Отражения (1/2)
Харон выбрался на пирс и снова засел с леской. Но и через пару часов его рыбалки не попалось ничего путного.
Мелочь Харон кидал в ведро. Потом хоть ухи наварят. Вообще, повара всегда поддавались «милому доброму мальчику» и никогда не отказывали приготовить что-то. Но иногда Харону дико хотелось сделать все самому. Как его учил папа.
В одних только шортах — спина уже обгорела и даже начала потихоньку линять, и рубашку он повязал на голову — с толстой палкой, напоминавшей дубинку, в руках —
Гиббон походил не то на дикого неразумного человек, не то и вовсе на обезьяну.
Он бродил вдоль берега и проверял вечерние ловушки. После отлива там часто оставалось много вкусного. Часть, конечно, разорили кошки и собаки. Гиббон был не против, они выедали верткую мелочь, а вот настоящие деликатесы всегда оставались в этих нехитрых ямках с палками.
Гиббон осторожно подходил к ямке, ворошил там палкой и, если там ничего не было, проверял рукой. Время от времени Гиббон вскрикивал и отдергивал руку. А иногда начинал активно колотить палкой по ловушке, а потом доставал сокровище — небольшого зеленоватого краба размером с ладонь.
Набрав почти ведро таких крабов, Гиббон пошёл к пирсу. Развёл недалеко костёр и пошёл к себе за кастрюлей. Гиббон возился с «ухой», а Харон пытался запекать крабов.
Было это непросто: до того краба полагалось оглушить и ошпарить в горячей воде. Пальцы Харона заметно страдали.
Мавр сидел под тентом, обсыхал. Он вел себя как обычно, но это стоило усилий.
Он проснулся в преотвратном настроении, и оно сопровождало его весь день…
Возвращаясь вчера в корпус, его люди нашли Лиса. Он был плох настолько, что его оттащили в Могильник.
Может, не поругайся Мавр с ним, решились бы и оставить в стайной, а так отправили.
Утром Мавр туда прокатился, чтобы узнать в чем дело. Рассказ Гвоздя о собачьих укусах очень уж ему не понравился. Но Бриз — паучиха, которую Янус обычно отправлял с ними, — подтвердила.
Мавр был не лишен любви к фантастике, но в такие совпадения верилось с трудом. И вроде даже было логическое объяснение, но итог-то один: Мавр остался без своих верных рук, а у Черепа — полна горница людей, блядь.
Люди Черепа почему-то не дразнили собак и не доводили своего вожака.
И это возвращало к мысли, что собак можно и натравить, и теперь Мавр наблюдал за черепистами.
Особенно за Щенком Черепа. Тот безмятежно возился у пирса. Обвинить его в нападении было… заманчиво, но Череп потребовал бы доказательств. И был бы прав. Зато вот если загнать их в угол… Череп похоже дорого ценил этого Харона, чем бы он поступился ради него?
— Трель, — позвал Мавр.
Она подошла к нему: миниатюрная, с тонким голосом, вся феечная и воздушная. Такая никого напугать не могла, как и вызвать подозрения… Завидев Трель, даже самые не охочие до героизма размякали и готовы были на многое. Пацанам трудно было отказать ей.
Трель была неглупа, но Мавра интересовали сейчас другие ее особенности: сентиментальность и нарочитая трогательность речи и движений.
Трель наклонила к Мавру голову, при ее росте этого было достаточно, чтобы их лица оказались почти напротив друг друга.
— Видишь там, — Мавр указал глазами на пирс, — Харона?
Трель кивнула, взгляд у нее стал беспокойным.
— Он, говорят, отлично ладит с псами… Как думаешь, он может что-то знать о том, что случилось с Лисом?
Трель испуганно моргнула, а Мавр попытался сделать снисходительное и печальное лицо.
— Лиса жалко, и, если это и правда собаки разбушевались… А никто вроде и не видел, как думаешь Харон мог бы знать об этом?
Трель чуть побледнела, потом кивнула.
