Не имеющий совести имеет все, что захочет (1/2)
Вероятность оглохнуть от вопля в трубке была вполне реальной. Кира крайне редко подрабатывала пароходной сиреной, но сегодня превзошла сама себя. Александр удерживал трубку на приличном расстоянии от уха и слышал каждое слово, брошенное в его адрес. Любой другой человек, позволивший себе такие оскорбления в его сторону, оказался бы размазан тонким слоем по ближайшей поверхности. Фигурально ли, или вполне реально уже не суть. В случае же Киры, ей суждено было не только выжить, но еще и устроить ему схожий разнос лично. В принципе, Воропаев не собирался сопротивляться - заслужил. Сегодня утром он одним своим жестом, единым поступком просто уничтожил все то, что в их головы буквально силой вбивала их мать. Для Киры это было неимоверным предательством, и она пыталась совершить, по ее мнению, последнюю попытку докричаться до его сознания.
- Если тебе плевать на себя, то мне не меньше, но ты подумай, в каком свете ты меня выставляешь! Каждый сотрудник нашей компании будет полоскать нашу фамилию по поводу и без. Ты унижаешь меня этим жестом, ты понимаешь? Нужна она тебе - вперед, но только после моей свадьбы.
- У меня нет времени ждать годами, - вздыхает Александр, - тем более что эту тему мы с тобой закрыли. Я сделаю для тебя все и даже больше, Кира. Но, Катерина неприкасаемая - ни как тема между нами, ни как человек. Если я узнаю, что ты портишь ей жизнь, тебе придется столкнуться с последствиями, - эти слова приносят ему физическую боль, в конце концов, он никогда не позволял себе говорить с сестрой в таком тоне. Никогда.
- Что? - в голосе Киры столько неверия, что создаётся ощущение лопнувшей струны, - ты мне угрожаешь? Серьезно?
- Вполне, - Александр даже кивает, разминая пальцы правой руки. До сих пор больно. - Кира, есть вещи, которые тебе нужно принять. Не менее стойко, чем то, как я принимаю твой выбор. Я все еще считаю, что Андрей редкий мудак, но если ты желаешь с ним счастья… это мои уступки. Мне они даются нелегко, поэтому смирись, выдохни и закрой эту тему.
- Я ничего не собираюсь закрывать, слышишь? - теперь в голосе сестры звучит злоба, - ты целовал эту мышь из каморки на пороге ЗимаЛетто, ты о чем вообще думал, идиот?
- Это еще не был поцелуй, - Воропаев хочет произнести это резко, но, но как назло получается мечтательно, - это так, небольшой тест на пугливость, - он улыбается, вспоминая реакцию девушки. - Но ты права, Кира, в тот момент я не думал совершенно.
Идея с мобильным телефоном казалась ему очень здравой, до момента покупки самого аппарата. Когда он стал обладателем небольшого серебристого слайдера, то в полной мере ощутил глупость собственной затеи. Катерина была девушкой гордой, такого рода подарок от мужчины, с которым ее еще ничего не связывало, могла и не принять. Выполнив основное действие на импульсе, теперь приходилось размышлять о том, как воплотить саму идею в реальность. План образовался сам собой, он был прост и гениален, вполне в духе Александра Воропаева. Следующей остановкой стал цветочный магазин, где мужчина обзавелся небольшим, но плотно сбитым букетом ромашек, один в один похожих на полевые, но, увы, без их чарующего запаха. Отвлекающий маневр был создан, осталось подождать жертву. Он знал точное время, когда Владислав Маркович должен был доставить Катерину к порогу ЗимаЛетто, осталось только подождать. Он курил у машины, замечая сотрудников компании, что вяло плелись на свои рабочие места - ни интереса, ни субординации, ни правил. Далеко пойдете с таким штатом, товарищ Жданов, ой далеко. Например, куда солнце не светит. Очень подходящее место. Особенно с учетом тех долгов, что повисли на шее компании неподъемными камнями. С этим тоже нужно было что-то делать и делать безотлагательно. Воропаев максимально осторожно навел справки о кредиторах ЗимаЛетто, примерно понимая, насколько кабальными оказались договоры компании. Ему приходилось признать, что, несмотря на весь идиотизм ситуации и полнейшую беспечность и рукожопость Жданова, умноженную на укрывательство Катерины, кредиты были взяты с максимально выгодными в таких условиях процентными ставками. Все равно высокими и, на данный момент, практически неподъемными для ЗимаЛетто, но, пока еще, не удушающими. Катя не зря обратилась к нему за помощью. Не то, что он думал, что вся эта игра была продумана Андреем, слишком тонкими казались ходы. Жданов дураком не был, но и так мастерски играть в тени тоже не умел. Другое дело Малиновский, подковерный игрок, закулисный суфлер - ему можно было бы приписать игру по этим нотам. Но, что немаловажно, на роль исполнительницы не подходила Катя никаким образом - слишком честная, слишком прямолинейная. Врать, бесспорно, она умела, но совесть, еще не атрофированная в этом жестоком мире бизнеса, не позволяла ей это делать излишне долго.
