12. Крик (2/2)

Гурен! Почему же ты ничего не сделаешь?! Ведь ему же плохо! Хуже, чем всем нам. Внутри натягивалась невидимая струна, с каждым ударом, с каждым новым смешком Казуо.

Натягивалась-натягивалась-натягивалась… И в тот момент, когда Сатоши готов был уже сорваться с места, наплевав на приказ, наплевав на самого Гурена, да на всё в мире наплевав, подполковник, наконец, заговорил…

Ч-что он делает? Сатоши, конечно, слышал множество историй из жизни легендарного подполковника, но к такому оказался не готов. Оглянулся на Юджи, тот стоял, будто лом проглотил и молча глотал слезы. Казуо он помочь сейчас не мог, зато мог встряхнуть Юджи:

— Ю, соберись! Мы скоро будем нужны ему, надо быть в форме.

Слова Сатоши стали тем крючком, который выдернул Юджи из состояния опять-закопатости. Точно же, какого чёрта опять расклеился, тр-ряпка! Сейчас Казуо повернется и увидит… это.

Рассопливившегося товарища, который вместо того, чтобы помогать, изображает памятник вселенскому горю.

Юджи вздрогнул и принялся резко вытирать лицо. Руки соскальзывали и вытирали плохо, скорее размазывая влагу, но хоть так. И лишь убедившись, что более-менее в норме, повернулся к Сатоши и бледно кивнул:

— Спасибо.

* * *</p>

Казуо больше не кричал, просто не хватало дыхания. Остались лишь короткие глухие смешки, иногда подозрительно смахивающие на всхлипы, и шумные судорожные попытки вдохнуть хоть немного воздуха. Однако ладонь на спине… нет, не успокаивала. Скорее заземляла, создавая связь с реальностью.

Боль — это просто боль и когда-нибудь она обязательно закончится. А человек с тёплой рукой — просто человек.

На самом деле, встань вопрос исключительно о самоконтроле, Казуо давно бы наверно метался и пытался защититься, но руки намертво примёрзли к гладким деревяшкам, будто это был его спасательный круг в море нахлынувших эмоций. Он не помнил, зачем держался и куда боялся рухнуть, но это и не было нужно.

Если бы он ещё мог радоваться, то наверняка порадовался бы тому, что, по крайней мере, не брыкается. А что всё лицо зарёвано — так какая к чертям разница уже?

Последняя пятёрка по бёдрам — можно даже особенно не замахиваться, сейчас хоть ладошкой шлёпни — штрафник на станке будет дёргаться и орать.

Хотя этот конкретный как раз орать перестал, но зато дышит.

— Финишная прямая, новобранец, — Гурен снова наклонился и сказал это тихо, только для Казуо. — Молоток, сам выдержал, без помощников.

Вот так всегда.

Всё почти получается, а потом ломаешься на самом простом.

Тихие ободряющие слова будто сорвали последние предохранители и, вздрогнув всем телом, Казуо разрыдался уже по-настоящему.

Он смутно осознавал, что жалящая боль сместилась, и слегка подался назад, но увернуться не попытался. Спазмы спали вместе с последним барьером и юноша заорал, когда пятидесятый удар приземлился на горящую задницу.

Он плакал даже не от боли, хотя она и была за гранью терпимого. Слёзы текли от облегчения, от того, что выворачивающий наизнанку ужас закончился и все они живы и почти в безопасности.

Стыдно не было. Вернее, наверное было, но вместе со слезами тело покинуло напряжение и парень безвольно повис на станке, наслаждаясь тем, что лёгкие вновь могут почти беспрепятственно наполняться воздухом.

Гурен не стал ждать долго, сам осторожно поднял Казуо со станка и сам одёрнул на нём рубашку. Потом кивнул парням:

— Помогите ему умыться и привести себя в порядок. И сами займитесь. У вас полчаса.