— И мне так кажется … Надо только, чтобы он рассказал…
Мавр переключился внезапно — заговорил резко, приказывая:
— Ты должна расспросить его.
Трель вздрогнула, но Мавр знал — не ослушается. Никакой страх перед черпистами, да даже перед сами Черепом не был больше страха перед Мавром.
— Не бойся, — голос Мавра снова стал тихим, спокойным. — Тебе он расскажет…
Если бы отек позволял, Мавр бы улыбнулся ей ободряюще, погладил бы ее по руке… Но тут это все было бы скорее противно ей, и Мавр просто шепнул:
— Ну, иди. Ничего не бойся, ты будешь моими глазами.
И Трель пошла.
Харон шмыгнул носом, ударяя тяжёлой палкой очередного краба, и быстро окунул его в воду. А потом разворошил угли и сунул едва заметно покрасневшую тушку внутрь костра.
Гиббон отвлёкся от возни с рыбой и поднял взгляд. Нахмурился, сморщил нос, чуть прищуриваясь.
— Что-то случилось? — встрепенулся Харон.
Маврийка в развевающемся голубом сарафане, стояла совсем близко к их костру и щурилась от солнца. Она чуть мотнула головой и заговорила:
— П… привет… Я просто…
Она сделала еще шаг и вдруг улыбнулась.
— Я не хотела помешать… Харон… могли бы мы с тобой поговорить… — произнесла Трель смущенно, совсем не настойчиво, словно уговаривая.
Харон поднял голову, отзываясь на кличку, и тяжело сглотнул. Он сам не знал почему, но спина покрылась вдруг холодным потом, а дышать стало чуть труднее. Харон бросил беспомощный взгляд на друга, но Гиббону словно стало все равно. Он снова чистил рыбу, только краем глаза косясь на… Трель? Так, кажется, ее звали?
Харон все-таки встал и подошел к девчонке ближе. Вытер мокрые руки о шорты, не зная куда их деть.
— Да?
Трель будто окрепла, не переставая улыбаться, кивнула на лодочный сарай чуть в стороне. Им не пользовались никогда, он посерел и рассохся, но его козырек все же давал небольшую тень. Трель немного прошла вперед, потом обернулась, проверяя идет ли Харон за ней, и убедившись подошла к стене.
— Ты не волнуйся… Я только спросить хотела… — ее звонкий голос все время прерывался, выдавая неуверенность. — Ты же… ну… собачник? Собаки за тобой ходят, слушаются, да?
Харон смотрел на нее… как пес. Из тех, что давно без хозяина. Он кивнул, и Трель немного выдохнула, ей показалось, что дальше будет легче.
— У нас Лиса покусали… Сильно. Он теперь в Могильнике… И я подумала, вдруг ты знаешь… вдруг какой-то пес злой?
Трель задумалась, потом заговорила снова:
— Если они тебя слушают, может, ты бы мог… ну… попросить их не нападать? Или рассказать воспитателям, если из них кто-то… опасный.
— Покусали? Ну, видимо, это не мой, — Харон заметно побледнел, пытаясь вспомнить, кто из псов мог последовать за ним в Дом.
Псам было запрещено ходить к Дому. Тут у Харона были свои дела. И свои «друзья». Некоторые из них могли очень серьезно печься о его безопасности. И собаки были прекрасным для этого подспорьем.
— Не твой, — Трель почти пропела это, судорожно соображая, как спросить дальше. — А ты уверен? Конечно, не твой, — тут же поправилась она, — но ты же, наверное, их всех знаешь?
Харон тяжело сглотнул, заломил пальцы, не зная куда деть руки.
— Понтий мог пойти за мной, — сказал Харон тихо. — Он вчера на прогулку надеялся, но меня обратно позвали. Понтий хороший, ты бы его видела. Большой, чёрный такой, мохнатый. Добрый!
Харон поднял на Трель молящий взгляд, закусил губу и оглянулся по сторонам.
