Танцы - это искусство отдергивать свою ногу раньше, чем на нее наступит партнер (1/2)

Падение с лестницы процесс стремительный, неприятный, и болезненный, Катерина знала это не понаслышке. Такие полеты преключались с ней время от времени, и ей крайне везло, если у нее не оказывалось зрителей. Когда-то она считала, что неуклюжесть принадлежала части ее непривлекательного, непритязательного образа. Но, сегодняшний полет доказал совершенно обратное. Оказалось, с лестницы вниз может кубарем катиться даже вполне себе симпатичная девушка в модной одежде и на каблуках. Собственно говоря, эти самые каблуки стали причиной ее гордого полета. Кристина буквально требовала, чтобы Катя постепенно училась на них ходить. Пушкаревой это совершенно не нравилось, и она противилась, как могла, но, в итоге сдалась под напором просто-таки вездесущей Воропаевой. Зря. Она неловко зацепилась каблуком, и сейчас собиралась пересчитать, а заодно и протереть, гостеприимные ступеньки. Но, и тут не все оказалось столь просто.

Катерина знала, что коридор должен был быть совершенно пустынным, ведь она сокращала путь между основным и производственным этажом, так как лифты сегодня словно сошли с ума и были заняты по непонятной причине. Но, когда на другой стороне лестницы мелькнула какая-то фигура, Катя сперва обрадовалась. Совершенно эгоистичная мысль: ”а падать-то будет не так больно”, растаяла после того, как ее подушка безопасности зашевелилась, обхватывая одной рукой за талию, и простонала слишком неприятным и знакомым голосом:

- Мать вашу, Катенька, да вы, оказывается, тяжелая, а с виду и не скажешь, - Роман сжал руку на ее талии сильнее, когда понял, что она собирается с него…встать. Ну, скатиться, на крайний случай, но это не представлялось возможным.

- Не нужно поминать мою мать, - Пушкарева уперлась в грудь мужчины обеими руками, чтобы увеличить между ними расстояние хотя бы номинально, - в моем падении виновата Кристина.

- Она что, вас толкнула? - Малиновский выгибает брови, и даже заводит свободную руку за голову, чтобы удобнее лежалось. Он с интересом изучает ее лицо, и от этого Катя принимается вырываться еще усерднее.

- Нет, она виновна в этом косвенно, - попытка освободиться снова не приносит желаемого результата, - не будете ли вы так любезны, убрать с меня вашу руку, мне хотелось бы встать, чтобы вам не было так тяжело.

- Не волнуйтесь, мне нисколечко не тяжело, - усмехается Роман, улыбаясь совершенно самодовольно, - я бы даже сказал, что давненько не держал так близко никого столь изящного, - он даже умудряется провести рукой по ее талии вверх-вниз.

- Соболезную, что ваши похождения временно оказались на кнопке стоп, - Катя мило улыбается, и наносит короткий, но резкий удар по ребрам мужчины. Малиновский делает резкий вдох, тут же отпуская пленницу, чем она пользуется совершенно без зазрения совести, - и определитесь, наконец, то я тяжелая, то легкая, или у вас склероз? - Пушкарева стремительно поднимается, принимаясь отряхиваться, и проверять, все ли в порядке с каблуками. Странно, но туфли оказываются в полном порядке, да, скорее бы она переломала себе все кости, чем отвалился бы столь прочный каблук. Роман тоже принимается подниматься со своего места. Заодно подхватывая оброненную Катериной папку.

- У меня нет склероза, Катенька, вы просто оказались немного… неожиданной, - он передает папку осторожно, не пытаясь слишком сблизиться с ней. Это напрягает Пушкареву, куда ли не больше, чем его обычные попытки ее потрогать или подышать ей в ухо. Она принимает папку из его рук, намереваясь продолжить свой путь, словно ничего не произошло. Подумаешь! Эка невидаль, на Малиновском полежала, кто на нем только не лежал. Хотя… фу, кто на нем только не лежал! Катя зябко передергивает плечами, и Роман замечает это.

- Вам холодно? - он оглядывается по сторонам, словно только сейчас замечая, что они на производственном этаже, - меня всегда поражало то, что здесь гораздо холоднее, чем там, - он поднимает палец вверх, имея в виду основные этажи, - я всегда думал, что здесь должно быть теплее, я бы сказал, даже жарче.

