Любовь - не шуры-муры, и не шашни. Она - тайфун, который сносит башни! (1/2)

- Мы уже подали заявление в ЗАГС, я не понимаю, почему до сих пор нельзя! - Катя выглядела такой возмущенной и воинственной, что ее хотелось подразнить еще. Александр, для этого дела, даже привстал с дивана, старательно поправляя штанину, что болезненно прижимала его растущий интерес.

- Я тебе уже говорил, все самое сладкое, после свадьбы, - он прошел к столику с напитками, и плеснул себе стакан воды. В конце концов, он тоже не железный, еще немного таких уговоров и провокаций, и весь его план пойдет прахом. Может, эти несчастные две недели, которые он выторговал перед росписью, не видеться с ней вообще? Александр повернулся и внимательно изучил точеную фигурку в вишневом брючном костюме, нет, не видеть ее было бы слишком мучительно. Может, не прикасаться? Но, Катерина, как назло, сбросила жакет, демонстрируя манящую грудь под тонкой тканью блузки. Да… не прикасаться тоже не представлялось возможным.

- Скажи мне, пожалуйста, что заставляет тебя так надо мной издеваться? - смотреть в глаза этой разъяренной фурии была крайне сложно, тонкие пальчики медленно пуговица за пуговицей расстегивали блузку. Воропаев налил себе еще один стакан воды, заранее понимая тщетность своего мероприятия. Но, игру приходилось продолжать, как бы тяжело ни было.

- Я хочу быть уверен, - голос его практически не дрожал, выдавая внутреннее напряжение, - что ты от меня никуда не денешься. А интрига и интерес - это практически залог успеха. А ты никогда в своей жизни не пройдешь мимо вызова.

- Я не азартна, - отметает его идею Катерина, расстегивая еще одну пуговицу, создавая этим самым у своей блузки, просто невероятное декольте.

- Вранье, - Александр говорит это гораздо жестче, чем следовало. Ведь, ему и так было достаточно сложно совладать с бушующими внутри гормонами. Пушкарева далеко не глупое создание, она улыбнулась ему настолько понимающе, что мороз идет по спине, оставляя после себя полчища мурашек.

- Может и вранье, - решает не отрицать она, немного откидываясь на спинку дивана, - за руку меня пока еще никто не ловил.

- Я только что тебя поймал, - не соглашается Александр, но Катя отрицательно качает головой, - поймал, поймал, - улыбается он, снова находя в себе силы вернуться на прежнее место. Но, на этот раз, он садится так, чтобы можно было соблюдать некую дистанцию. Помогает это слабо, но уж лучше, чем ничего, - ты блефуешь как ребенок.

- Я вообще блефовать не умею, - довольно честно отвечает Катерина, забрасывая ногу на ногу, - и не считаю это чем-то плохим или зазорным. Хотя, если положить руку на сердце, я бы хотела этому научиться. Крайне полезный навык, особенно при общении с банком, - Александр невольно скользит взглядом к вырезу блузы. И с каких это пор она носит белье, из которого грудь буквально выскакивает наружу? Это все дурное влияние Кристины. Да и эта алая помада, чуть стертая от поцелуев… Все словно создано для того, чтобы он не сдержался. Ну уж нет, с ним такой фокус не пройдет. Либо все будет так, как хочет он, либо никак.

- Могу дать несколько уроков, если есть желание поучиться, и если ты будешь очень прилежной, - он зеркалит ее положение на диване, немного откидываясь назад, расслабляясь насколько это возможно.

- Я буду, - Катя кивает, но совершенно не двигается с места. Он замечает, что выглядит Пушкарева немного растерянной. Воропаев не понимает, что заставило ее растеряться, но потом его осеняет, и он очень старается не рассмеяться. Видимо, Кристина дала Катюше парочку ценных указаний, уловок, который должны были спровоцировать Александра в достаточно мере, и помочь им, наконец, оказаться в постели, наслаждаясь друг другом без всех этих условностей, которые сам Воропаев и воздвиг. Но, все попытки прошли… ну, не в пустую, конечно, скорее, они не принесли желаемого результата. И теперь, когда Кате нужно было импровизировать, она растерялась. Он еще раз окинул ее взглядом. Так и есть, огромное напряжение читалось во всем ее теле, несмотря на такую яркую и лучезарную улыбку.