— Это все Тень. Она злится, поэтому и привела, наверное, Понтия туда. Он сам никогда бы не покусал просто так. Лис… он обидел… нас. Меня и Тень. Мне-то все равно, а вот Тень очень злится. Я думал, один раз цапнет и все, а тут это. Понтий не виноват, он очень-очень хороший.
Трель сглотнула. В Доме много было странных разговоров, она в них не вникала: мало ли, что болтают? Она тоже любила мечтать… Например, что однажды в Доме появится кто-то особенный и выберет ее. Не так, как Мавр, а так, чтобы говорить обо всем на свете, ласково, в полголоса, гулять вместе и забрать с собой потом…
Харон смотрел на нее так, как будто помощи просил.
— Тень? — переспросила Трель. — Такая?
Она недоуменно указала на их тени на песке.
Харон тяжело вздохнул: его отношения с Тенью сложно было описать словами. Тень это и он, и не он. Тень всегда должна быть там, а не тут, но иногда приходит.
— Я не могу держать Тень. Она приходит если ее зовут. Вчера ее кто-то позвал. Не знаю, может Череп, может быть Хромой волновался, может, ещё кому из стаи я так понадобился, что Тень перешла границу. Но она пришла сама. Я ее не звал.
Трель ушам своим не поверила:
— Череп? — только и выдохнула она и пожалела, что Мавр и правда не может просто поглядеть сейчас ее глазами.
Уходя, Трель повторяла про себя все странные слова Харона, чтоб ничего не забыть, не переиначить, не напутать. Ей казалось это таким простым и ясным: Череп позвал кого-то, кто натравил на Лиса собак. Это плохо, очень плохо — опасно и страшно.
Но Трель знала, что стоит только все рассказать Мавру, как тревоги отступят. Мавр был человек не самого простого характера, но он действительно защищал их. И мог как по волшебству решить почти любую проблему.
***</p>
Череп добрался до душевой уже после отбоя. Хотелось освежится.
До конца дня ему удалось не встретиться ни с кем, но ночь означала, что ему все же придётся вернуться в спальню. К Харону. А после услышанного на пляже это было практически невозможно.
Ладонь сама сжалась в кулак.
Харон и Трель были скрыты от Черепа углом стены, но он прекрасно их слышал.
Как Харон мог? Как мог так подставить Черепа? Как?!
Череп даже не слышал о тенях. Ничьих. И тем более не мог никого из них позвать.
При мысли о Хароне хотелось повеситься. Так значит, это славный, преданный — злая ирония — малый, всего лишь хотел стравить их стаи? Развязать Мавру руки…
Сначала якобы повелся на Лиса, чтобы Череп подставился тогда, а когда не вышло — натравил на Лиса Тень, а после «сдал» их Трель!
Черт возьми, маврийке из ближней свиты!
У Трель не было ни одной причины не рассказать Мавру. Собственно, скорее всего Мавр ее и послал!
А Харон сказал ей, что виноват Череп, ну или Хромой, или еще кто-то. Неважно. Череп же в любом случае отвечает за всех. И теперь это Череп напал на человека Мавра. Без причины.
Ну и для чего такое Харону?
Это спровоцирует драку. А если дойдет до Лиса, тот не применёт использовать нож в этот раз. И единственной погибшей здесь шавкой станет Череп.
Никогда ещё Череп не чувствовал себя так плохо. Никогда еще его не предавали. Череп со всей силы ударил по зеркалу. В руку отдало болью, а проклятое стекло треснуло с мелодичным звоном.
— Сука, — ругнулся Череп непонятно на кого.
И понял, что провалился.
Ничего удивительного, учитывая, как он сейчас злился.
Он замахнулся еще в Доме, но попал уже в изнаночное зеркало. Зеркала были поразительно статичны и полностью повторяли своих Домовских двойников.
Теперь чуть повыше его головы по поверхности стекла расползалась звездочка. Изнаночное зеркало отличалась от обычно только тем, что в нем у Черепа появилась майка.