- Интересная параллель, - кивает Катерина, делая шаг в сторону, замечая, что Малиновский не просто изменил траекторию движения, и сейчас шел за ней, хотя точно собирался подняться наверх, но и старался максимально сократить расстояние между ними, - наверное, вы проводите ее с Адом?

- А… - Роман теряется от такого ее пассажа, что заставляет Пушкареву повернуться. Шокированный Малиновский - дорогое удовольствие. Но, мужчина не выглядит шокированным, скорее немного озадаченным.

- Я на самом деле хотел провести другую параллель, - он становится с Катей плечом к плечу, чтобы было удобнее говорить, и у нее пропадает напряжение в спине, - здесь ведь идет рабочий процесс без остановки, все должно просто немилосердно разогреваться от машин. Логично ведь?

- Не логично, - Катя круто поворачивает в ответвление коридора, и Роман едва поспевает за ее стремительностью. Ладно, на ровной поверхности ходить в этих пыточных колодках было возможно, - именно потому, что здесь идет постоянный процесс изготовления, здесь нужен пониженный температурный режим. Чтобы и работать было комфортно, и сами аппараты не перегревались. Вы же заметили, что рабочая форма тут довольно закрытая круглый год.

- А было бы куда лучше, если бы температуру не делали такой низкой, так, что девочки могли ходить тут, ну скажем, в маечках и шортах, - Малиновский довольно улыбается собственным мыслям, и старательно вглядывается в лицо Катерины, словно ища поддержки. Пушкарева только хмыкает.

- За шортиками, маечками и пляжным стилем вам наверх, к Милко, - менторским тоном замечает она, - его рыбки как раз вас заждались. Но, чтобы остудить ваш пыл фантазий, здесь, на производстве, работает около трети мужчин, если считать от общего количества работников в целом. Их вы тоже жаждали бы узреть в таком виде?

- Вы слишком хорошо умеете обламывать, Катенька, - Роман даже кривится, и немного бледнеет, когда им навстречу из очередного поворота выходит Григорий Ананьевич, местный электрик и мастер на все руки, в простонародье дядя Гриша. Катя и сама не знала, откуда появился этот чудесный кадр в ЗимаЛетто, не иначе как Бог послал. Ведь, с его приходом, половина поломок чинилась на месте, под уверенный гудеж его голоса - не нужно никуда везти, мы сами… И, что самое интересное, и правда, сами. Чинил Григорий все профессионально, дотошно, скрупулезно. Пока еще ничего из новопочиненного ним не ломалось вновь. Катерина была практически уверена, что все эти машинки и станки просто боялись, что ими снова займется дядя Гриша.

Сам Григорий Ананьевич мужчиной был внушительным, высоким и крепким, разминуться в довольно узких коридорах производственного этажа могло быть целой проблемой. Вот и сейчас он практически прижал Катерину и Романа к противоположной стене, протискиваясь мимо них, бася что-то отдаленно похожее на “извините, мне очень срочно”. Когда он скрывается в лабиринте коридоров, Пушкарева уточняет у немного отошедшего Малиновского.

- Ну что, вам бы понравилось, если бы наш дядя Гриша был в вашей униформе? - она выгибает брови, получая практически садистское удовольствие, когда Романа передергивает от представленной картины.

- А вы та еще язва, Катенька, жаль, я раньше этого не знал, - Малиновский все-таки возвращает своему лицу привычное шутливое выражение. Пушкарева только пожимает плечами.

- Думаю, что много бы это не изменило, - Катя останавливается напротив кабинета Каролины Викторовны Куйчак, отвечающей за пошив специально разработанной Милко школьной формы, - возможно, вы не были бы столь предвзяты, - она осторожно стучит в дверь, - но, тогда вы бы не были собой, а играть хорошо только против того, кого ты изучил в достаточной мере. Ведь так, Роман Дмитриевич?

Малиновский косится на Катерину с нескрываемым удивлением, она замечает, что в глубине его глаз вспыхивает что-то еще, что-то… Катя не успевает понять, что именно она улавливает, что подмечает. Дверь распахивается резко, и Пушкарева едва успевает сделать шаг в сторону, чтобы не получить себе не привлекательную шишку.

