Нашел себя - береги, а сберег - отдайся (2/2)

- Его работа просто возить, - из вредности отвечает ей Воропаев и закрывает пассажирскую дверь, направляясь на свое место. Уже разместившись за рулем, он добавляет, - какая разница, кого он возит?

- Но, я ведь к вашей работе никакого отношения не имею, - девушка неловко принимается корябать ноготками свою видавшую виды сумку. Александр скашивает глаза на ее руки - поджившие, практически целые, без следов свежих царапин. Прекрасно. - Вас за такое пользование рабочим транспортом не заругают? - он так сильно старается не расхохотаться, что практически до крови прикусывает щеку.

- Кто должен заругать меня, по-вашему? - невинно интересуется Воропаев, и Катерина продолжает, уже гораздо увереннее.

- Ваше непосредственное начальство, это ведь нецелесообразно использование ресурсов и средств, ведь так? - ого, какие слова знает эта девчушка. Не то чтобы у него была даже тень сомнения в ее интеллекте, но все равно поразительно.

- Ах, эти, - кивает головой Александр, стараясь звучать на полном серьезе, - эти могут, да. - Он старательно сдерживает улыбку, ожидая ее реакцию. Ответом ему служит вздох, да распахнутые ореховые глазища в испуге. Боже, какая прелесть!

- Тогда, я больше не буду ездить с Владиславом Марковичем, - решительно заявляет она, - я не хочу, чтобы у вас были проблемы.

Воропаев даже прокашливается от странного, буквально щекочущего ощущения в горле. Не смотря на весь идиотизм ситуации, ему становится приятна эта забота. Приятна настолько, что он торопится прижать в себе ростки желания ощутить ее еще немного. Проявлять такого рода слабость стыдно, в его возрасте и подавно.

- Не говорите ерунду, - он хмурится и фыркает, старательно пряча внутренне состояние от внимательных девичьих глаз, - я просто шучу. Никто и ничего мне не сделает, всем плевать, кого и куда возит мой водитель. Да и ему самому доставляет удовольствие катать вас, а не меня. Все в выигрыше.

- И в чем же ваш выигрыш? - уточняет Катя, - со мной и Владиславом Марковичем все ясно, а где же ваше зерно? - она чуть склоняет голову к плечу, становясь похожей на любопытную птичку. Даже чирикает так же.

- Моя совесть молчит, успокоенная тем, что вы не добираетесь с больной ногой на автобусе, - спокойно отвечает Александр, старательно глядя на дорогу впереди себя. Господи, что ты несешь! Хочется постучать лбом об руль, но, во-первых, еще слишком больно, во-вторых, при девчонке делать это как минимум странно. Ему кажется, что за время пары их разговоров он уже и так прослыл достаточно неадекватным.

- Вы не должны больше обо мне беспокоиться, - произносит Пушкарева как-то неуверенно, сильнее кутаясь в пальто. - Вы мне отдали долг приличия с лихвой, теперь уже я оказываюсь у вас в долгу, это…

- Боитесь, что я могу что-то попросить за свою… щедрость? - слово подобрано надменно, но верно. Катя вздыхает и подтверждает свой вздох словами.

- Андрей Палыч думает, что вы это делаете с умыслом, - она замолкает, а Александр понимает, что он не хочет слышать то, что думает сама Катерина, в особенности, если ее мысли лежат в той же плоскости, что и мысли Жданова. В таком случае он выбросит ее из машины прямо на ходу. Точно. Практически наверняка. Возможно. Черт. Руки на руле превращаются в стальные тиски.

- Оказывается, Андрюша умеет думать, - тянет он с максимальным скепсисом, - занятно, - он делает небольшую паузу, прежде чем продолжить. - То, что я делаю, я делаю просто так и мне искренне плевать, кто в это верит, а кто нет. Хотя, признаться, я считал вас дальновиднее и глубже, - не удерживается Воропаев, все-таки выпячивая задетое самолюбие. Надо же, не поверила в его бескорыстность. Оглянись, идиот, в нее не поверит никто, кто знает тебя хоть на полшага. Ее-то за что винить?

