Часть 1. Пролог (1/1)
Мягкий, ненавязчивый свет от замасленной лампады разливался по тёмной комнатушке. Огонёк мерцал в склянках, банках с засушенными бабочками и жуками, отражался в кукольных глазках маленького чучела обезьяны, застывшей как бы в прыжке, нацеленном на верх полки. Та же самая полка была заставлена учебными книгами, но на ней встречались книжки в блестящих обложках – сказки дядюшки Римуса. Но больше всего здесь было книг бездельных, совершенно ненужных, которые были нужны лишь для хранения многочисленных фотографий молодой и прекрасной докторской жены Марины, которая везде получалось с её врождённой мертвецкой бледностью и чернотой локонов и умных глаз, что когда-то пленили горячее сердце. Оно и сейчас было подвластно её красоте. И всё маски, маски, которыми были увешаны стены – гипсовые, глиняные, фарфоровые с самыми разными выражениями и лицами, либо изготовленные на заказ либо сделанные хозяином.
Молодой доктор кончиком пальца расправил усы и с лёгкой улыбкой на лице внимал строчкам из латинской химии, что приводила его в восторг дни и ночи напролёт, его струящемуся потоку мыслей благоволила приглушённая и поэтому ненавязчивая музыка на немецком языке про песок, Гавайи, что были так ненавистны исполнителем, там не было пива. Покачивая длинными пальцами, эмигрант из далёкого Берлина внимал мягкому голосу певца и временами приоткрывал смачные вишнёвые губы, словно бы он сам напевал слова, а тем временем сам не заметил, как отвлёкся от чтения. Музыка увлекает - думал он, - в мир иной - думал он.
Стол позади него затрясся, как от землетрясения, и снова замер. Дядюшка Римус, молодой немецкий доктор не обратил внимание на мелочи, но толчки повторились, и ему пришлось повернуться. Тогда существо, привязанное намертво, со стиснутыми и почти лопнувшими сухожилиями на руках и ногах, завыло и тут же замолчало, когда над ним возвысилась тень. Доктор со встревоженным лицом оглядел существо, оно периодически пыталось выбраться и выгибалось, как питон, но в целом было в порядке и имело достаточно сил, чтобы дотянуться до скальпеля, срезать путы и накинуться на своего создателя.
Тогда мужчина поспешил первым взять скальпель и сделать первый надрез. Существо высунуло язык, залакало им воздух, но не произнесло ни звука – это доктору понравилось. И он, установив наработанную руку под нужным углом, повёл лезвие ниже по шее, пока оно не упёрлось в ключицу. Конечная станция, - решил он. Доктор взял с блестящего столика на колёсах щипцы, сунул их в открывшуюся глотку, нащупал ими голосовые связки и вдруг замер. В ответ на это действие существо поглядело в его глаза, прямо в самые глаза; оно словно вопрошало, ?что случилось??, ?почему ты остановился??, немец взвыл и пустил слёзы, сам не зная отчего, и не стал обременять несчастное создание. Связки оказались в его руках. Он осторожно промыл их в банке с водой и поместил во вторую, где они застыли в вакууме и лишь сделали воду чуть-чуть желтее. Следующими пошли глаза. Существо внезапно высвободило руку, само схватило учёного за ладонь и направило скальпель прямо на выпячивающееся глазное яблоко, которое так по-уродливому выдавалось из черепа, было слишком большим и небрежным, оно само просилось на уничтожение. Доктор сверкнул зубами и втиснул инструмент до упора, даже указательный палец ушёл в образовавшуюся чёрную дыру.
После этого существо издохнуло. Оно чувствовало приход скорой смерти и лишь слабо протягивало руки навстречу создателю. Он потирал запачкавшиеся руки тряпкой и размазывал кровь с очков по фартуку, чтобы она не мешала обзору и не позволила ему упустить хоть что-то. Прикованный снова выгнулся, а потом засипел и упал обратно на стол, его рот остался открытым.
Молодой деятель в молчании дослушивал последние ноты песни своего земляка на доставшемся от отца граммофоне, а потом откинул потемневшую тряпку и провёл пальцами по телу погибшего эксперимента. Его кости были видны невооружённым глазом и белели сквозь тончайшую как бумага кожу, кровь давно застоялась в сосудах, из-за этого всю кровеносную систему было также видно. Но прекраснее всего в усопшем ему показалось лицо, которое удачно прижилось, однако по остальным признакам не подходило к телу: существо относилось к белокожим, а личико принадлежало широконосой негритянке, уже не столь свежей и сочной. Доктор вновь невольно натолкнулся на этот изъян и тут же рассвирепел от собственной ошибки, он сшиб пустышку со стола, и она осталась висеть в неловком положении, прикованная за ноги и руку к столу.
Доктор вернулся на своё рабочее место, где его с видом покорности и доверчивости ждала латинская книга, а на проигрывателе начиналась следующая песня. Молодой учёный вновь улыбнулся, когда заслышал мелодию, напоминавшую ему о родной родине, о широких садах и скверах и бравых солдатах, которые вышагивали вровень со временем и несли на себе величие мужского начала. Не сыскать на свете красивей и прозорливей женщин, чем в великой стране Германии, кокетливые и смешливые по отношению к видным юношам, но на деле сгорающие от стыда, хоть и умеющие прекрасно скрывать это. Немец стал потихоньку дремать, задумавшись о родном крае, однако был так бесстыдно разбужен глухим стуком. Это неудачный эксперимент оборвал своим телом кожаные ремни и повалился на пол. Доктор стал раздумывать над тем, чтобы в следующий раз подготовиться получше и заказать новые ремни, если он не хочет нарушать правила безопасности. Во всём нужен порядок!