1.1 принц (1/2)
Быть принцем хотят все. В детских сказках они описываются, как прекрасные молодые люди, отважные и безупречные, готовые спасти свою возлюбленную из плена ужасного монстра. Они готовы бороться за любовь и справедливость, о них слагают легенды, злодеи и чудовища их боятся, а поданные восхищаются ими. Их лицо идеально, манеры безупречны, а улыбка никогда не пропадает. Принцы умны и всегда полны неуёмной энергии, которую они направляют лишь на добрые дела. И, конечно же, они близки с народом. Их лучшим другом всегда является простой конюх или же оружейник, с которым они знакомы с самого детства.
Принцы в сказках не имеют имён. Зато имеют образ, прекрасно закрепившийся в головах маленьких девочек, готовых на всё, только бы стать женой будущего государя.
Кто бы сказал этим малолетним дурёхам, что сказки от реальности далеки так же, как и звёзды от Земли. Кто бы им сказал, что даже сами принцы не хотят быть принцами, потому что всё, что написано в сказках и легендах, — полнейшая чепуха, за которой скрывается сломанное детство и бесконечная каторга, от которой не сбежать. Кто бы рассказал, что принцев не любят: ни поданные, ни родители, ни дворцовая прислуга. Они никому не нужны, если не претендуют на трон. И тут уже два пути: либо таких принцев уважают и помогают им подготовиться к будущему правлению, либо их пытаются убить, спрятать, обмануть, отравить. Только бы они не стали королями.
Сонхва был самым младшим сыном. Три принца и две принцессы жили во дворце. Самый старший был наследником престола. Ему даже дали иностранное имя, чтобы государи других стран не утруждали себя, пытаясь произнести сложное для них азиатское имя. Сонхва считал это унизительным. Пока весь двор называл наследника Кристофером, Сонхва настойчиво отказывался и под злые взгляды звал брата Чаном. Отец говорил, что он невоспитанный наглец, а учителя качали головами, сожалея о том, что вырастили такого «непослушного мальчика». Придворные шептались за спиной, смеялись и дерзили, обсуждали то, какого принца вырастили глупые няньки и учителя и какого сына получил «бедный король». Сонхва слышал всё это, пропитывался насмешками до самых костей, но лицом оставался спокоен. Он родился в своей стране, он любил её, даже если она его не любила. И он не собирался называть брата каким-то чужеземным именем только из-за моды и прихоти иностранных государей, которые, на самом-то деле, и не принимали азиатов как равных. И видеть такое уподобление и отхождение от традиций им было очень лестно. Хотя иногда это вызывало смешки. Кристофер лучезарно улыбался и смеялся в их компании, а Сонхва думал, как же незаметно плюнуть им в стаканы и тарелки.
Второй брат был… Можно сказать, что он просто был. Королём он становиться не хотел. Да и не нужно это было, Кристофер прекрасно подходил на эту роль. Военное дело второму принцу тоже было не по душе. Вонючие солдаты, вечный гомон, походы, палатки, кони, громкие орудия, лязг мечей, кровь и смерть. Да, у него уже с рождения было воинское звание, как и у всех принцев, но это определённо не стало его страстью. Ёнджун просто хотел жить без забот, ездить в загородные резиденции, проводить встречи с друзьями, обсуждать книги. Ходить на балы, которые так любили устраивать матушки незамужних девушек. Ёнджун даже был готов найти себе жену и зажить спокойно в их дворце, заиметь ребёнка и не вмешиваться в государственные дела ни под каким предлогом. Он не был похож на семейного человека, как казалось Сонхва. Скорее, на молодого весельчака, готового проводить каждый вечер с бокалом, наполненным алкоголем до самых краёв.
Сонхва же стал для своего отца удобной пешкой, которую тот любил использовать в абсолютно любой подходящей для этого ситуации. «Сынок, отправляйся на переговоры с нашими союзниками. Кристофер сейчас очень занят, он объезжает наши земли. Ёнджун снова уехал загород, а отправляться нужно уже сейчас. Я знаю, что ты у меня смышлёный. С тобой поедет Министр иностранных дел, так что ты не переживай». Умненьким Сонхва был только в этих ситуациях. Его наряжали так, будто это он был подарком, а не жемчужные украшения, лежавшие в бархатной шкатулке. Сонхва даже говорить не мог, хотя предполагалось, что именно он являлся послом, назначенным их страной. На самом деле, он просто был красивой куклой, которую можно было показать чужому двору, да ещё и похвастаться «прекрасным принцем из азиатской страны». Конечно, красивый и высокий азиат, одетый в иноземные одежды, сразу же привлекал взгляд и завораживал. Короли и королевы, принимавшие послов, теряли дар речи и, восхищенные красотой, охотнее соглашались и подписывали договоры.
