Дочери (2/2)
Держалась Анора, как королева, но глаза… В её глазах (Мириам казалось, за эти месяцы она научилась видеть суть) искрящаяся ярость то и дело перемежалась с безгранично тёмной и до слёз знакомой болью.
Болью маленькой девочки, которая больше никогда не поцелует отца.
— Я не думала, что дойдёт… До такого, — Мириам кинула горестный взгляд на дым, чёрной горечью оплетавший всё вокруг.
Анора гневливо нахмурила тонкие брови.
— И ты хочешь, чтобы я в это поверила? Ты обошла с Алистером целый Ферелден пешком и теперь утверждаешь, что так и не узнала его? Мне хватило одной вылазки, что понять Кайлана таким, каким он был на самом деле! Не верю, что тебе не хватило ума!..
Её слова звучали справедливо: Мириам не могла не узнать Алистера. Она видела и слышала, как в нём с каждым шагом, с каждой сгоревшей деревней, с каждым трупом беженца, растерзанного порождениями тьмы, взрастала чистая злоба, жгучая жажда мести Логэйну — такая же, какую Мириам лелеяла и оберегала для Хоу.
Именно Мириам позволила Алистеру отомстить, хотя не должна была. Хотя бы потому что сама уже узнала, что такое месть и что она не возвращает погибших и боль не унимает — с исключительной безжалостностью вспарывает рубцы на душе и заставляет гнить запущенными ранами.
Только Аноре не стоило об этом говорить. Мириам наморщилась и ответила ей таким же злым тоном:
— Я надеялась, что получится избежать кровопролития. — И многозначительно добавила. — Месть ведь не приносит утешения.
— Неужели? — уголок губ Аноры нервно дрогнул.
Мириам кивнула и тихо-тихо добавила, с трудом подавляя тяжёлый ком поперёк горла:
— Дочери для отцов всегда остаются маленькими девочками с золотыми косичками и сбитыми коленками, даже когда те уходят.
Румянец схлынул с лица королевы, пальцы, стискивавшие предплечье, разом ослабли. Прежде, чем Анора успела что-то сказать, Мириам с силой расцепила их и поспешила затеряться среди улочек Денерима, на прощание бросив:
— Мне искренне жаль, что так вышло. Жаль…
Бежала Мириам долго, как если бы за ней гнались, хотя за спиной не было слышно ни тяжёлых шагов, ни криков (уже привычных за прошедшие месяцы) — только тихие недоумённые взгляды заставляли вжимать голову в плечи и ускорять бег.
Приют Мириам нашла в самом грязном проулке. Запах тлеющей древесины и тела, ещё стоявший в носу, здесь мешался с зловониями помоев. Но сейчас это казалось неважным.
Сердце люто грохотало о грудную клетку, рёбра сводило тугой болью, ноги подкашивались от усталости, а на душе было горько. Мириам навалилась спиной на стену, пальцы вслепую зашарили по кладке, тщетно пытаясь нащупать хотя бы один выступ и за него уцепиться. Воздуха не хватало. Приходилось дышать ртом.
«Если Алистер узнает — он может и не простить. Но если бы я этого не сделала — я бы не простила себя!»
Что было правильней, безопасней, вернее — теперь рассуждать было поздно; равно как и жалеть о совершённом. В глазах защипало, сил смахивать слёзы не было. Мириам запрокинула голову и посмотрела на небо.
Солнце над Денеримом как будто подёрнулось скорбной дымкой погребального костра.