3 Глава в которой заключают договор (1/2)

В жизни каждого будут обстоятельства, которые заставят принимать сложные решения. Виноват ты или нет при этом, уже совершенно не важно. Поздно посыпать голову пеплом. В такие моменты важно остаться холодным, кротко оглянуться назад и сделать наконец шаг. Пока ещё не поздно.

Глава семьи Лань, лежа на смертном одре, думал о том, что там, за гранью этой реальности, его ждала она. Женщина, которую он любил всем своим существом. Та, ради которой он пошел против всех, чтобы просто быть с ней рядом, чтобы она была только его и больше ничья. Наградой ему были два крошечных тельца, их общая кровь. Два их сына.

Эти две маленькие хрупкие души необъяснимым способом смогли собрать из осколков его прошлое. Стоило родиться Хуаню, как его отец, чье сердце всегда казалось ему жестким и черствым, неожиданно сдался, сам являясь к ним на порог. Маленькое хрупкое солнышко, которое лопотало на руках у его женщины, могло растопить взглядом своих огромных влажных глаз цвета горячего шоколада любое сердце. Его родители, что всегда воспитывали их с Цижэнем в строгости, сдались. Крепость, воздвигнутая в сердце от внешнего мира, пала перед младенцем, который даже не начал ходить, а только дрыгал крохотными ручками и ножками, дергая за все, что оказывалось в зоне доступа цепких пальчиков.

Именно Хуань позволил ему вернуться в семью рука об руку с его женщиной. С его омегой.

В обществе, в котором он жил, так бывает, что все твое будущее уже решено за тебя старшими. На его век не пришлось такой радости, как на годы его детей. Тогда у них не было выбора и воспитание было совсем иным. Более суровым. Вспоминая об этом сейчас, он думает, каким бы тогда они выросли. Каким бы вырос его А-Чжань, который был по-настоящему особенным ребенком.

Они с Цижэнем помнили свое детство. Разница в возрасте у них была небольшой, чуть больше года. Но для их семьи это было достаточно, чтобы разделять их. Брат, однако, несмотря ни на что, старался приблизиться, быть рядом. Не из теплых братских чувств, а чтобы показать, что он тоже достоин, что он тоже может. Но как бы он ни старался и сколько бы усилий ни прикладывал, все равно оставался вторым.

Их не баловали и не хвалили, только если в том случае, когда их достижения оказывались выше родительских ожиданий. И так было, пока ему не исполнилось четырнадцать. Его отец еще до его гормонального сдвига знал, что старший сын будет альфой. Он это чувствовал и оказался прав.

В то время в свидетельстве о рождении ребенка графы «пол» не было. Ты просто был ребенком до того момента, пока твой организм сам не определит то, кто ты есть и какую ячейку в этом обществе тебе суждено занять. Обычно к шестнадцати годам пол ребенка уже был известен и тогда он получал свой первый паспорт. Были, конечно, и такие, чей пол не мог установиться и до двадцати лет, но это было крайне редким явлением и чаще всего эти люди формировались бетами.

А беты всегда были ниже в пищевой цепи, чем альфы или омеги.

Его младший брат хотел, чтобы его воспринимали серьезно. Воспринимали равным и уважали его мнение, но он, увы, никак не мог этого добиться в той мере, в которой хотел. Цижэнь всегда оставался строго сбоку от всего мира и, как бы ни пытался подняться, мир оставался глух к нему.

Они никогда не ругались при этом и не конфликтовали. Уже одно это его неимоверно радовало, потому что в мире, где каждый второй пытается задавить тебя, должен был быть хоть кто-то, кто протянет руку помощи. Братья были опорой друг для друга, поддерживали, делились радостями, большими и маленькими горестями.

Он жил так, как от него требовали, стараясь, как и Цижэнь, оправдать ожидания своей семьи, держать статус. Но он сдался первым. Не из слабости, просто инстинкты оказались сильнее. Они открыли ему глаза на то, чего он раньше не видел или не хотел видеть, предпочитая жить по шаблону.

