И даже слово “тишина” - производит шум (1/2)

Когда Александр отменил их встречу, Катя очень старалась не расстраиваться. Правда. Серьезно. Вот совершенно не расстраиваться, понимая, что у Воропаева были обязанности и перед своими сестрами. Она знала, что это, фактически, его единственная семья, и поэтому старалась не принимать ситуацию слишком близко к сердцу… В конце концов, ее воспитывали доброй, отзывчивой, понимающей. Но, сейчас в ней странным образом закипало желание отбросить бумаги со стола, а еще поплакать, или позвонить Воропаеву и сказать, что она не согласна и… Катю такие желания искренне пугали. Она нахмурилась, анализируя собственный калейдоскоп чувств. Ну, и как ей это называть? Это любовь? Это ревность? Это… откуда у нее вообще это недовольство возникло? Она встряхнула головой - это совершенно ненормально так реагировать на сорвавшуюся встречу, убеждала она себя. Но, внутренний голос тут же принялся нашептывать - встреча не просто сорвалась, это все Кира, это она решила отвлечь своего брата от этого свидания. Пушкарева прекрасно знала, что она не нравится младшей Воропаевой, иллюзий, что это может измениться хоть в какой-то мере не питала, и менять ничего не планировала. Было проще войти в воду с акулами, чем договориться с Кирой Юрьевной, особенно ей.

Кате казалось, что ее в день прихода невзлюбили все скопом - и Кира, и Вика, и Роман, и Милко. Это можно было считать везением наоборот? Катя отвечала себе утвердительно, ведь это был ее любимый вид везения, уж он-то ее не подводил никогда. Совершенно никогда. Она вздохнула, последней ее надеждой на хороший день оставляли мысли о том, что Саша все-таки решит позвонить. Пусть и перед сном, пусть и на пару минут… Пушкарева вздохнула, потирая переносицу. Нет, это было обидно, досадно и больно. Нет, не то, что ее не принимали в ЗимаЛетто пока она не доказала свою стоимость для компании. Нет, не то, что ее не принимали в ЗимаЛетто, пока ее внешним видом не занялась Кристина. Ее беспокоило то, что Александр, который явно любил сестер, шел наперекор одной из них, связывая свою жизнь с ней, Катериной. Она даже пробовала поговорить с ним об этом, поговорить с ним, пока все не стало слишком поздно и они не… она не… Но, где-то подспудно она понимала, что уже поздно. Воропаев плотно засел в ее сердце болезненной занозой, она даже не представляла, что любовь может приносить такие смешанные чувства.

Нужно было немного выдохнуть и отвлечься, чтобы не думать ни о Кире, ни об Александре, ни о том, что вечер, который сегодня должен был быть волшебным, вдруг оказался таким обычным, срисованным с ее привычных, одиноких вечеров. Она вышла из кабинета Жданова, направляясь за стаканчиком с кофе - немного бодрящего напитка ей не повредит. Тем более у нее была возможность пить его в неограниченном количестве. Обычно, она старалась не прикасаться к кофе, если знала, что у нее будет встреча с Александром. Он не любил этот напиток совершенно, и, хотя был не против его аромата, вкус его на ее губах казался ему посторонним, раздражающим. Конечно, Саша ни разу не отказал себе или Кате в поцелуе, но однажды поделился ей своими предпочтениями. После этого Пушкарева старалась делать две вещи - не пить кофе и обязательно есть что-то сладкое перед тем, как собиралась поцеловать мужчину. Воропаев замечал это и журил ее, за то, что ради него она отказывалась от своих привычек, за то, что подстраивалась под него, даже в таких мелочах. Но она видела, как радовали его такие ее жесты. Александр оказался очень сложным человеком, странным, противоречивым. Сильный, уверенный, жесткий, он становился с ней ласковым, словно дворовой кот, которого давно никто не замечал, а тут, словно впервые погладил. Воропаев никогда бы не признался, что он нуждался в ласке, но Пушкарева не была слепой или глупой, она видела, замечала это, ощущала буквально кожей. Каждый раз она старалась показать ему… дать ему почувствовать… позволить… Она была готова отдать ему все, все что имела, но Александр не торопился. Он изводил себя, изводил ее, и от этого ожидание становилось сладким, как патока, тягучим, как карамель и невыносимо желанным, как лучшие десерты у Мадам Жужу. Это было просто прекрасно, практически невозможно, невыносимо…

Катя улыбнулась собственным спутанным мыслям, старательно выбирая себе кофе в настройках жуткой машины. Она так гордилась собственным аналитическим умом, что сейчас просто не понимала, как ее сознание принялось играть с ней такие шутки. Аппарат захрустел, пережевывая зерна в оптимальный помол для заваривания будущего напитка, и Катерина залюбовалась темной горячей жидкостью, наполняющей картонной стаканчик - небольшая магия в стенах этого заведения.

