Глава 2 (1/2)
– Документы для практики нужно принести на подписание до конца ноября, – голос завкафедры гулко разносился по старой аудитории с большими окнами в деревянных рамах. Сквозь стекла струились лучи уже не гревшего осеннего солнца.
Вера, сонно подперев подбородок ладонью, сидела на заднем ряду. Поёрзала на неудобной скамейке из дерева, глядя на седую женщину за лекторской трибуной.
После года по обмену в американском университете ей оставалось отучиться ещё год здесь, в России, на факультете журналистики главного московского университета.
Через десять месяцев, когда ей в торжественной обстановке вручат диплом, Вера станет считаться журналистом. Она поморщилась: только вот толку? Заниматься журналистикой по-настоящему, как ей самой того хотелось, не получится: отец пристроит на тёплое местечко в модный журнальчик или уважаемую газету, где ей в лучшем случае доверят описывать какую-нибудь светскую хронику. Или – строчить абзацы об атрибутах роскошной жизни типа люксовых часов, шикарных драгоценностей, предметов искусства и всего, на что новые русские могут потратить шальные деньги в безумных количествах.
Вера оторвалась от собственных мыслей, когда Зинаиду Васильевну, заведующую кафедрой, за трибуной сменил грузный мужчина с седой бородой.
– Мы, в нашем издании, будем очень рады видеть молодую поросль, – оглядывая сидящих за партами студентов, объявил он. – Приносите в редакцию статьи, все изучим и выберем лучших. А теперь с вашего позволения, – он оглянулся на завкафедры, как бы спрашивая разрешения, – позвольте начать лекцию.
Вера вздохнула, открыв свежую тетрадь для конспекта. Почувствовала, как соседка легко толкнула её локтем.
– Ты куда податься хочешь? – спросила та шёпотом. С Лизой, сидевшей рядом, Вера дружила ещё с детства, только подруга была на год младше и поступила в университет годом позже Веры. Но теперь, после года обучения в Америке, они оказались на одном потоке и заканчивать университет им предстояло вместе.
Вера покосилась на Лизу. Солнечные лучи, лившиеся из окна за её спиной, играли в светло-пшеничных волосах, создавая вокруг её головы золотистый ареол. Глаза Лизы, два тёмно-голубых озерца, с интересом уставились на Веру.
Вера пожала плечами, стараясь, тем не менее, за разговором с подругой не упускать из внимания слова лектора.
– К Буратову в «Современную» бы подалась, конечно, – она взглядом указала на мужчину во главе аудитории. – Только кто мне даст…
Лиза скосила глаза на лектора, согласно кивая головой. Рассказывать ей про отца и его желание контролировать каждый Верин шаг не нужно было: и так знала.
Лиза снова ткнула её локтем:
– Ну, попытка же не пытка. Может, тебя и не возьмут даже, – заговорщицки прошептала она.
Вера качнула головой, возвращаясь к лекции, делая записи в тетради.
– Я вот в «Ом» хочу… Может, возьмут по блату, – продолжила Лиза, наклоняясь к Вере, чтобы та лучше слышала её слова.
Родители Лизы, конечно, тоже были не последними людьми в кругах московской элиты. Как и у многих их сокурсников.
– Про моду писать? – хмыкнула Вера.
– А что? Кто-то же должен нести в массы прекрасное, – протянула она, самодовольно заправив за ухо светлую прядку.
Вера усмехнулась.
– Ну да, без тебя-то народ так и останется одичалым, – поддела подругу.
Лиза цокнула языком, закатив глаза. Их ожидания от будущего отличались почти кардинально. Даже диплом, ради которого они корпели над учебниками пять лет, для Лизы был скорее необходимой засечкой, бумажкой, подтверждающей статус золотой девочки из приличной семьи.
Вера заворожено наблюдала за читавшим лекцию Буратовым. Один из известнейших журналистов страны и главред «Современной» – о его личности на журфаке ходили легенды. Вера ещё в школе училась, а он уже стоял у истоков свободной прессы сначала в СССР, а потом и в России.
Подумала, что в словах Лизы и правда был смысл… Она опустила взгляд на свои записи.
Может, дерзнуть – чем чёрт не шутит? Принести свои статьи в редакцию «Современной», никто же не обещает, что её точно возьмут? А не возьмут – отец ни о чём и не узнает. Тогда Вера, как он того наверняка хочет, и пойдёт на практику, куда он укажет.
Она тяжело вздохнула. На руке блеснул, отражая солнечный свет, простой серебристый браслетик. Украшение ей подарила на день рождения Кейт, подруга, с которой они познакомились в Штатах на совместном факультативе. Вера проносила браслет почти весь год, не снимая; а с Кейт они тогда очень сблизились.