Все было расписано и решено за него. Где учиться и как, с кем дружить, где работать, когда перенимать дела у отца и когда жениться. И все это разбилось на крохотные осколки, разлетаясь в разные стороны, будто от взрыва. Он встретил ее, и его мир встал с ног на голову.

Говорят, что альфа решает, кем будет мать его детей, кем именно будет его пара. Но это далеко не так.

Мужчина был готов оставить ради нее все. Потому что она оказалась важнее всего, что было в его жизни. Для него это было как любовь с первого взгляда: сначала в образ, затем в живой бойкий характер, и в конце концов, в неукротимую внутреннюю силу, способную двигать горы. Ее длинные черные волосы, прямые и блестящие, будто шелковые нити, яркие глаза, строгий росчерк бровей, который не портил задорное выражение на лице, и теплые руки. Это тепло, что она дарила ему, он будет помнить до последней секунды своей жизни и навсегда унесет с собой.

Вспоминая ее теперь, мужчина поражался тому, насколько оба их сына были похожи на свою мать. Раньше он не замечал это так явно, теперь же сердце всякий раз замирало, стоило взглянуть на них. Так жаль, что времени у него почти не осталось на то, чтобы подарить им еще немного тепла, которого они оба, как родители, возможно, им недодали. Он, как отец, всегда хотел быть лучше, чем его собственный старик.

Ирония жизни. Мужчина хотел быть лучше, а теперь собственными руками подводил своего младшего к тому, чтобы тот отдал свою свободную жизнь в чужие руки. И самое страшное во всем этом, что никто из них не видел иного выхода. Даже его брат, бывший всегда образцом правильности, ничего ему не сказал.

Все, что мог сделать мужчина для своего сына в данной ситуации, это попытаться выбрать из всех зол наименьшее. Тяжело осознавать на смертном одре, что, даже если бы Лань Чжань заупрямился, а он бы мог, с его-то характером, доставшимся от матери, и шлифованным дядюшкиными замашками, ему бы пришлось женить того силой. Мужчина готовил себя к этому. Всегда лучше сразу искать пути решения из худшей ситуации.

Почему он ждал, что Ванцзи будет против? Ответ прост: его сын всегда был против. Всегда. У этого ребенка при слове «дети» было такое непередаваемое выражение лица, будто кто-то в коробку с конфетами положил ему тухлое яйцо.

Его жена всегда говорила, что А-Чжань вредина. И, видят боги, это было истинной правдой, но это не делало его хуже других. Несмотря на это им очень повезло, ведь младший очень многое повторял за старшим братом, а тот с огромным удовольствием таскался с этой мелочью, ставя их с женой в легкий ступор. Как-то так вышло, что один сын вырос очень ответственным и послушным, а другой, несмотря на эти же качества, так и остался врединой.

Ему не нравилось все. Все, начиная от других детей и заканчивая температурой воды для купания. Он не ревел, как обычные дети, доводя всех своим воем до помешательства. Нет, он просто делал свое фирменное «лицо лица» и глазел на родителей с видом обиженным и разочарованным.

Лучше бы он плакал, говорила его мать, когда пыталась понянчиться с внуками, потому что понять, что в очередной раз малышу не понравилось, для нее было задачей невыполнимой. А тому не нравилось, опять-таки, много чего. И он ходил надутый, как мышь на крупу, сверкая одуванчиковыми глазищами. Его первыми словами были «нет», «не хочу», «отдай», «отстань» и только потом «мама» и «папа». Мужчина постоянно шутил о том, что малыш заговорил только потому, что все его откровенно достали.

Все его детские странности, как и странности Хуаня, они с женой воспринимали спокойно. Он был альфой, а не экспертом в детях, для него в первую очередь было главным, чтобы эти двое были обуты, одеты, сыты и в тепле; если у них что-то болело, это было трагедией масштаба вселенной, и он хватал ребенка в охапку и мчался в больницу, а следом за ним, таща второго, спешила супруга, так, на всякий случай.