- А я и не думаю ничего такого, - становится в оборонительную позицию Пушкарева, - я просто пытаюсь понять, зачем вы… зачем вам… просто, зачем? У меня уже голова болит от этого вопроса. Я думаю о нем без остановки, а вы мне на него не отвечаете, а слушая других я… пазл все равно не складывается. И...

- Вы мне нравитесь, - он произносит это спокойно и буднично, заставляя девушку рядом буквально подавиться следующей фразой, откашливаясь.

- Как кто? - хрипит она, затем все-таки прочищает горло, - как кто я вам нравлюсь? - переспрашивает она обычным, правда, немного задушенным голосом.

- Как столб телеграфный, - не выдерживает Воропаев, - Господи, вам сколько лет-то хоть? Вы легальная вообще? - он качает головой, нет, ну как можно быть такой невероятно умной и глупой одновременно. Видел он видел на своем веку барышень, но такой кадр попадается ему в первый раз. И смех, и грех, честное слово.

- Что? - Катя вгоняется в еще более сильный ступор, окончательно теряясь в его выражениях. Александр удрученно вздыхает. Ей нужно попроще? Или просто стараться не сваливать в кучу всю информацию подряд?

- Я не хочу рассказывать вам про пестики и тычинки, увольте, - смеется он, - просто расслабьтесь, я ни на что не претендую. Пока меня устраивает просто поговорить. А там, кто знает, - он бросает на нее смеющийся взгляд, чтобы удостовериться, что Пушкарева не находится в предынсультном состоянии. Она сидит к нему вполоборота, обнимая обеими руками несчастный, замученный портфель. Глаза как плошки - огромные, испуганные, ищущие, от этого взгляда ему становится жарко. Приплыли, Воропаев, успокаивайся. Не про твою честь.

- Вы хотите со мной о чем разговаривать? - Катя спрашивает об этом осторожно, так, словно ожидает чего-то и это самое что-то ей не нравится совершенно. Ну, тут все ясно, даже не нужно долго копаться в ее возможных страхах.

- Не о работе, - сразу отрезает он, и девчушка выдыхает, да так, словно ей только что сообщили, что назначенная на сегодня казнь откладывается. Правда, на неопределенный срок. - В мире и без ЗимаЛетто интересных тем предостаточно, поверьте. А я личность разносторонняя, со мной может быть познавательно и даже интересно, если вы рискнете попробовать, - он подмигивает ей, останавливаясь на светофоре. Катя прикусывает нижнюю губу, задумчиво прищуривая глаза.

- А что попробовать? - его веселит ее осторожность, а вопрос буквально заставляет просто расхохотаться, он и так долго терпел, всему есть предел.

- Катя, вы, конечно, можете пробовать со мной все, что хотите, но я пока предлагаю просто общение, - Александр искренне наслаждается тем, как она заливается краской стыда. Такие светлокожие девушки вообще краснеют с легкостью, он смотрит на ее румянец смущения со странной смесью удовольствия и досады. Интересно, а если коснуться, кожа ее стала горячей? Он отворачивается от нее резко, словно боясь, что в следующий миг протянет к ней руку. Светофор мигает зеленым и движение продолжается. Катерина возится на своем месте, и ее привычное сопение наполняет салон. Он уже знает, что означает этот самый звук - Пушкарева оформляет мысли в словесную форму. Вот уж кто точно взвешивает каждое слово. Ну, практически всегда.

- Я согласна, - это звучит так решительно, словно он ей не общение предлагает, а как минимум продать половину ЗимаЛетто по сходной цене. - А как мы будем это делать? - занавес. Воропаев даже теряется от этого вопроса, она что, никогда ни с кем просто не общалась? Или она не понимает, как этот процесс можно наладить с ним? В голову почему-то приходят мысли о совершенно другом, что тоже можно было бы наладить с этой девчушкой. Воистину, в некоторые головы мысли приходят умирать. Твоя, Воропаев, как раз из таких! Он старательно подавляет желание подшутить над ней.

- Если вы домой не очень торопитесь, то я могу показать вам это даже сегодня, - он улыбается ей вполне мирно. Отпускать ее ему очень не хочется, с ней уютно, спокойно, можно выдохнуть, не ожидая выпада в свою сторону или чашкой в лоб. Можно немного посмеяться и даже расстегнуть лишнюю пуговицу на рубашке. И, возможно, снова ощутить ни к чему не обязывающую заботу. Дожил, да? Дожил.