Вера коснулась кончиками пальцем холодного металла – не серебро, обычная бижутерия. Вспомнилось, как Кейт лёгким жестом собирала копну тёмно-каштановых волос в высокий хвост, воодушевлённо рассказывая о своих мечтах. Как она хотела работать в «Таймс» или «Вашингтон Пост», писать на самые значимые для общества темы и быть настоящим, честным, принципиальным журналистом. Вера грустно улыбнулась. Перед ней, обычной американской девчонкой, открыты были все дороги, а тот непоколебимый стержень внутри, которым всегда Вера так восхищалась, не оставлял сомнений: она своего добьётся.
Вера снова взглянула на грузного мужчину возле тёмно-зелёной университетской доски и решила для себя, что попытка – и правда не пытка.
Когда в конце пары прозвенел звонок, она споро закинула вещи в сумку и, кинув неторопливо собирающейся Лизе, чтобы та её подождала, спустилась вниз, к трибуне, за которой ещё стоял Буратов.
– Добрый день, Дмитрий Александрович, я хотела уточнить…
Он оторвался от своих записей, подняв на неё взгляд и вопросительно вскинув кустистые брови.
– Меня зовут Вера Черкасова, – она приветливо улыбнулась. Буратов, склонив голову набок, обвёл её заинтересованным взглядом. – Я хотела уточнить, куда можно принести свои материалы, чтобы попасть к вам на практику…
Буратов коротко и понятливо акнул, вырвал из тетради чистый лист и размашисто написал адрес редакции. Вручил Вере бумажку и тепло улыбнулся:
– Будем рады юным дарованиям. – Она взяла из его рук листок, сложила вчетверо и прижала к груди. Убирать в сумку пока не стала.
– Спасибо, – произнесла сдавленно. Буратов не отводил от неё внимательного взгляда, но кивнул коротко и улыбнулся.
Веру взяла под локоть подоспевшая Лиза, а внимание Буратова уже отвлекли другие студенты.
– Всё-таки подашься? – спросила Лиза, многозначительно глядя на зажатую у Веры в пальцах бумажку, когда они выходили из аудитории.
Вера пожала плечами.
– Попробую.
– Ой, Верка… – протянула Лиза, обогнав её и встав на пути. – Дерзкая ты какая стала после своей Америки. А отцу что скажешь?
– Пока ничего… – поморщилась Вера. – Может, не возьмут, тогда зачем что-то вообще рассказывать?
– А если возьмут? – усмехнулась Лиза, тряхнув светлой копной волос.
– А если возьмут, там уже и подумаю, – просто объяснила Вера. Не глядя, сунула бумажку в сумку между листов тетради и вопросительно уставилась на преградившую дорогу Лизу, – пойдём уже.
– Ну, смотри, подруга, – звонко рассмеялась Лиза, следуя за Верой.
Они шли неспешно сквозь заполнившую коридор журфака толпу студентов. Каждый уголок этого здания дышал историей времён – старых, ещё дореволюционных и степенных, и совсем новых, нынешних и беспокойных. Вера здесь чувствовала себя на своём месте: будто прикасалась к прошлому сквозь мутную гладь воды, ощущала себя причастной к чему-то большому и значимому.
– Ох, и не поздоровится тебе, если вскроется, – с важным видом констатировала Лиза, откусывая яблоко. Хрустнула белоснежная мякоть.
– А ты меня раньше времени не хорони, – отбрила Вера. Лиза снова расхохоталась и опустила руку Вере на плечо, прижимая к себе.
– Да прорвёмся, не дрейфь, – пережёвывая яблоко, подбодрила она Веру.
Оставалось только придумать, как незаметно для Макса, который теперь снова был к ней приставлен, смотаться на другой конец Москвы и отвезти свои материалы в редакцию «Современной».
Вера остановилась возле окна, пристроившись к подоконнику, и прищурилась. Глянула на Лизу.
– Завтра у нас что по расписанию?
Лиза нахмурила лоб, впившись зубами в яблоко, склонив голову к плечу. Замерла, не откусывая, вспоминая расписание завтрашних пар.
– Основы подготовки текстов, технологии редакции, история журналистики… – начала перечислять по памяти.
Вера прикинула в уме, сколько ей понадобится времени. Макс, слава богу, возле универа не дежурит, только отвозит и забирает потом, после занятий. Значит, если успеть съездить в середине дня, до конца пар, никто ничего не заподозрит.
– Если с технологии уйду, то должна успеть вернуться к истории. Отмажешь? – спросила, серьёзно глянув на Лизу.
Та прожевала, наконец, кусок своего яблока, и слегка ошарашено кивнула.
– С Зиновьевой вообще не вопрос, она и слова не скажет. – Она оценивающе взглянула на Веру, как будто видела её в первый раз. – Вот это ты, конечно, повзрослела за бугром.
Вера усмехнулась и закусила губу. Отвернулась к окну. Там, за стеклом, раскинулась осенняя Москва.
Столько лет Вера смотрела в это окно... Но сейчас пейзаж залитого сентябрьским солнцем города видела будто впервые. Листья на деревьях ещё зелёные, летние, только кое-где предательски проглядывает желтизна. А дневной свет уже изменился, как это всегда бывает к осени, стал каким-то холодным, совсем не грел.
