Chapter two. (1/2)
Исходная точка возможного нового бытия. </p>
Громкие крики и ругань неизбежно начинались каждый раз, когда очередной иракец не желал добровольно проходить досмотр. Гордый народ, ничего не скажешь. Солнце жарило сильнее обычного, а прохладный ветерок хоть и был небольшим подспорьем в этом вопросе, но и от него были свои негативные эффекты. Он поднимал в воздух пыль и песок, отчего дышать становилось невероятно тяжело, а стоять с открытыми глазами было практически невозможно. Ривер была на привычном посту рядом с медицинской палаткой, нижнюю часть лица закрывала бандана, кепка с натянутым на глаза козырьком спасала откровенно хреново, но ничего лучше у нее не было. Глядя на мир через узкие щелочки едва-едва приоткрытых глаз, она следила за тем, чтобы никто не доставлял проблем медсестрам. Стоило одной из них только вскрикнуть, как Ривер тут же оказывалась рядом, чтобы разрешить конфликт, силой или уговорами было не важно.
Конечно, когда она была совсем еще девчонкой, она абсолютно не так представляла себе свою жизнь. В детстве она мечтала стать писателем или журналистом, повидать мир. Конечно же о принце на белом коне со всеми вытекающими из этого последствиями. Однако, реальность всегда отличается от того, что может напридумывать себе в голове маленькая девочка. Ее жизнь была отнюдь не сладкая и розовая, а иначе как бы ее занесло к черту на рога, в самое опасное на данный момент место на земле? Однако, жалеть ни о чем ей не приходилось. Делать свою работу у нее получалось хорошо, у нее были замечательные товарищи, которые стали ей ближе, чем родная семья, а еще был он. Конечно, было легко по уши влюбиться в высокого подтянутого шатена, всегда собранного и самоуверенного. Сколько бессонных ночей она проводила разглядывая его, пока он спал. Как же не повезло ей встретить его вот так. Девица корила себя за то, что должна прикидываться мужчиной, и каждый раз печально наблюдала за очередной медсестричкой, крутившей пышными формами перед стойким солдатом. Ах сколько раз она наблюдала за ним в подготовительном лагере, ловя каждое слово, еле сдерживаясь, чтобы не шептать его имя в ночи, когда ей нужно было ходить в караул. Такие ночи были самыми длинными, и они были единственными, когда она могла напрягать свои голосовые связки, чтобы совсем не забыть, как разговаривать.
Иногда она сама не верила своей удаче. Когда она убегала из дома, в кармане было баксов 400 от силы, этого не хватило бы даже на то, чтобы прожить месяц в комнате жалкого университетского кампуса. Да и кто бы позволил ей там жить? Она сбежала, когда ей только-только стукнуло 19, совсем еще зеленая и мало готовая ко взрослой жизни. Единственное, что она уяснила за столь непродолжительный срок, стало для нее простой истиной. Жизнь штука суровая и чтобы выжить крутиться придется самой. Почти год она проторчала на мелких подработках, голодая, перебиваясь то там, то тут, находя зачастую физически изнурительные работы, превращаясь из достаточно красивой девушки в ходячий скелет. Однако, жаловаться ей не приходилось, да и некому было. Из дома она сбежала не без причины, зная, что тиран-отец будет искать ее, старалась с людьми не сближаться, имени своего настоящего никому не называла, а документы прятала в бачке унитаза в маленькой холодной квартирке, которую снимала в самой захолустной части Нью-Йорка, в Бронксе. Квартира была настолько маленькой, что даже в одиночку жить там было непросто, но даже на нее у девчонки, откладывающей все средства, что могла, на то, чтобы уехать из страны, едва-едва хватало денег. Только закончившая школу, не имевшая возможности поступить в институт, она возвращалась с ночной смены в Wallmart, где занималась уборкой, и мысли ее были лишь о том, что у нее есть всего пара часов на сон прежде, чем придется бежать в местную пиццерию, где ей весь день предстояло драить грязные туалеты. От обиды и ненависти хотелось реветь, но испытывать жалость к самой себе она не позволяла. На улице было прохладно, и девчонка куталась в потрепанную толстовку, еле разлепляя глаза и шаркая ногами от усталости.
Она только успела выбежать из дома, после пары часов беспокойного сна, как где-то вдалеке раздался ужасающей силы взрыв. Этот день стал поворотным в жизни многих людей и она исключением не была. Спустя неделю она уже приняла четкое решение, что армия стала бы для нее идеальным местом, где можно спрятаться. Все ее небольшие сбережения ушли на подкуп врачей в медкомиссии, которые принимали любых добровольцев, вне зависимости от их пола и возраста. После того, как ее перебросили в Норфолк, она почувствовала себя в относительной безопасности. Ее отец был ужасным человеком, волевым и властным, жестоким, особенно по отношению к ней. Генерал армии США Ривер был злым и хитрым ублюдком, но даже ему не пришло бы в голову искать собственную дочь у себя же под носом. Солдатская база была для нее полна опасностей, ведь она каждый день рисковала быть раскрытой, а там и до того, что отец поймает ее было недалеко, так что она была максимально осторожна с людьми, старалась не выделяться на фоне окружающих и быть тише воды, ниже травы. Конечно тот факт, что она стала частью самого выдающегося отряда морпехов в Норфолке этому сильно мешал, и каждый раз, когда над базой раздавался звук вертушки, сердце ее пропускало удар. Единственным утешением были ее товарищи, стоявшие друг за друга горой. Рядом с ними ей казалось, что и море может быть по колено, однако животный страх перед отцом никуда пропасть не мог.