***</p>
К концу дня Мавр устал, и держать лицо не осталось сил. С одной стороны то, что разузнала Трель было великолепно, а с другой… Можно было предъявить это Черепу просто, не упоминая тени, но Мавр знал, что Изнанка такого неуважения не спустит.
За призванную тень — чтобы это не значило — можно было спросить только с той стороны. А Череп на Изнанку не ходил. Осознанно и уверенно он от нее отказывался. Не красть же его людей, чтобы туда заманить? Не дети уже…
И Мавр злился весь вечер: еда была не вкусной, солнце слишком жарким, настолько, что Мавр уверял, что оно жжет ему плечи и через рубашку. Он постоянно хотел пить и гонял свою прогулочную свиту по чем зря.
С девушками он был мягче всего, но к концу дня девчонки шепотом отправили прочь последнего малька, пальцы которого сделались красными, а в глазах стояли слезы.
Мавр сделал вид, что не услышал, но потом не сдержался и нашипел на Серну, красочно и достоверно расписав ей, насколько она криворука, мол, даже малек резал хлеб потоньше. Мавр, конечно, отказался есть «эти плебейские коврижки», девчонка расплакалась.
Мавр не хотел такого эффекта, поэтому он выбесил его дополнительно. И Мавр рассказал Серне, что ее бы следовало переименовать в Плаксу или Коврижку, и что он никому не позволит манипулировать им. Серна зарыдала сильнее, а остальные, явно растерянные, не решались к ней подойти.
Их этот страх тоже взбесил Мавра.
Мавр чувствовал, как с каждой секундой, его лицо наливается красным, как кровь приливает ко всему, что только можно, ее так много… И сердце словно захлебывается, так же, как сам Мавр начинает захлебываться воздухом.
Мавр знал все это и не знал, как остановиться.
«Что ж такое! Ненавижу! — подумал он, вспоминая все это уже в кровати. — Какого ж хрена все любят Черепа?»
Даже его девчонки на самом деле косились на Черепа, просто он их не привечал, вот и все!
Сука!
Нужно было принять лекарство и перестать сердиться, а то он присоединится к Лису. Бриз, конечно, милашка, но не настолько, чтобы оставлять стаю обезглавленной.
Мавр натянул неприятное колючее одеяло почти на голову, сунул под язык свою таблетку, а потом отпустил себя…
***</p>
Дыхание по-прежнему частое, и пульс все еще стучит повсюду, вот только… только это больше не мешает дышать, и Мавр дышит во все легкие, расправляет плечи. Сегодня он не в рубашке, а в футболке, словно исполосованной каким-то маньяком, ветер забирается под нее и ласкает тело, обдувает. Не жарко. За это чувство можно и убить, Мавр знает. И улыбается. Его красивые губы капризно изгибаются.
А потом он слышит звук бьющегося стекла и глухих ударов. Мавр хмурится… И идет на звук.
Любопытство сгубило кошку, но самоконтроль не конек Мавра. Особенно тут.
«Я только посмотрю, никто не заметит, — думает Мавр. — Здесь мне ничего угрожать не может…» Его сердце отзывается, ускоряя бег и туманя разум.
Все это ему доступно, как приятное чувство только на Изнанке. И Мавр кайфует с него сильнее, чем от любого допинга.
Мавр заглядывает в странный дверной проем, непонятно куда, одним глазом. И видит… Черепа.
Череп выглядит совершенно как Череп, только вот вовсе не спокойный и не сдержанный.
Мавр приоткрывает рот, потому что Череп чем-то ужасно расстроен: он, похоже, разбил зеркало, и, судя по всему, ему этого мало.
Мавр так увлекается, что не замечает, как почти полностью занимает проем двери. Он никогда не хотел, чтобы Череп увидел его на Изнанке, узнал какой он, а значит мог предугадать или защититься.
Мавр никогда не хотел встречаться с Черепом на Изнанке, но похоже зря.