Александр был практически уверен, что посиди они вот так, по разные стороны дивана какое-то время Катерина принялась бы застегивать блузку обратно. Ему очень нравилось, что ради него она шла на компромиссы с собственным характером, решаясь на, по сути, соблазнение. Такое поведение следовало поощрять, а не высмеивать или наказывать излишней холодностью. Он способен потерпеть стояк, в конце концов, он всегда может прогуляться до ванной комнаты. А вот Катенька должна ощущать себя желанной, прекрасной, любимой, правда, она должна понять, что не расстегнутая блуза и не яркая помада делают ее такой.

- Тогда, - он пододвигается к ней ближе, и она заметно приободряется, - урок первый, - Воропаев смотрит Пушкаревой в глаза, вслепую принимаясь застегивать пуговицы на блузе, - самый лучший блеф, это его отсутствие, - он ловит ее непонимающий взгляд, и принимается пояснять, - когда человек, против которого ты играешь, угадывает блеф, а даже самый хороший и продуманный можно ощутить, разгадать и увидеть, то, он автоматически теряет половину своей внимательности. Если тот, кто будет играть против тебя, будет уверен, что ты блефуешь, он станет слаб, беспечен и неосторожен, будучи уверенным, что тебя уже раскусили. Игра его станет прозрачной, а злорадство ощутимым, он сам будет подгонять финал, - Александр поправляет ее воротник, лаская открытый участок кожи кончиками пальцев, - чтобы побыстрее взять то, что по его ошибочному мнению, уже ему принадлежит. И в тот момент, когда он откроет свои карты, наслаждаясь твоим проигрышем до того, как ты покажешь свои, он окончательно проиграет, - Воропаев придвигается еще ближе, сокращая расстояние между ними до минимума, он ловит учащенное Катино дыхание, и наслаждается нежным румянцем, что покрывает ее щеки от его близости. - Он еще не знает, что он уже проиграл, в тот момент, когда обманулся твоим мнимым блефом, уже тогда, твой противник был обречен, - рука его скользит вверх по ее шее, зарываясь в волосы, чуть сжимая их на затылке, заставляя немного откинуть голову назад, - понимаешь?

Катерина приоткрывает рот, чтобы ответить, но Александр не дает ей этой возможности, он накрывает ее губы своими, вовлекая ее в чувственный поцелуй. Он исследует ее рот медленно и осторожно, словно можно обжечься обо что-то раскаленное, или порезаться обо что-то острое, например, ее язычок. Воропаев посасывает сперва ее нижнюю, а затем верхнюю губу, прижимая ее к себе чуть сильнее, заставляя ее растворяться под своими руками. Александр то сжимает ее волосы в кулаке, то снова отпускает, немного массируя скальп. Ему нравится, как Катя начинает задыхаться под этой бесхитростной лаской, как руки ее, словно в лихорадке, скользят по его телу, лицу, волосам. Она дрожит, от желания или страха, ли смеси этих двух чувств, тело напрягается, словно становится сжатой пружиной, а ему до боли в паху, до жжения в руках, хочется накрыть ладонью ее грудь. Ощутить упругое полушарие, острый возбужденный сосок. Александр буквально отдергивается от нее, старательно переводя дыхание. Так можно и не сдержаться. Он облизывает губы, наблюдая за тем, как приходит в себя Катерина. Она выглядит не менее растерянной и ошарашенной чем он сам. Пушкарева проводит дрожащими руками по волосам, в тщетной попытке пригладить их, но не преуспевает и бросает эту затею.

- Ты у меня сегодня точно не останешься, - качает головой Воропаев, прочищая горло неуверенным покашливанием. Голос, сиплый от возбуждения, подводит его просто ужасно. Он снова облизывает пересохшие губы, следя за тем, как Катя трясет головой, окончательно разрушая свою прическу.

- Я никуда не поеду, - решительно заявляет она, явно ощущает не просто слабину, но откровенную трещину в его броне, - я уже сегодня у родителей отпросилась. К моему, законному, между прочим, жениху. Так что, нет, - она снова качает головой, - я никуда, никуда, никуда не поеду. И, тем более, не пойду.