Зато все другие были просто экспертами в воспитании, раздражая этим просто неимоверно. И непонятно, кого из них двоих это доставало сильнее: его жену, которая большую часть времени старалась проводить дома, пока младшему не исполнилось четыре, или его самого.

Он видел, что больше всего неуемного внимания достается Чжаню. Тот был как медом намазан, отчего все омеги в округе сходили с ума, и некоторые беты тоже. Поэтому мужчина регулярно слышал возмущения супруги и нередко возмущался сам, когда слышал замечания о том, что с малышом явно что-то не так. Этим взрослым было не объяснить, что его сын просто особенный и не нужно его трогать, пусть себе сидит в своем углу и раскрашивает картинки. Не нужно его дергать. Он все прекрасно знает и умеет сам, и если он не хочет играть с вашими детьми, то пусть не играет, потому что… ну, он не должен.

Из-за мягкости мужчины его родители видели проблему в их детях. Не в существовании. А в том, что они были другими, не такими, как обычные дети. Бабушка с дедушкой любили мальчишек, но как люди старой закалки, они всё пытались притянуть к своему поколению. Разделить, разбить и выстроить по линеечке. А как их выстроишь-то? Он сам хорошо знал, что криками и руганью от них ничего хорошего не добьешься. Они просто будут смотреть на тебя своими обиженными большими глазами в пол детского лица, и это совершенно не стоит того результата.

Мужчина помнил, как его давили в юности. Как другие альфы, те, что сильнее, стремились подмять под себя. Задавить. Есть в природе правило: рожденный омегой может стать бетой, так же, как и рожденный альфой, может стать бетой. Но только бета навсегда останется собой. Никакие изменения организма просто не в силах этого исправить.

В так называемую эру свободного равного общества он хотел, чтобы его дети были счастливы. Кто же знал, что все это бред? Пока у них были деньги, все действительно было реализуемо. Но как только их не стало… Все обернулось назад во времени к прошлому, и он понял, каким идиотом был.

Когда уже, лежа в больнице, дети приехали к нему вместе с братом, бледные и испуганные, измученные неизвестностью, он не знал, что сказать. Ему просто было нечего.

Он сам сделал так, чтобы они не были приспособлены к другой жизни, давая им все необходимое, потому что считал, что так правильно. Ванцзи он и вовсе накрыл стеклянным куполом, защищая, будто самое дорогое сокровище. Мужчина думал, что раз уж его сыну повезло родиться в нормальное время, диктующее свободу выбора, то почему не дать ему жить так, как он хочет?

Тяжело вздохнув, мужчина обвел взглядом мутных глаз палату. Зрение было уже таким плохим, что вчера ему пришлось поднапрячься, чтобы отличить одного сына от другого. Они были оба ужасно похожи на свою мать, только ростом пошли в него, даже Ванцзи, который перещеголял в этом большинство омег своего возраста.

Когда он сидел тут перед ним, сжимая его руку, все казалось проще. Тогда мужчина чувствовал уверенность в том, что делает, а сейчас она опять покинула его. На его постели были разложены анкеты, которые сыпались, как град с неба, на электронную почту. Мальчишка, присланный помочь ему, каждый час приносил не меньше чем пять штук новых стопок, смущенно клал их на столик и тихо возвращался к компьютеру, продолжая сортировать входящие письма. Глава семьи Лань, конечно, понимал, что альф среднего и высокого достатка в стране было немало, но он не думал, что они так резво кинутся на его объявление, будто голодные собаки на кости.

Большинство анкет мужчина рвал, только взглянув на фамилию, без всякой жалости, не читая даже из любопытства. Он в этом обществе провел всю свою жизнь и не отдал бы сына в руки абы кому. Про то, что некоторые мужчины были и вовсе его возраста, даже говорить было лишним. Как вообще хватило ума свататься к двадцатилетнему мальчишке, который только школу окончил? Не в каменном веке же они живут.