- Могу, правда, не очень долго, - Катя настолько охотно откликается на его предложение, что он становится ей за это практически благодарен. - Я же родителей не предупреждала, что могу задержаться, а волновать их не очень хочется.

- Волновать родителей вообще последнее дело, - соглашается Александр, выуживая из внутреннего кармана пальто мобильный телефон, - позвоните им. Надолго я вас не задержу, у нас сегодня тест-драйв так сказать, но вы все равно их предупредите. Самой же будет спокойнее, - она принимает из его руки телефон, едва касаясь ее пальцами. Они у нее жутко холодные, буквально настолько, что согретое в салоне автомобиля тело тут же покрывается мурашками. Он добавляет температуру - лягушка, Господи. И почему раньше не сказала, что замерзла?

- Спасибо, - тем временем благодарит его Катя, принимаясь звонить родителям. Пока она проводит переговоры с Пентагоном не иначе, Воропаев прокладывает их путь в знакомое крохотное, практически спрятанное от людей заведение. Там подают горячий шоколад. Нет, не так. ГОРЯЧИЙ ШОКОЛАД - вот как нужно произносить это! Не жидкое какао притворяющееся горячим шоколадом, а именно этот густой, ароматный, немного вязкий, чуть горьковатый напиток. Счастье в кружке! Рот наполняется слюной. Такие радости Александр позволял себе крайне редко, в исключительных случаях, когда был доволен собой в совершенстве. А это случалось ой как нечасто. Сейчас он собой доволен не был, но посещение “Мадам Жужу” было оправдано его компанией. Катя должна была по достоинству оценить подаваемые там сладости - такие же особенные и редкие как она сама. Он настолько погружается в собственные мысли, что только с третьего раза слышит:

- Александр Юрьевич, - Пушкарева касается его локтя, старательно привлекая внимание мужчины, - спасибо вам за телефон, - она немного улыбается, замечая, что, наконец, он отреагировал на нее поворотом головы, - мне так и правда спокойнее.

- Без проблем, - он прячет аппарат в карман, удовлетворенно замечая, что руки ее отогрелись - хорошо. Они едут какое-то время молча. Катя внимательно следит за проезжающими мимо машинами, губы ее чуть подрагивают, словно она разговаривает сама с собой. Воропаеву становится жутко интересно, что творится в голове у этого чуда. Он немного прокашливается, привлекая внимание:

- Вы что, пересчитываете смету на последнюю коллекцию Милко, - поддевает он ее, и Катерина довольно улыбается.

- Нет, - она качает головой, еще сильнее разматывая шарф с шеи, - я просто считаю, сколько мимо нас проехало белых автомобилей, с детства так делала, когда куда-то с родителями ездили. Чтобы не скучно было.

- Занятно, - улыбается он уголками губ, припоминая их детские игры. Как, в сути, все дети похожи. - Вы даже не спросите, куда мы едем?

- Не в лес и ладно, - отвечает она, посмеиваясь, - я уверена, что плохое место вы не выберете уж точно. Я ведь могу вам доверять?

Воропаев понимает, что этот вопрос двуручный, как меч, и такой же острый, и важный, не менее важный, чем в свое время был Экскалибур для Артура. Она ведь говорит сейчас не о выборе места, точнее не только о нем, вернее, не столько…

- На самом деле, мне доверять особо не стоит, - отвечает он достаточно честно, - но вам даровано право такой привилегии. Вас обманывать я не собираюсь.

- Это потому, что я вам нравлюсь? - спрашивает Катя хитро и довольно, скалясь в такой сытой улыбке, что Александр еще раз ставит себе заметку, что она далеко не такая простая, как может показаться на первый взгляд. А еще храбрая, гораздо храбрее, чем готова продемонстрировать окружающим.

- Поэтому, - кивает он, тоже позволяя улыбке скользнуть по губам.

- Тогда, я хочу, чтобы это так и оставалось, - уверяет она его, - мне очень нравится нравиться вам.

Вечер обещает быть веселым.