- Какая, ты, все-таки, невыносимая, - Александр снова подается к ней, чтобы притянуть ее к себе для очередного поцелуя. Она не то что не сопротивляется, а подается к нему всем телом, отвечая жадно, страстно. Воропаев ощущает, как Пушкарева старательно перехватывает инициативу. Она подталкивает его в плечо, словно бы разворачивая, и перебрасывает ногу через его колени, чтобы оказаться сверху. Александр подмечает, что это ее любимая поза, в ней ей крайне удобно целовать его, а еще, ей наверняка кажется, что она получает полный контроль над ситуацией. Катерина настолько увлекается поцелуем, что даже привстает с его коленей, чтобы казаться еще выше, буквально нависая над ним. Для ее удобства он откидывает голову на спинку дивана, и рука ее тут же оказывает на его горле, мягко, но настойчиво фиксируя.

Ему кажется, что Катя дышать явно не собирается, настолько увлеченно она отдается процессу, он чувствует легкое головокружение, и она отрывается от него как раз до того момента, как легкие начинает жечь от нехватки кислорода. Помада стирается окончательно, и она выглядит как маленький голодный вампир, с припухшими губами и смазанным алым контуром по кругу. Он ласкает ее лицо раскрытой ладонью, проводя большим пальцем вдоль нижней губы. Катерина прикрывает глаза, ласкаясь под этим прикосновением. Она такая отзывчивая, страстная, буквально обжигающе горячая, что сдержаться не хватает сил. Руки его, словно живущие собственной жизнью, опускаются ей на грудь, он сжимает ладони, и Катя стонет, откидывая голову назад. Это невозможно, этот звук прошивает его тело насквозь, проникая не только под кожу, но, словно бы оседает в костях. Он переворачивает ее настолько резко, что Пушкарева успевает вскрикнуть, но, этого достаточно, чтобы она оказалась прижата между ним и диваном. Глаза ее вспыхивают страхом и желанием одновременно. Легче, Воропаев, легче, ты со своим желанием можешь девчонку и до икоты перепугать. Он притормаживает, просто зависая над ней, ожидая ее реакции, ее шага, чтобы ненароком не спугнуть ее. Может, следовало оставить ее сверху? Но, уж больно сильно хотелось прижать ее к себе, прижать ее к постели, взять ее всю, без остатка, отметить собственным запахом.

Когда Катя понимает, что больше ничего не происходит, она, словно, выдыхает, расслабляясь под ним, а потом, немного несмело касается его рубашки. Она смотрит ему в глаза, расстегивая сперва несколько пуговиц у горла, а потом путешествует вниз, чтобы окончательно избавить его от такого досадного предмета одежды. Александр помогает ей со своей рубашкой, позволяя исследовать свое тело, словно карту горных дорог. Но, ответной услуги ей не оказывает, оставляя ее буквально застегнутой на все пуговицы. Кате это явно не нравится, и она норовит избавить от блузки и себя, но Воропаев придерживает ее руки.

- Нет, - он не приказывает, он буквально просит, если не умоляет, и руки ее замирают под его ладонью, - нет, - он захватывает обе ее руки в плен, заводя их ей за голову, заставляя немного прогнуться в спине, - нет, - шепчет он, склоняясь к ее шее, оставляя на ней один за другим жаркие, обжигающие поцелуи, - нет, - он скользит носом ей за ухо, а затем немного прихватывает кожу зубами. Она выгибается еще сильнее, а он все-таки позволяет себе расстегнуть несколько пуговиц ее рубашки, чтобы получить больше доступа к шее. Катя так восхитительно пахнет, кожа ее кажется ему буквально сладкой. Александру кажется, что он готов целовать ее часами, снова и снова, наслаждаясь ее тихими стонами, ее попыткой стать к нему ближе. В брюках становится немилосердно тесно и даже больно, но он этого словно не замечает. Все, что заботит его теперь, это прекрасная, просто до сумасшествия прекрасная, обворожительная женщина, что стонет от каждого его прикосновения. Ему безумно хочется покрыть каждый сантиметр ее кожи поцелуями. Но, рубашка, как последний бастион, остается на ней. Воропаев опускается немного ниже, приподнимая ее край, чтобы оставлять поцелуи на ее животике. Кожа под его губами подрагивает, она дрожит словно в лихорадке, или это он дрожит? Или это его тело больше не может сдерживать в себе все это желание, всю эту страсть?