Так проходил день, наполненный шорохом бумажных листов, привычным привкусом лекарств и глухой болью во всем теле, с которой не могли помочь справиться обезболивающие. Мужчина, находясь в сознании, все листал и листал анкеты, которые пока закончили приходить, или же его молоденький помощник просто устал к нему постоянно носиться из той подсобки, что ему выделил персонал для помощи больному.

Кандидаты его не воодушевляли. Большинству из них было за тридцать с лишним, и всё, чего хорошего они имели, это достаток. Но ему этого было мало, и он безжалостно рвал одну анкету за другой, сбрасывая обрывки в корзину. На одеяле осталось пять скрепленных между собой стопочек, потом четыре, а затем и три. Выбор был тяжелым, и вот мужчина тянется к крайней, подтаскивает её ближе, снова смотрит на графы имени и возраста, кривя губы. Этот, кажется, не так плох, вроде и скандалов с его участием он вспомнить не может. Но все равно ему он не нравится. Слишком уж морда противная. Вроде альфа, а туша как у свиньи.

Мужчину передернуло от отвращения, но листы рвать он не стал. Нужно было подумать.

— Господин Лань? — тихо раздалось от двери, а потом в комнату заглянул взлохмаченный и запыхавшийся молодой человек.

— Что-то ещё пришло? — даже привычно вскинуть брови было для мужчины теперь почти непосильной задачей.

Закивав головой, юноша проскользнул в комнату, сжимая в руках стопку скрепленных листов, но в этот раз он почему-то не спешил класть их, как обычно, и тут же уходить. Мальчишка мялся перед ним, будто хотел что-то сказать или спросить, но никак не мог решиться. Это бы раздражало, если бы у него были силы, но их не было, поэтому мужчина просто ждал.

— Говори, что не так, — наконец нарушил тишину господин Лань.

Помощник тут же принялся раскладывать перед ним новые стопки, а три старые, отчего-то, наоборот уложил друг на друга и сдвинул в сторону, будто они теперь не имели значения. Он, между прочим, над каждой сидел не менее часа, пытаясь представить каждого из этих боров рядом с Лань Ванцзи. Зря, что ли, мужчина тут мучился?

— Я отсортировал новые письма в соответствии с вашими указаниями, и пока это всё, что прошло проверку, — указав на листы и неловко переминаясь, начал юноша. — Но, господин, вы и сами знаете, от этих людей ничего хорошего не будет. Я, конечно, не смею указывать вам, как поступать, но разве нет другого выхода? Например, патронаж или спонсорство.

— Как будто там извращенцев меньше, — хмыкнул мужчина в ответ. — Лучше скажи, что это за стопку ты мнешь в руках.

Вздрогнув, паренек тут же поспешил уложить мужчине её прямо под руки, чтобы было удобно переворачивать страницы. На первом листе в левом углу была отпечатана цветная фотография, на которой был изображен довольно молодой мужчина. Взгляд тут же метнулся к строчке возраста. Двадцать восемь. Один из самых молодых альф, что он тут видел.

— Что с ней не так? — разглядывая молодое волевое лицо на снимке, спросил он. — Чего она такая толстая?

— Э-это потому, что господин Вэй отправил свою анкету сразу со своим вариантом брачного договора, — смущенно пробормотал парень, накручивая на палец длинный локон и отводя взгляд в сторону.

Серьёзно? Неужели среди всех этих остолопов хоть один до этого додумался? Он-то думал, что никто на подобное не решится, и все эти барышни в шкурах альф будут ждать, пока мужчина лично им позвонит, чтобы пригласить на бокальчик виски. Если бы ему ещё можно было пить.