- Интересно, улыбку Моны Лизы писали с такой же барышни как и вы, Катенька? - Малиновский появился, словно ниоткуда и оказался чрезвычайно близко. Пушкарева старалась не поворачиваться, чтобы не столкнуться к ним лицом к лицу, да, вот оно, действие обратного везения, - наверняка, она стояла, думая о чем-то своем и улыбалась так мечтательно… специально позируя, так не улыбнешься, - он произнес это уверенно, даже немного заговорческий, словно предлагал Кате разделить с ним какую-то шутку или тайну.

- Увы, но познания мои в искусстве весьма плачевные, - Пушкарева подхватывает стаканчик, и поворачивается к Роману спиной, - я не знаю ни историю написания этой картины, ни причину спора вокруг нее. Возможно, вам следует поискать того, кто более сведущ в этом вопросе? - она все-таки оборачивается, ощущая неловкость, что разговаривает с ним без зрительного контакта. Малиновский скалится, словно радуется маленькой победе, он нажимает кнопки на панели не глядя, кажется, что ему совершенно плевать, что за напиток выдаст машина.

- А что вы скажете мне, если я отвечу, что ищу только вас? И что мне совсем неважно насколько вы сведущи в том или ином вопросе? - он скользит по ней взглядом, таким знакомым и чужим одновременно. Она уже видела человека с глазами, которые зажигались так же глубинно и страстно. Так на нее смотрел только Александр Воропаев. Катю смущает этот взгляд, напрягает и пугает одновременно, ей хочется приказать ему прекратить, но она знает ответ наперед. Она может с легкостью закрыть глаза, представляя, как Роман, смеясь, ответит, что он даже еще ничего не начинал.

- Я думаю, Роман Дмитриевич, - Катерина старается провести между ними линию, используя формальное обращение, - что вам сперва нужно уточнить у меня, желаю ли я быть найденной вами, - она делает глоток обжигающе горячего напитка, позволяя себе взять паузу в диалоге. Роман смотрит на нее с улыбкой, чуть снисходительной, заинтересованной, немного хищной. Он улыбается так, когда общается с одной из моделей в кругу Милко, улыбается так, когда шепчет Жданову очередную глупость или подбивает его на безумство, а теперь и она удостаивается этой улыбки. Как же ей хочется откатить все назад, до того времени, когда он смотрел на нее с раздражением и презрением, даже толика ненависти кажется лучшим исходом.

- Катенька, не притворяйтесь глупее, чем вы есть, - откровенно смеется он, вытаскивая свой странный даже на вид кофе, - кто же упреждает жертву охоты?

- А кто-то открыл охотничий сезон? - Катя ощущает, как пальцы её подрагивают, и невольно сжимает их сильнее. Картон под ними проминается, и она только чудом не обжигает руку своим кофе, - с каких это пор, я должна ощущать себя жертвой?

- С тех самых, как вы решили поддаться одному из охотников? - Малиновский пожимает плечами, принюхиваясь к жидкости в своем стакане. Жаль, что в их кофемашине нет функции крысиного яда. Вам одну ложечку Роман Дмитриевич, или две? - Воропаев тот еще ходок, вы для него трофей, и если вы решились на это безумие, так чем я хуже? - он даже разводит руки в стороны, чтобы продемонстрировать Пушкаревой, насколько он хорош.

- Я не ощущаю себя ни трофеем, ни жертвой, Роман Дмитриевич, - Катерина чуть вздергивает подбородок, - поэтому, ваши предположения несостоятельны.

- Катя, Катя, Катя, - качает головой Малиновский, слегка смеясь, он оставляет свой стаканчик прочь, и Катя наслаждается тем, что напиток мужчины оказался совершенно отвратным, - неужели вы думаете, что настоящий охотник будет предупреждать прежде, чем охотиться. А Сашенька далеко не идиот, - он снова разводит руками.