Сонхва считал их глупцами, не более. Он для них был обезьянкой, а они для него — червями, которые только и могли что ползать вправо-влево и жить по чётко установленным, до безумия нудным правилам.
Сонхва не хотел быть таким, он хотел быть обычным. Свободным. Свободным от вечных приказов отца и учителей, свободным от своих обязанностей принца, свободным от вечных правил и нравоучений. Свободным, как чайки, которых он видел высоко в небе, когда плыл по морю. Свободным, как это бескрайнее море, сердитое и никому непокорное, но ласковое и доброе с теми, кто смог принять его и полюбить. Сонхва тоже хотел, чтобы его приняли таким, каким он был. Иногда он даже думал, что если бы зажил, как Ёнджун, то это сошло бы за замену свободе. Но после недолгих разговоров с братом, Сонхва понял, что от свободы у Ёнджуна не осталось ничего. Даже единой буквы. Хоть он и пытался жить отдельно от двора и подыскивать себе жену, отец и придворные всё равно каким-то образом узнавали о каждом его намерении и путали планы, если это не сходилось с их желаниями.
Несколько месяцев назад Ёнджун нашёл себе жену. Милую девушку из приличной семьи. Принцессой она не была, да и семья её была не очень известна. Но разве любовь обращает внимание на такое? Семья девушки была рада принять Ёнджуна, и даже королева с королём были не против будущей невестки. Только вот, когда она неожиданно заболела и умерла в короткий срок, Сонхва задумался о выборе, который давали Ёнджуну. А был ли он вообще? Был ли это выбор или очень успешная игра в шахматы, где каждый шаг был просчитан очень и очень давно?
Иногда Сонхва искал свободу у своих сестёр. Рюджин и Суджин не могли наследовать престол, их не отправляли с послами в другие страны, они не должны были учить сложные науки. Их жизнь, на первый взгляд, была очень лёгкой. Они гуляли с няньками в садах, читали книжки, болтали с фрейлинами и иногда выезжали на балы, чтобы узнать какие-то сплетни и подыскать приятного молодого человека, с которым можно было бы провести вечер за интересной беседой.
Только вот и у них не было свободы.
Рюджин выходила замуж. Не за какого-то милого молодого человека, с которым познакомилась на балу и танцевала весь вечер, а за чопорного и такого чужого принца из страны, с которой отец заключил договор. Она не знала будущего мужа, она не была знакома с культурой той страны. Даже язык был для Рюджин тёмным лесом, в который она зашла, выполнив волю отца. Сонхва слышал, как она плакала в плечо Суджин. Рюджин не хотела оставлять сестру одну, а Суджин не хотела оставаться одна. Но такова была их роль. Выйти замуж, обеспечив крепкие отношения между странами и их государями. Они были так же свободны, как и птички, которых во дворце держали в красивых золотых клетках.
— Сонхва. — тихо позвала Рюджин и поманила его пальцем, зовя за собой. — Сонхва, ты должен мне кое-что пообещать.
— Пообещать? Перед тем, как ты уедешь?
— Да. Мне нужно это обещание. — сказала она слегка ломаным голосом и прикрыла рот рукой. — Я знаю, что мы с тобой не так близки, как бы нам хотелось. Но ты всё ещё мой брат и должен понимать, что я чувствую. У Суджин нет подруг. Она принцесса, и все её фрейлины — фальшивка, которая всегда угодит, но также и соврёт, и обманет, если это понадобится королеве.
— К чему ты ведёшь?
— Она ещё такая маленькая. Ей всего пятнадцать лет. Я не хочу, чтобы она натворила глупостей. Знаю, что ты можешь мне отказать. Ты не обязан этого делать, но я хочу, чтобы ты присматривал за ней. Сделай так, чтобы Суджин не натворила без меня глупостей.
Сонхва понимающе кивнул и впервые за несколько лет прижал к себе сестру, чтобы скрыть её рыдания. Даже в их общении друг с другом не было свободы. Её не было ни в одном их действии.
Вероятно, единственным по-настоящему свободным был старший брат Кристофер, который, хоть и являлся наследником, воспитанным в строгости, выглядел самым счастливым из них. Он был единственным, кому отец искренне и радостно улыбался, только он был волен выбирать: неважно, что именно. Начиная от самых малых и незначительных вещей, по типу завтрака, и заканчивая грандиозными балами и государственными решениями. Кристофер не был ограничен в действиях и перемещениях, отец почти не следил за его поездками или прогулками. О Ёнджуне и Сонхва он узнавал каждую деталь, даже то, сколько времени они провели в том или ином месте.
А ещё Ёнджуну запрещалось выходить в море. Вероятно, именно это послужило причиной тому, что чаще именно Сонхва отправляли в дальние страны на переговоры, до них ведь нужно было плыть на корабле. Никто не знал, почему отец ввёл такое правило, но также никто и не спешил спрашивать: отец бы всё равно не сказал, а тратить время на разговор с ним и дальнейшие споры было бессмысленно и глупо.