Из чистого любопытства глава семьи Лань углубился в изучение сначала анкеты потенциального муженька для его сына, а затем и в договор. Сколько бы он последний ни перечитывал, а так и не смог найти ничего, к чему бы прицепиться. Скорее, даже наоборот, боялся бы заикнуться хоть об одном пункте, потому что если этот документ вступит в силу, то одним выстрелом он убьет трех зайцев, по количеству оставшихся без обеспечения членов семьи. Этот господин Вэй был готов взять на себя ответственность, и требования, которые он предъявлял к Ванцзи, были более чем щадящие.

— Этот человек оставил ещё что-нибудь? — продолжая перечитывать раз за разом текст, отпечатанный на листах, спросил он.

— Только то, что, как только вы примите решение, его человек или он сам будет сразу же готов приехать на подписание с нотариусом, — отозвался помощник как-то слишком взволнованно. — Вы уверены, что хотите связываться с этим человеком?

— А что с ним не так? Судя по анкете и приложенным документам, ничего подозрительного. Впрочем, он единственный, о ком я знаю довольно мало. Господин Вэй не продажник и не владелец производства, так? — мужчина задавал вопросы неспешно, стараясь сохранить силы в теле.

— Не то чтобы не так, — юноша присел на стул рядом с ним, задумчиво теребя манжеты рубашки, отчего они были уже сильно измяты и вызывали своим видом легкое раздражение. — Он владеет большой логистической компанией. У него репутация довольно жесткого человека. Вокруг него много слухов, и не все из них хорошие. Многие, наоборот, довольно жуткие. Например, говорят, что он связан с мафией. Но это, конечно, только слухи. Такие о многих говорят. Не припомню, чтобы его уличали в чем-то серьёзнее драк и проездов на красный.

— Надо же, какой опасный преступник, — хмыкнул он, откладывая бумаги так, чтобы те не смешались с другими. — Позвони ему. Желательно прямо сейчас.

***</p>

Звонок мобильного застал Ванцзи за неловкими попытками развесить холодное мокрое бельё на старенькой сушилке, которая отчаянно скрипела под тяжестью вещей и грозилась вот-вот схлопнуться, как делала уже не раз. Эта война длилась уже долгие двадцать минут и парень уже отчаянно выбился из сил, поэтому тихая мелодия стала его спасением. Номер телефона не определился. Стоило принять вызов, как из динамика тут же зазвучал незнакомый юношеский голос, но Лань Ванцзи никак не мог уловить смысл того набора слов, что на него вылился.

Ещё раз взглянув на экран в надежде на то, что набор цифр подскажет ему ответ, парень снова приложил телефон к уху. Руки дрожали и болели, и ему было сейчас совсем не до того, чтобы слушать рекламу или бред сумасшедшего.

— Господин Лань, алло, вы меня слышите? — наконец более или менее разборчиво произнес его собеседник.

— Да, — коротко выдохнул Лань Чжань, опускаясь на сиденье дивана.

— А, хорошо, тогда я передам вашему отцу, что вы будете завтра к обеду, — снова бодро затараторил его собеседник, превращая слова в кашу, из которой с трудом удалось выловить смысл.

— Нет, — резко почти вскрикнул юноша, подскакивая на месте в страхе, что звонок сейчас сбросят, а он так и не понял, что там было с его отцом.

— Нет? Вы не сможете приехать? — говоривший, похоже, от шока ошалел настолько, что речь его наконец замедлилась и обрела четкость.

— Зачем? — нет, конечно, Ванцзи в любом случае приехал бы, если его родителю так хотелось, но знать, что же все-таки произошло, ему было нужно.

— Подписать брачный договор. Я же вам всё рассказал. Завтра приедет ваш жених с нотариусом, и всё. Вот. А, да, к вам должен ещё, кажется, приехать брат сегодня. Или брат вашего брата. Последнее я не совсем понял, — чем больше этот человек говорил, тем больше парень путался, стараясь сосредоточиться на общем смысле.