- Тогда, почему вы признаетесь в этом? - она выгибает брови, намекая ему на ремарку про идиота, но вместо ожидаемого смущения Малиновский только хохочет, пристально глядя ей в глаза. Кажется, что поколебать этого человека совершенно невозможно, что смущение давно ним забыто, и эта уверенность в любой ситуации выглядит более чем впечатляюще. Он щелкает языком, явно собираясь пояснить причину своего веселья.

- А какой смысл таиться мне, если вы и так все знаете? - Роман чуть пожимает плечом и, для разнообразия, не пробует сократить между ними расстояние, - зачем мне играть в Ангела Господня, зная, что вы обладаете обо мне самой достоверной информацией. Увиденное собственными глазами не перебить ничем, ведь так?

- Правда, - соглашается Катерина, улыбаясь ему в тон, - ну, что же тогда вас заставляет думать, что ваша охота может быть успешной?

- А моя охота всегда успешна, - он проигрывает бровями, довольно скалясь, - вам ли это не знать? - Малиновский делает еще одну попытку приготовить себе кофе. На этот раз, будучи практически уверенным, что Катя никуда не денется, он переводит все свое внимание на кофемашину, - я просто знаю, что у красивой умной женщины и не менее привлекательного умного мужчины максимум, что может получиться, это хороший яркий роман, - Пушкарева следит за его руками, что уверенно выбирают нужные опции. Щелк, щелк, щелк.

- Неужели, наличие ума блокирует необходимость любви? - она не должна ввязываться в этот разговор, должна развернуться, и уйти, оставив его одного с собственными размышлениями, но что-то держит ее, не позволяет сделать шаг в сторону. Словно пол под ее ногами залила смола.

- Любовь, Катенька, вещь забытая, заброшенная, она как рудиментарные элементы человеческого тела, постепенно уходит в небытие, проявляясь крайне редко то тут, то там, только подтверждая свое вымирание, - Роман все еще не смотрит на нее, внимательно следит, как кофе наполняет его стакан, удовлетворенно кивая то ли напитку, то ли своим словам, то ли Катиному молчанию.

- И не сложно вам жить с такой уверенностью? - она делает еще один небольшой глоток, пытаясь разобраться в собственных чувствах. Ей радостно от того что этот человек не знает что такое любовь? Ей грустно, потому что он ее так активно отрицает? - что же будет с вами, если вы влюбитесь по-настоящему?

- Да я и по не настоящему не влюблялся, - Роман заявляет это весьма категорично, на этот раз оборачиваясь к ней, придерживая свой стаканчик с кофе, - страсть, желание, уверенность в собственной жажде обладания, но, уж точно, никак не любовь.

- А как вы можете знать, что этого чувства не было? - Катерина поводит плечом, чуть улыбаясь, - возможно, оно было, такое трепетное, робкое, а потом пропало потому, что вы не смогли его ничем подпитать.

- В нашем мире, Катенька, все возможно, - Малиновский улыбается спокойно и ровно, и, возможно, впервые и не вкладывает в свои слова двойной смысл, - но, еще ни разу в жизни я не хотел пренебречь интересами одной женщины ради другой.

- Вы хвалитесь тем, что вы ходок? - ей действительно становится интересно, что же движет этим человеком, с такой уверенностью рассказывающим об отсутствии любви.

- Я пока не хвалюсь ничем, но могу начать, если вам интересно, - Роман даже кивает на небольшой диванчик, - поверьте, у меня гораздо больше достоинств, чем вы знаете, и гораздо меньше недостатков, чем вы себе придумали.

- И ваше главное достоинство умение обманывать женщин? - Катя только качает головой. Нет, проводить с ним время она точно не собирается, ни за праздными разговорами, ни за философскими дебатами, никак.

- Я попрошу заметить, что я не обманул ни одной, - Малиновский чуть отходит в сторону от кофемашины, приваливаясь плечом к стене, - ну, я совершенно не виноват, потому что женщины любят обманываться сами. Ни одной из них я не давал конкретных обещаний, не сулил руку и сердце. Практически всегда каждый получал то, что действительно хотел.