работали, перестала её видеть, она получила некоторую свободу, а потому не в первый раз то кружила неподалёку от этого здания, то стремительно пересекала весь город. Сейчас следовало возвращаться.

Оставив за спиной солнце, она просочилась вниз, на двадцать третий этаж, одним мгновенным рывком — и наткнулась на человека, который как будто её дожидался. А может быть, он и правда был одновременно в каждой точке пространства вопреки всяким законам. Её чуть сощуренный взгляд тотчас остановился на нём.

— Он уже близок к признанию? — уточнила она, сразу переходя к сути.

— Кто знает, — туманно ответили ей. Рэм разглядела бы в этом некоторую иронию над её собственными неясными ответами в то время, когда Эл расспрашивал её о свойствах тетради смерти, подбираясь к тысячам верных догадок, но, кажется, этот человек в целом любил изъясняться загадочно.

— Если оно не случится, тогда каким образом желаемое будет достигнуто? — она немного склонила голову.

— Найдётся способ, — и этот ответ был не лучше. Рэм фыркнула, но её легко тронули за одну из костей, призывая услышать. — Двенадцать ноль две. Сейчас Эл уже находится в одной из камер на уровне подземных этажей, скованный и усыплённый: так было легче доставить его туда, даже если границы морали немного размыты, — Рэм фыркнула снова. Моралью не руководствовалась ни одна сторона этой непрекращающейся борьбы. — Спустя час он очнётся.

— Начнётся допрос?

— Несомненно.

— И прежние планы не изменились?

— Нисколько.

Понять было не слишком трудно. В один момент маски окажутся окончательно сброшены.

Спустя час Эл действительно пришёл в себя, на мгновение дезориентированный, почти испуганный. Рэм пока не могла его видеть, но очень отчётливо слышала голоса нескольких собравшихся вместе членов команды, которые наблюдали за ним через камеры (по наводке она сама оказалась в соседней комнате за стеной, оставаясь незримой для них). Два голоса иной раз даже были повышенными; кроме того, слух шинигами по меньшей мере в несколько раз превосходил человеческий.

— …доказательств, которые были получены, недостаточно? — это был Лайт.

Голос тише и мягче — Квилш Вамми — заговорил так, словно если бы разъяснял что-то ребёнку:

— Без допроса нельзя обойтись, имея дело с любым подозреваемым, с любого рода расследованием. Это достаточно элементарные вещи, Ягами-сан, чтобы вы…

— Он не просто подозреваемый, Ватари-сан, он и есть Четвёртый Кира!

— Лайт, прекрати. Разумеется, Ватари прав.

Тишина длилась, может быть, полминуты.

— Я имею в виду, что… конечно же, допрос необходим, чтобы он рассказал нам, где хранится его тетрадь смерти. Скорее всего, она где-то здесь, в пределах штаба; но что, если он сказал своему шинигами на время забрать её и улететь? Или… — голос и речь Лайта были непривычно невыверенны, неустойчивы. Рэм не могла понять, в какой мере это была игра. — Я просто хотел сказать, что он вряд ли признается прямо. Одно дело — вести полную намёков беседу с тем, кого считаешь ещё одним Кирой, и совсем другое — открыться вам, Ватари-сан, или кому-то из группы расследования. Рюдзаки не в здравом рассудке, но не идиот! Он упрям и силён, так что выдержит всё что угодно, и он гениален настолько, чтобы немыслимым образом отсюда выбраться.

Послышался тяжёлый вздох — вероятнее всего, принадлежащий Ягами Соитиро.

— Есть ли конкретный план действий?

— В случае, если прямое признание будет получено, и это неизбежная процедура, Ягами-сан, — очевидно, что это конкретное дополнение адресовалось Лайту, а не его отцу, — человек, совершивший столько бесчеловечных вещей, должен быть осуждён. Я продолжаю следить за ситуацией, накаляющейся с каждым днём. Внутри нескольких стран назревают или продолжаются вооружённые конфликты за право власти; во внешней политике также случился ряд перемен, уже глобальных. Мировой порядок нарушен. Кроме того, по всему миру идут обращённые к Кире призывы не останавливаться; его противники желают ему скорейшей смерти, и общество ожесточилось и раскололось. Устраиваются массовые беспорядки, есть жертвы. Одновременно уже прослеживается тенденция смертей тех, кто, будучи косвенно связан с тем или иным преступлением, на самом деле не был преступником.

— Едва поверишь, что всё это — действия одного человека, — негромко выдохнул Лайт.

— В действительности в разной мере причастен каждый, кто когда-либо был Кирой, — поправил Вамми. — Четвёртый Кира родился потому, что существовал Первый.

Здесь Рэм, насколько она могла судить, а она наблюдала за Кирами практически с самого начала, оставалось лишь полностью согласиться. Четвёртый Кира в любом случае также назывался Кирой; с другой стороны, справедливым было бы сказать, что всё это вообще начал Рюк, сбросивший к людям тетрадь смерти от одолевшей его скуки.

Кажется, Лайт нисколько не пожелал развивать эту тему.

— Что, если он не признается? Уверен, так и случится. Он будет всё отрицать, или даст один процент истины на тысячу ложных фактов, или вообще всех запутает, или…

— Я полагаю наиболее целесообразным, чтобы с ним говорили вы, — сказал Вамми, и тишина длилась только секунду.

— Что?! Вы… вы на самом деле считаете…

— Боюсь, что я также не понимаю, Ватари, — отрывисто, непримиримо.