Иногда она задумывалась, почему же отец не смог ее отыскать. Возможно, она зря переживала, и этот ублюдок забыл про своего непокорного отпрыска, однако она не давала таким мыслям ослабить бдительность. День, когда она предстала перед Кинг стал для нее самым страшным и самым радостным одновременно. Молодая женщина не могла не слышать про ее отца, и увидев девицу на брифинге, сразу догадалась что к чему. Вызвав ее к себе, она сразу разложила перед девушкой все свои карты: она догадалась о ее маленьком секрете, однако, выдавать ее не собиралась. Ривер была ценной боевой единицей, и отказываться от кадров перед высадкой в Ираке Рэйчел совершенно не хотела. После долгого и тяжелого разговора, полного откровений, девушка поняла, что может заручиться поддержкой агента. Момент отлета из Норфолка она переживала с трепетом в сердце. Уж если тут старый ублюдок ее проглядел, то в Ираке он ее точно искать не станет. А если она умрет на войне? Что ж, как она говорила себе каждый день, жизнь штука суровая.
Убить человека ей пришлось на своей первой же миссии. Пусть становиться убийцей так же не входило в ее планы, выбора у нее не было. На войне либо ты, либо тебя. Однако, по возвращению, она долго ревела в одиночестве, ненавидя себя за то, кем она стала. Лейтенант нашел ее, всю в слезах, девчонка нервно курила, пытаясь унять дрожь и слезы, но получалось из рук вон плохо.
— Чего расклеился, солдат, по мамке скучаешь? , — грубо спросил командир, но быстро осекся, столкнувшись с ней взглядом. Тогда она испугалась, что вот сейчас то он ее раскроет, ее отправят обратно, и все это было зря, все было впустую. Но лейтенант лишь сел рядом и похлопал ее по спине. Он ничего больше не сказал, никакие слова бы и не помогли, но его присутствие и молчаливая поддержка дали девчонке сил свыкнуться с жестокой реальностью. Глядя в его лицо, она поняла, что тяжело не только ей одной, и своими соплями она сделает только хуже. После этого, плакать Ривер себе запретила. Даже если сильно хотелось. Даже если было совсем невмоготу, нужно быть стойкой и поддерживать своих товарищей.
В те первые дни в Ираке, шуток про мамаш было мало, все ее друзья были на удивление тихими, однако, душу грел факт того, что они были друг у друга. Конечно, она не знала, чувствуют ли они то же самое, что и она, но девчонка давно поняла: это настоящие мужчины. А настоящий мужчина своими чувствами вот так просто не делится. Только не на войне. Время шло, на их руках было все больше и больше чужой крови, но самым главным оставалось одно: они все живы. Из каждой передряги выходили без особых потерь. Альфа-сука, как и обещала, тайну ее хранила исправно, выделив девчонке отдельного врача, которому под страхом кастрации, трибунала и смерти было запрещено трепаться о маленьком недоразумении в документах. Страх за свою жизнь и за жизни боевых товарищей вытеснил из беспокойной головы мысли об отце, и девушка чувствовала, будто несмотря ни на что, она впервые за свою жизнь может дышать полной грудью.
В переносном смысле этого слова, естественно. Песок, больно бьющий по коже особо дышать не позволял, но это было и не важно. Крылья орла будто дали ей свои собственные, покрывая ее своей тенью и позволяя идти вперед к своей цели. В какой-то момент, глядя на напряженных ребят, готовых к переброске в очередное пекло, она задумалась: а не послать бы к морскому дьяволу свою мечту о побеге? Не остаться бы с ними навсегда, на всю свою жизнь, пусть и будет она короткой, а смерть мучительной, она думала, что каждый из них по отдельности и все они вместе этого стоят. Каждой болезненной раны, каждой тяжелой тренировки, каждой капли пролитой вражеской крови. Все они стоили того, чтобы отдать за них жизнь. «Всегда верен». Таков был их девиз, таково же и было теперь ее жизненное кредо. Это стало еще одной целью. Всегда быть верной. Не родным, ведь кроме отца их у нее не было, а его она ненавидела всеми фибрами души. Не родине, к дьяволу родину! Всегда верной себе и им. И пусть представления о верности у нее были довольно специфичными, в глубине души она знала, что лучше людей в ее жизни уже не будет.
Сквозь завывания ветра она услышала привычный голос, Джоуи Гомес похлопал ее по плечу, привычный жест для их отряда, и прокричал рядом с ее ухом, стараясь перебить голосом стихию, — Лейтенант велел тебя заменить! Доктор говорит, пора повязки снимать! Беги, пока не заняли!
Девушка активно закивала головой, так же хлопнула паренька, тут же занявшего ее место, по костлявому плечу и бодро зашагала в сторону лазарета для военных. Там она и была, когда произошло ЧП на контрольном пункте. О том, что произошло, узнала она только после, от Джоуи и Мёрвина.
— А где сержант и лейтенант? , — говорить с ними она позволяла себе только в их бараке, и то шепотом. Не получив определенного ответа, она самостоятельно отправилась на поиски.
Сержанта Кея она нашла первым. Он курил уже одному Богу известно какую сигарету, выглядел бледнее некуда, да и в целом было видно, что ему крайне хреново. Видимо, за произошедшее его уже успели отчитать, а потому он спокойно ошивался на отшибе подконтрольной им зоны. Вздрогнул, когда она легонько положила руку ему на плечо.
Ты как?, — жестами показала девчонка зная, что он прекрасно ее поймет и без слов. Мужчина покачал головой, отворачиваясь от нее и устремляясь взглядом в бесконечное песчаное море. Протянул ей сигарету, и она с благодарностью ее приняла. Долго сидели молча, она просто ждала, когда ему понадобится ее плечо, готовая в тот же момент его подставить, а он все молчал и молчал, полностью погруженный в собственные мысли. Уже начинало темнеть, когда Кей наконец повернулся к ней и кивнул.
— Спасибо.