Поездки на озёра и встречи близ рек также были запрещены. Что для Сонхва, что для Ёнджуна. А также для сестёр. Бан Чана же отпускали всегда. На самом деле, его не «отпускали», он сам уезжал, а на следующий день рассказывал отцу, как сильно ему понравилась встреча с одним интересным молодым человеком, работающим в главной городской типографии, или с дамой, продающей платья, сшитые на заказ иноземными мастерскими.
Принцы и принцессы из сказок — банальная глупость. Все мечты разбиваются, когда сталкиваешься с реальностью. Ни одна из девочек, читающих сказки, никогда не захочет стать принцессой, если узнает, что это такое на самом деле.
***</p>
Сонхва открыл глаза и посмотрел на высокий потолок, украшенный лепниной и золотыми узорами. Одно и то же каждый день: один и тот же полоток, та же мягкая кровать, тот же запах лаванды, мешочки с которой горничные клали на подушку перед сном. Как же Сонхва устал от всего этого, ему просто хотелось открыть глаза и оказаться в месте, хотя бы немного отличающемся от его комнаты. Дверь бесшумно открылась — петли смазывались каждый месяц — и в комнату вошла прислуга, уже знавшая, что принц проснулся и готов к утренним процедурам. Каждый день в одно и то же время Сонхва открывал глаза, дожидался, пока придут горничные и прислуга, вставал, принимал горячую ванну, одевался, а после шёл на назначенные отцом встречи или же оставался во дворце, бездельно слоняясь туда-сюда или проводя время с Суджин, которая после отъезда сестры стала более тихой и замкнутой.
— Ваша Светлость, доброе утро. Ваш отец велел Вам подойти к нему в кабинет после того, как Вы позавтракаете. У него для Вас срочное дело.
— Хорошо, Джихён. — Сонхва встал с постели, поправляя ночную рубаху, которая слегка задралась во время сна. — Сегодня каша на завтрак?
— Да, Ваша Светлость. Хотите чего-то другого? Я прикажу, чтобы Вам приготовили это блюдо.
— Нет, не надо.
Глупо было задавать этот вопрос, как будто Сонхва не знал ответ. Всё равно он будет есть то, что ему дадут. Отец чётко установил правила в дворце. Еда тоже подчинялась им. После одной такой выходки его ждёт разговор, поэтому Сонхва даже не пытался. А прислуга будто просто потешалась над ним и его беспомощностью. Как будто они жили лучше, идиоты.
После горячей ванны, Сонхва насухо вытерли и одели, чтобы он мог выйти на завтрак с некоторыми членами семьи. Во дворце были Кристофер и Суджин. Ёнджун снова уехал куда-то подальше, его не было уже больше трёх недель, но никто не замечал отсутствия. Это было работой другой прислуги.
Когда Сонхва подошёл к обеденной, он услышал мягкий смех брата и улыбнулся. Хоть он и мало общался с Чаном, Сонхва сохранил свою детскую привязанность к нему и нежную любовь, которой Чан был не против когда-то поделиться. У них было шесть лет разницы, и, когда Сонхва было пять лет, он уже почти не мог общаться с братом, так как того усиленно начали готовить к будущей роли, которую он молча принял. Сонхва никогда не понимал, что было у Чана на уме, но при этом с ним было легко общаться, обсуждать какие-то новости или книги. Он всегда был чутким и знал, какие темы поднимать не стоило и что могло расстроить Сонхва или Суджин. Наверное, если бы они не были детьми королевской семьи, то всё сложилось бы иначе, и Чан стал бы для них самым лучшим и добрым братом, каким старался быть сейчас. Но у них мало что получалось.
— Доброе утро, хён. — поздоровался Сонхва, зайдя в обеденную, и поклонился брату, как того требовали правила. — Как тебе спалось?
— Спасибо, что спросил, Сонхва. Но я сегодня не спал. Отец попросил меня прочитать некоторые документы и разобраться в них, и я так погрузился в работу, что просидел до утра.
Сонхва даже не удивился, Чан почти никогда не спал.
— А как прошла твоя ночь?
— Как всегда, хён. Тихо и скучно. — Сонхва подошёл к сестре, чтобы приобнять её за плечо и поцеловать в макушку. — Доброе утро, Суджин. Как ты?
— Доброе утро, Сонхва. — сестра довольно улыбнулась и приняла объятия, краем глаза посматривая на прислугу: такие утренние приветствия не считались нормой. — Я хорошо. Сегодня поеду к госпоже Чхве. Она пригласила меня и моих фрейлин провести у них два дня в загородном доме.
— Отец тебя отпустил?
— Да. Он уже приказал прислуге собрать вещи и отвезти их.
— Хён, а какие у тебя планы на сегодня? — Сонхва сел на своё место, не беря ложку в руки: за едой нельзя было говорить.