Александр еще раз взглянул на букет ромашек - может, нужно было выбрать розы? Но в его сознании Пушкарева не вязалась с этими растиражированными цветами. Да и ромашки подходили ей с натяжкой, она была далеко не таким беззащитным и мирным созданием, каким могла показаться на первый взгляд. Но, это в любом случае было лучше, чем розы. Он повернул букет и так, и эдак, а затем примерился к стоящей неподалеку урне. Меньше всего ему хотелось опозориться с этими цветами. Времена, когда он испытывал неловкость за собственную глупость прошли, сейчас все это прекрасно скрывалось за отрешенностью, сарказмом и кислотной едкостью. Но память все равно подсовывала моменты былой неловкости. Воропаев понимал, почему его сознание играло с ним злую шутку именно сейчас. Катерина действительно ему нравилась, даже очень, даже слишком. Крайне сложно было признаться самому себе, что этот интерес постепенно перерастал во влюбленность. Нет, Александр не боялся влюбляться совершенно, в конце концов, это было прекрасное чувство, доступное ему крайне редко, он боялся, что это может перерасти во что-то большее. Страсть, желание обладать этой милой девчушкой он признавал за собой как сакральное право - он был молодым и здоровым мужчиной, было бы крайне странно, если бы в нем не просыпались такого рода желания. С такой женщиной было логично заключить союз - крайне выгодная партия в этом безумном мире, где все оценивают звонкой монетой. Катя была умна, продумана, привлекательна. Воропаев не был слеп. Выросший с младых ногтей в окружении моделей, модельеров, фотографов и других создателей красоты, он знал, как легко из любой женщины можно создать произведение искусства, главное отдать ее в правильные руки. Но с этим Александр торопиться не собирался - нет. Затащи он Катерину в ближайший бутик, просто чтобы показать ей, что она может выглядеть иначе, и пойдет прахом сама его идея их сближения. Пусть девчонка пока не осознает, как она хороша, но пусть увидит, что его в ней привлекает то, что не заменить никакими тряпками, не отразить украшениями, не замазать и не проявить макияжем. Воропаев не собирался затирать ей про бессмертную душу, но готов был ярко продемонстрировать, как он ценит ее интеллект и характер.
Так, нужны цветы или нет? Он слишком задумался и отмер только тогда, когда его окликнул знакомый звонкий голос:
- Александр Юрьевич? А что вы здесь делаете? - Катя стояла буквально в двух шагах, с неизменным портфелем, который приходился прадедушкой всем схожим сумкам такого плана. Воропаев старательно сделал себе заметку - в следующий раз, купить ей нормальный портфель. Она смотрела на него немного растерянно и довольно, и ему пришлось отмереть и протянуть ей букет.
- Решил немного украсить ваше утро, - Александр немного приподнял бровь, ожидая ее реакции. Она была просто прекрасна в своем смущении. Ярко алеющие щеки, несмелая улыбка, когда Катя протянула руку за цветами, пальцы ее слегка подрагивали. Она уткнулась носом в цветы, принюхиваясь к их аромату. - Они не пахнут, - чуть пожал плечами мужчина, - это не настоящие ромашки, просто выведенный искусственный сорт, очень хорошая имитация.
- Все равно спасибо, они замечательные, - заверила его Катерина, и Воропаев ощутил себя полнейшим идиотом, Господи, как в школе. Чтобы скрыть паузу, полную неловкости и неясности он протянул ей коробку, предварительно извлекая ее из фирменного пакета. Девушка с непониманием уставилась на его руки, но коробку взяла, скорее на автомате, чем, правда, осознавая, что она делает.
- Телефон, - пояснил мужчина, - готовый к использованию, с номером, который я уже внес себе в список контактов, - он быстро сложил пакет, опуская его в карман пиджака.
- Зачем? - Катя, правда, была ошарашена подарком, она неловко протянула коробку обратно, - я не могу, правда, это…
- Вы говорите мне нет? - Александр опустил руки в карманы брюк, чуть отведя полы пиджака назад, - я все же рассчитывал, что ответ будет положительным. Но, видимо, я ошибся, - он внимательно следил, как менялось выражение ее лица.