- Катерина Валерьевна, - здоровается она с Пушкаревой, а потом удивленно добавляет, - Роман… Дмитриевич? - Катя за все время своей работы видит на достаточно каменном лице Каролины столь активную мимику. Надо же, она даже брови поднимать умеет. Пушкарева невольно касается своих, не взлетели ли они у нее вверх часом, но нет, - я так понимаю вы, - она переводит взгляд с Романа обратно на Катю, - принесли мне те расчеты, что я просила?

- Вы считаете, что мы тут курьерами подрабатываете на полставки? - Малиновский кривится, словно здесь начинает очень дурно пахнуть. Куйчак меряет его беглым взглядом, без тени интереса и уголок ее губы подрагивает в подобие улыбки.

- И в мыслях не было, Роман Дмитриевич, вас здесь я уж точно не ждала. А вот с Катериной Валерьевной мы условились, - она делает шаг в сторону, пропуская Катю в свой кабинет. Пушкарева тут же прошмыгивает в кабинет, оставляя Романа за спиной. Пусть сам разбирается, заходит он или нет. Ей его компании хватило за глаза и за уши, она вон, даже на нем полежать успела.

Каролина выпроваживает Романа восвояси, а Малиновский не спорит с Куйчак только потому, что ему претит общение с такими строгими и жесткими женщинами. Там, где он проиграл в поле, не начав игру, он не останется надолго, это она знает слишком хорошо. Катя только дивится ее не гостеприимности. А затем оглядывает кабинет. Он глухой. Никаких окон, и сама комната крайне крохотная, но то, как Каролина организовала свое рабочее пространство, удивляет Пушкареву. Уют, некий собственный стиль в сочетании с деловой строгостью. Она коснулась странного резного стола, а потом и стула ему в пару, к слову, таких стульев было несколько, явно для того, чтобы в этой крохотной комнате можно было провести совещание. Стены были выкрашены в приглушенный белый, словно чуть подернутый лиловым оттенком. А на одной стене в деланном беспорядке размещались ранние эскизы Милко. Интересно, она была фанатом ЗимаЛетто или Вукановича?

- Присаживайтесь, - Пушкарева даже вздрагивает всем телом, настолько она погружается в разглядывание интерьера, - а то вы так замерли, словно собираетесь бежать прочь, как только документы мне отдадите.

- Нет, не собираюсь, но, - в подтверждение своих слов, Катерина присаживается на предложенный стул, - я просто крайне удивлена, - она поглаживает стол, - такая необычная мебель, когда все в компании выполнено в стиле хай-тек.

- И правда чудная мебель, - соглашается Каролина, - когда-то давно этот стол принадлежал Юрию Александровичу Воропаеву, - и Катя не может сдержать удивления, - да, - кивает Куйчак, - я не похожа на ту, кто работает тут от основания, но чей стол я знаю. Его убрали сюда, вниз давно, чета Воропаевых была еще у дел, жива и здорова. Я наткнулась на него случайно и решила, что его не стоит выбрасывать. Здесь его никто не видит, общий стиль ЗимаЛетто, что изменился столь разительно, он не нарушает, - Каролина пожала плечами, - так что, я, уточнив у Павла Олеговича, имею ли я на это право, забрала его сюда себе. Ну, и эскизы Милко до кучи, - указывает она на стену, - они старые, и, скорее всего он будет открещиваться от них руками и ногами, а мне нравится.

- Я смотрю, вы фанат ЗимаЛетто, - Катя улыбается весьма радостно, укладывая папку на стол, - не думала, что кто-то работающий здесь может быть столь…

- Фанатичен? - Каролина даже улыбается, - я действительно люблю свою работу, хотя, в последнее время меня начинает преследовать ощущение, что у вас, - она чуть поднимает подбородок вверх, намекая на Жданова и компанию, - в последнее время что-то не ладится.

- А с чего вы сделали такие выводы? - Катерина интересуется осторожно, прекрасно понимая, что Куйчак далеко не глупа. Она просто это сказала, или преследует какую-то цель? Пушкарева внутренне подобралась.

- Ткани и фурнитура, которые были закуплены для предыдущего показа, были откровенным дерьмом, - Катерина даже краснеет, когда Каролина заявляет ей свои выводы в лоб, - удешевить продукцию компании таким путем было самой худшей идеей, - она опускает глаза в папку, - тогда был огромный просчет.

- Это была моя идея, а не Андрея Павловича, - зачем-то признается Катерина, и ощущает себя от этого крайне глупо, - я думала, что сработает.