Воропаев снова возвращается к ее губам, чтобы ощутить, как жадно она приникает к нему, как руки ее сходят с ума на его теле, как все она покрывается мурашками, когда он снова принимается целовать ее шею. Он не знает, сколько длится это безумие, сколько они наслаждаются и мучают друг друга, касаясь и не касаясь одновременно. Потом ему все-таки приходится прекратить. Сил сдерживать себя практически не остается, и он отправляется в душ, подальше от ее желанного тела, этих ненасытных губ, этих глаз, что просят, призывают, уговаривают. Черт бы побрал эту Пушкареву! Господи! Когда в душе, под горячими, упругими струями воды он касается себя, то не может сдержать стон. Хорошо, что он запер за собой дверь на замок, еще не хватало, чтобы Катя пришла проверить, как он тут себя… чувствует.

Из душа он выбирается все таким же неудовлетворенным, но спокойным, да и настроенным весьма благодушно. Ведь, когда он буквально скрывался за дверью ванной комнаты, он всерьез размышлял о том, чтобы выселить Катерину спать на диване, или выселиться туда самому! Сейчас ему было куда как легче принять неизбежное - спать они будут в одной постели. Он входит в зал в одних домашних штанах и босиком, чтобы найти свою заброшенную футболку, и пригласить Катю освежиться. Здесь для нее уже имелась сменная пижама, халат и домашние пушистые тапочки. Александр искренне считал их просто уродливыми. Они казались огромными, розовыми, словно сворованными из домика для Барби и увеличенными пропорционально под Катину ножку. Сама Пушкарева реагировала на них стойко нейтрально, возможно от того, что эти тапочки подарила Кристина, а возможно от того, что ей было совершенно плевать, что она носила в его доме. Нет, это не означало, что ей было совершенно все равно, просто, ему казалось, что она была готова завернуться в любую одежду с его плеча, лишь бы остаться рядом с ним. Это согревало. Конечно, Александр старался гнать от себя это странное, слишком… сопливое чувство, но, ничего поделать с собой не могу, он получал просто колоссальное удовольствие от того, как тянулась к нему эта светлая девчушка. Да, это была однозначно… это было чувство, да, это было очень хорошее чувство, прекрасное начало, просто волшебное.

Он замер в дверях, подпирая плечом дверной косяк. Катя была просто милейшим созданием. Она сидела на диване, уткнувшись носом в его футболку. Воропаев таскал ее только второй день, и она больше пахла стиральным гелем, чем его естественный запахом, но Катерина выглядела с ней в обнимку невероятно счастливой. Александр откашлялся, привлекая к себе внимание. Пушкарева вздрогнула, и разве что не попыталась спрятать футболку себе за спину, просто невероятная.

- Ты можешь освежиться, - в несколько шагов он преодолел расстояние между ними, осторожно выуживая из ее рук свою футболку, - прости, что в этот раз не пропустил тебя вперед. Была, - он оскаливается немного самодовольно, - стойкая необходимость, - он прослеживает за тем, как Катерина неудержимо краснеет.

- Да, спасибо, - она отпускает его футболку и подхватывается с дивана, явно намереваясь убежать в ванную комнату. Александр не препятствует ей совершенно, он знает, какой она бывает пугливой после смущения. Он пропускает ее, без единой попытки остановить, но она сама замирает рядом с ним, касаясь его кожи на животе там, где все еще оставались розовые полоски шрамов. Тала говорила, что они сойдут полностью, если хорошо увлажнять кожу, и не лениться мазать их специальным кремом. В конце концов, это были не швы, да и раны были не столь уж глубоки.

- У тебя это пройдет? - спрашивает Катя, не поднимая на него глаза. Пальцы ее прослеживают полоски одну за другой.