— Едва ли со мной он окажется более честен, чем с вами, — послышалось объяснение. — Как вы же сами сказали: одно дело — говорить с тем, кого считаешь Кирой…

— Мы всё ещё помним, что Лайт не имеет ничего общего с Кирой?

— Действительно, — поддержал Лайт. — Не притворяться же мне…

Повисло молчание, словно Лайт только что понял, что Вамми имел в виду именно это.

— Что ж, если потребуется.

— Вы в самом деле хотите получить от него это признание? — спросил Лайт. — Вы позволите по-настоящему осудить его, хотя уже очевидно, что это будет не что иное, как высшая мера? Если его признание — действительно ваша цель, тогда что будет после?

Вамми вздохнул с очень отчётливой горечью.

— Я не стану скрывать, что Рюдзаки, Эл, — близкий мне человек. И одно время я верил… верил, что он всегда будет верен себе. Будет высшим законом, судьёй для себя, оставаясь им и для всего мира, каждый день наблюдая столько ужасных вещей, вычисляя и останавливая самых опасных убийц, — голос сделался глуше, как если бы не говорил — продирался сквозь сильную боль. — Однако для самого близкого человека всегда нужно хранить самую непоколебимую непредвзятость и строгость, не позволяя эмоциям затуманить твой разум.

Соитиро хотел что-то ответить, пытался начать по меньшей мере несколько раз, но не проронил ни слова.

— Четвёртый Кира должен быть остановлен. Признание, может быть, в конце концов подтолкнёт его рассказать о тетради, о том, как всё это началось. Сделаете ли вы это, Ягами-сан?

— Я… я попробую, — проговорил Лайт спустя минуту. — Я сделаю всё зависящее.

— Лайт, ты ведь знаешь, что можешь отказаться, если…

— Всё в порядке. Я буду счастлив знать, что Четвёртый Кира больше никого не убьёт. А затем мы покончим и с остальными. Верно, Ватари-сан?

Тот, к кому обращались, ответил почти оживлённо, скрывая за этим, как за щитом, всё остальное:

— Я рад, что вы в это верите. А теперь не будем медлить.

***</p>

Согласно составленному плану действий, Ягами Лайт должен был вести разговор с Эл один на один, лично; в этом не было ничего общего с допросом Мисы, когда её полностью обездвижили и истязали так несколько дней, наблюдая, но не приближаясь без крайней необходимости, не позволяя себя увидеть. В пятнадцать ноль семь Лайт отправился вниз — Рэм услышала его шаги, и за стеной от неё остались только двое.

— Должен ли я сообщить остальной части команды? — спросил Ягами Соитиро. — Как вы и сказали, пока я велел им отправиться по домам, но…

— Едва ли сейчас это необходимо. Давайте дождёмся, когда Кира больше не будет представлять никакой угрозы для мира.

Если Ягами и не был с этим согласен, то ничего не возразил. Последовала тишина, растянувшаяся на несколько долгих минут.

— Итак, Лайт войдёт к нему прямо сейчас?

— Он получил точное направление, а также семнадцатизначный код, который пропустит его внутрь, — подтвердил Вамми. — Так что он должен прибыть… вероятно, в течение трёх ближайших минут.

— Не думаете ли вы, — голос Ягами, и без того строгий, потяжелел, — что возложили на его плечи гораздо больше, чем следовало? Лайт — студент, а не сотрудник полиции; Лайт совершенно не знает методов ведения допросов, особенно если это касается настолько опасных преступников. К тому же всё это организовано совсем не по правилам.

— Иногда обстоятельства, а не правила, диктуют правильный путь. Ягами-сан, в данном случае нет никого, кто бы справился лучше.

— Но Лайт…

Рэм не стала дожидаться окончания этого спора; она просто разрезала крыльями воздух и очень привычным движением провалилась сквозь пол. Сейчас ей нужен был минус третий этаж — именно туда Вамми и доставил Эл, усыпив. Именно туда — разве что человеческим способом — и направлялся Лайт.

Рэм бесшумно приземлилась, затем вновь воспарила в воздухе и проследовала по коридору, немного похожему на лабиринт.

Эл смотрел куда-то вниз совершенно невидяще. Он не поднял голову даже тогда, когда Рэм, проскользнув через стену, замерла прямо напротив него. Его губы безостановочно шевелились, словно на самом деле он присутствовал здесь лишь номинально.

Совсем скоро в другом конце этажа послышались ровные приближающиеся шаги. Ягами Лайт, спустившийся на лифте и прошедший какую-то особую проверку личности для получения доступа к подземным помещениям (Рэм слабо представляла, в чём это могло заключаться), в конце концов достиг запертой двери камеры и открыл её, используя полученный от Вамми код.

Ровно в этот момент его глаза встретились с глазом Рэм, и на долю мгновения — это вспыхнуло и затухло быстрее, чем яблоко из человеческого мира исчезло бы во рту Рюка, — Лайт застыл практически изумлённо. Конечно, сейчас Рэм могла понять его удивление. Но уже через сколько-то времени меньше секунды он обернулся к тому, к кому и направлялся.

— Рюдзаки, — позвал он негромко, но очень отчётливо.

Вместо ответа губы Эл лишь расползлись в кривой, ненастоящей улыбке.

— Рюдзаки, — сказал он ещё раз.

— Ягами-кун, — черты Эл заострились, лишившись обманчивой мягкости, как будто его настоящая сущность наконец была обнажена. Он сидел на самом краю узкой кровати, подтянув колени к груди, и короткая цепь чуть заметно блестела, соединив, сковав обе его руки, не давая свободы действий.

— Ты знаешь, что ты сделал, — Лайт не стал тянуть, только уверившись, что его слышат. — Мацуда мёртв.