Где-то под рёбрами встрепенулось чувство приятной тревоги. Предвкушение… или, может быть, надежда, которую Вера, тем не менее, от себя постаралась отогнать. Ей, выходит, надеяться на успех в этих обстоятельствах нельзя; зато можно хотя бы разок, просто для себя, пойти на тихий саботаж установленных отцом порядков.
– Ну не сидеть же всю жизнь у папочки за пазухой, – бросила она Лизе. – Надоело.
Лиза в окно не смотрела, уселась спиной к стеклу на подоконник и от Вериного лица оценивающего взгляда не отводила, зажав в ладони огрызок.
– Ну да, ну да… в неприятности только не впутайся.
Вера весело сморщилась.
– Тебе ли говорить, – пожурила подругу.
– Я-то боец бывалый, Верка. Профи. А ты у нас пай-девочка…
Вера только закатила глаза. Глянула на циферблат часов на запястье.
– Пошли, пора снова грызть гранит… хотя ты уже, вон, наелась, смотрю, – она кивнула на огрызок.
Лиза хмыкнула.
***</p>
На следующий день, попрощавшись с Лизой в холле главного входа, Вера выскользнула на прохладный уличный воздух, оставляя позади крыльцо факультета.
Остановилась возле памятника Ломоносову во дворе и ещё раз проверила сумку: вчера долго отбирала лучшие свои статьи, аккуратно сложенные теперь в папку и покоящиеся среди учебников. На месте. Зашагала к метро, полной грудью вдыхая запах чуть сопрелой листвы и стволов раскинувшихся над ней ясеней.
Только оглянулась пару раз по пути: вдруг Макс всё-таки трётся где-то возле университета?
Макса, конечно, не было. Хорошо хоть отец не догадался приставить его ходить с ней и на лекции, а то за ним-то уж станется. Но тем легче было Вере воспользоваться лазейкой в железном заборе контроля, который выстроил вокруг неё отец.
Идти по прямой до «Охотного ряда» нужно было всего минут пять, неспешным шагом – десять. Спешить ей было некуда, в запасе как минимум полтора часа. Вера в накинутом на плечи пальто остановилась и подставила лицо солнечным лучам. По правую сторону улицы высились башни Кремля, скрытые пышными кронами деревьев.
Дышалось легко. Она стояла совершенно одна посреди Маховой, и идти ей можно было куда угодно: никто не остановит и не скажет садиться в машину, потому что нужно ехать куда-нибудь, куда велел отец – домой, в университет, в ресторан…
Дойти можно было и пешком, но Вера решила спуститься в метро – в последний раз была там ещё с мамой, давным-давно, а после её смерти передвигалась только на машине.
Возле кассы порылась в сумке в поисках двух тысячных купюр, которые протянула кассиру. Вместо жетона, который Вера ожидала получить, усталая женщина сунула ей белую бумажную карточку. Вера покрутила её перед глазами.
– В турникете отверстие, туда суньте, – считав замешательство Веры, пояснила кассирша.
– Спасибо, – бормотнула Вера и зашагала по гранитной плитке к турникетам.
Вестибюль станции пропитался ароматом пыли, железа и креозота – запах Вере нравился, он отдавал уютными детскими воспоминаниями. В освещённом тусклым жёлтым светом вагоне ей казалось, будто она погрузилась в какой-то другой мир, малознакомый, но живой и настоящий. Люди в нём обитали совсем для Веры чужие, но разные, и ей разношёрстность этой толпы нравилась. Погружённые в свои повседневные заботы – тоже абсолютно разные – они сошлись в одной точке времени и пространства по каким-то непостижимым законам вселенной.
В эту хаотичную мозаику вклинилась и сама Вера. И если она чувствовала себя сторонним наблюдателем, извне принесённой частицей, то для пассажиров на мягких коричневых диванчиках вагона она была одной из привычных деталей повседневного фона.
Путь от метро до редакции преодолела быстро. На пятиэтажном здании розового цвета висела серебристая табличка, на которой Вера с трепетом прочла надпись «Современная». Тяжёлая дверь подалась вперёд, когда Вера, волнуясь, потянула её на себя.
На входе никого не было. Она замялась: куда идти дальше?
Двинулась вперёд по узкому коридору с зелёными стенами, когда одна из дверей распахнулась и навстречу ей стремительно вышел мужчина лет двадцати с небольшим.
– Кого ищете? – заметив Веру, он остановился перед ней.
Вера скользнула по нему взглядом: тёмно-русые волосы застыли в художественном беспорядке, а под широким разлётом бровей вопросительно замер взгляд серых глаз.
– Я по поводу практики… – начала она, доставая из сумки красную папку со статьями.
Он широко улыбнулся.
– А, ну тогда вам ко мне, – он протянул руку к папке. – Евгений, – представился. – Пойдёмте.