- Нет, я не говорю вам нет, - она снова притянула коробку к себе, и Воропаеву стоило трудов не оскалиться во все зубы, - просто, это слишком дорогой подарок.
- Тогда, давайте мы не будем считать это подарком, - легко соглашается Александр, - мы будем считать это обязательной необходимостью для лучшего выполнения нашего уговора. Я ведь должен быть с вами на связи постоянно, а без этого чудного аппарата, как вы это себе представляете? Мне звонить Клочковой, чтобы назначить с вами встречу? Возможно, самому Жданову? Или договариваться с вашими родителями по стационарному телефону? - Катерина слегка краснеет.
- Да, вы правы, так очень даже логично, - она еще раз оглядывает коробку с телефоном, - спасибо и… и за цветы тоже спасибо.
- Не за что, - Воропаев разглядывает растерянную Пушкареву с нескрываемым удовольствием. В одной руке она сжимает коробку с телефоном, в другой ручку портфеля и букет, и эти огромные словно плошки глаза, взволнованный взгляд. Он делает шаг чуть ближе, сокращая между ними расстояние и без того небольшое. Катя, скорее по инерции, делает шаг назад, упираясь спиной в холодный камень колонны. - Вы подумали над моим предложением или вам дать время до вечера?
- Подумала, - она едва ли не загораживается от него, его же подарками и он замечает, как по ее телу проходит легкая волна дрожи, - я… я… вы просили, сказать да или нет.
- Просил, - подтверждает Александр, - я смогу услышать ответ сейчас.
- Да, - она кивает головой, а потом добавляет, - мой ответ “да”.
Александру должно быть более чем достаточно, сейчас нужно отступить, пожелать ей хорошего дня и дождаться вечера, но… Он делает еще один шаг к ней и, склонившись, едва касается ее губ. Они кажутся ему сладкими, нежными, податливыми. Ему хочется не просто украсть у нее это легкое касание, а поцеловать ее по настоящему, глубоко и страстно, и от этого желания он сжимает руки в карманах в кулаки.
- Малиновая, - шепчет он у ее губ и тут же делает шаг назад с таким видом, словно ничего и не произошло. Воропаев скалится еще сильнее, когда замечает невольных зрителей этой сцены, кажется, что эти барышни представительницы ЖенСовета. Прекрасно. - Утро доброе, - обратился он к ним, чуть склоняя голову к плечу. Разглядывая их, словно представителей мира насекомых, - глазеем, не работаем, а пора бы. Разве нет? - этот вопрос адресовался Кате, что еще не успела отойти от подобия поцелуя, как это практически стало достоянием общественности.
- Еще рано, - пискнула она, еще сильнее прижимаясь к колонне, - еще можно… или уже нет? Который час? - эта растерянность заставляет его рассмеяться, но он старательно обрывает веселье, сжалившись над бедной девушкой.
- Отомрите, Катенька, - подмигивает он ей, - оставлю вас, чтобы рабочий день все-таки начался без опозданий. Дамы, - склонившись в шутливом полупоклоне, он разворачивается на каблуках, бросая через плечо, - заеду за вами в половине седьмого, не задерживайтесь.
За его спиной происходит движение - стук каблучков и кудахтанье товарок над шокированной Катериной. Прежде чем удалиться на расстояние, где он оказывается вне досягаемости слов, он успевает услышать вопрос:
- Катенька, ты в порядке? - в голосе вопрошающей слышится искреннее волнение.
- Сама не понимаю, - отвечает девушка, едва слышно, - сама не понимаю.
Воропаев улыбается, распахивая дверь машины. Шок это хорошо, это просто прекрасно. Шок порождает интерес, а интерес удерживает не хуже самых настоящих цепей, если он хочет, чтобы у него был шанс, он должен заинтересовать Пушкареву, заинтересовать настолько, чтобы ни о чем другом она думать просто не могла.
Он проводит пальцами по губам, сожалея, что на них не осталось привкуса этого поцелуя. Конечно, первым его считать было бы странно, но удовольствия от этого ничуть не меньше. Точно, ничуть не меньше.
Александр снова проводит пальцами по губам, наслаждаясь щекотным удовольствием от воспоминания. Даже вопли Киры не могли испортить ему настроения.
- У меня такое чувство, что ты меня не слушаешь, - снова вскипает она, правда, прекращая попытки соревноваться с пароходной сиреной.
- У тебя очень правильное ощущение, - ухмыляется он, предусмотрительно отодвигая трубку от уха, но нового приступа возмущения не следует. Он слышит, как сестра вздыхает, и понимает, что она устала. Возможно, от споров с ним, возможно от работы, возможно от всего вместе. Когда она снова начинает говорить, ему даже становится немного неловко, словно он довел ее до такого состояния.