Череп злится на себя: что подпустил кого-то слишком близко, а не стоило, наверное, даже Хромого, что говорить о других?
Злится, что защищал предателя, что не умеет быть вожаком, не может добиться, чтобы его уважали, чтобы к нему пришли в такой ситуации, а не слили все вражескому лагерю!
Злится, что позволил так себя обмануть… Щенок, как же…
Череп гневно бьет ладонями о раковину, а потом снова смотрит в зеркало.
И видит там Мавра.
Он стоит у Черепа за спиной.
Узнать его не слишком трудно: это без сомнения взгляд Мавра и волосы тоже. Только нет ни отеков, ни синюшности, ни коляски. Мавр высок и полон сил, и кажется совершенно здоров. Изнанка умеет заманивать…
Череп бы даже посочувствовал, но ситуация не располагает. Он надеется, что сейчас моргнет, и Мавр просто исчезнет.
Но, конечно, этого не происходит. Блядь, блядь, блядь!
Мавр понимает, что Череп его заметил. Оглядел неверяще и… Прикрыл глаза. Мавр усмехается — он не собирался исчезать.
Отступать и сбегать, исполняя желания соперника странно и глупо.
Поэтому Мавр, наоборот, совсем выходит вперед, заполняя собой уже ванную, и приваливается к косяку плечом и виском, пихает руки в карманы.
— Так вот, чем ты отличаешься… — Мавр и сам не понимает, что говорит вслух.
Мавр подбавляет витков в шторм Черепа. Ярким росчерком мелькает: «Не Харон, это Мавр, конечно, Мавр, все подстроил. Сманил щенка, как он один умеет, и вот…»
«Дурак, идиот, дебил, » — ругает себя Череп и делает шаг, а потом второй навстречу Мавру.
— Скажи, это же ты? Ты его надоумил?
Мавр моргает длинными белесыми ресницами, в его голове роятся миллион вопросов и ярость, раззадоренная посылом Черепа. Мавр не двигается с места, пусть Череп сам подходит, раз ему нужно.
— Кого я надоумил? — спрашивает Мавр, растягивая гласные в последнем слове.
— Харона, — просто отвечает Череп. — Он уже твой, верно? Это был просто спектакль — драка с Лисом… Я сдержался, и пришлось привлекать… тень. Ты-то наверняка, знаешь, как позвать тень!
Череп кусает губы, кулаки сжимаются и разжимаются, он все ближе, между ним и Мавром шаг.
— Как по нотам: он сдает меня Трель, ты возмущен. Я отвечаю перед Лисом, а этому только дай разрешение — и нож у меня под ребрами. Зрители аплодируют. Ты побеждаешь.
Череп замирает. Смотрит Мавру в глаза.
Выплевывает:
— Честнее было бы сразу позвать меня сюда. Здесь мы вроде равны…
Мавру бы нужно подумать, но он не может, он слышит Черепа и слова его тоже, как часть допинга, они бьются о черепную коробку Мавра, как птицы.
Не зря он так бесился — еще недавно Трель отыграла преимущество для Мавра, но Череп прав. Прав, даже если это он призвал тень. Но это всего лишь слово против слова.
Значит уже не важно.
Мавру — шестнадцать, и его выносит, он фиксируется только на последних словах Черепа: «Здесь мы вроде равны…»
«Как же равны!» — усмехается Мавр.
Здесь он на полголовы выше Черепа и гораздо крупнее в плечах. У Черепа вон даже ключицы в вырезе торчат.
Мавр почему-то злится от этого сильнее, его уносит странной шквальной волной, которую он до этого никогда не чувствовал, руки сами сжимаются в кулаки, он понимает только, что Череп обвиняет его глупо и несправедливо!
«Сука», — думает Мавр и бьет без предупреждения, бьет неумело и странно.
Мавр и правда силен, но не помнит, что никогда еще не дрался.
Мавр не знает, как вложить в удар силу и куда бить. Он метит в глаз, но…