Урок первый. (1/2)

Романтикам не выжить в этом черством мире. Мир взращивает их, чтобы сорвать, а затем любуется, бездушно смотрит, как они дарят ему свое последнее дыхание.

Почти каждый день он приносил ему цветок. Чаще всего это была роза. Говорят, что красота розы отражает силу любви, а он приносил только самые длинные, с пышными воланами бутона. А еще его розы были темно-красные, обагренные кровью.

Но сейчас, казалось, это была кровь в его собственных глазах и бутоны растут из его тела, раздирая шипами кожу.

Или это Хенджин был в цветах. Нет. Он в этом не нуждался. Он прекраснее любой розы. Может, если бы это Хенджин разрывал своими нежными пальцами его нутро – может тогда у него были бы силы вытерпеть еще хотя-бы мгновение…

- Минхо! Ау! – Сынмин щелкает у застывшего лица несколько раз, и только когда пальцы совершенно случайно касаются кончика носа – Минхо оживает, быстро моргает и всасывает дальше через трубочку странного оттенка напиток. Что-то горькое. – Ты со мной?

Он молча кивает, осторожно оттягивая ткань у небольшой выпуклости под застегнутой олимпийкой. Сынмин двигает дужки очков ближе к переносице и откидывается на спинку дивана.

- Ну ничего. Могло быть и хуже.

Минхо еле двигает конечностями. Парень рядом с ним со вздохом убирает опустошенный стакан из руки и подставляет новый.

– Пей. Лучше видеть тебя с перегаром, чем со слезами.

- Господи-есусе! Кто-то шлепнул меня по заднице!– Джисон подбегает к ним с двумя бокалами, торопливо ставит на стол и почти бросается на Сынмина, вжимаясь в него. – Сынмин-а-а, тут же повсюду мужики клеят друг друга!

Тычет пальцем попеременно на полный людей танцпол, бар и широкую округлую сцену вдали с подиумом.

- Эти сосутся!...И эти!....И ТАМ ТОЖЕ!

- Джисон, ты идиот? Мы в гей-мать его-клубе. Не поверишь, но тут кое-где еще и трахаться могут.

- ЧЕГО-О?!

- Тихо будь, ты тут единственный несовершеннолетний.

Минхо замирает с трубочкой в зубах.

</p>

«Эй, Ли Минхо, ведь ты даже не трахался ни разу, правда? Так я и думал. И что мне тогда с тобой делать? Бегать за ручку по радужным полям? Ты себя видел? Да что вообще в тебе привлекательного? Твои стихи столетней давности? Или драные спортивки, которые ты таскаешь каждый день? С уроков физры в школе видно забыл снять. Или сноп сена на твоей башке? Ой, постой! Наверно я должен пищать от восторга при виде коллекции о-ча-ро-вательных значков «помогите заблудшим котятам» на твоем рюкзаке?»</p>

Минхо почти стыдливо бросает взгляд на брошенный под столешницу черный рюкзак. Его любимый значок с Пушином мял мягкими лапками тесто у верхнего кармана.

«Письма с наклеечками? Рукодельные кексики? Я старался быть милым с тобой, но блять, как же меня уже тошнит от всего этого ванильного кринжа. И ты хочешь ЧТО - ВСТРЕЧАТЬСЯ? Я? С тобой?! Да такой дношник, всерьез читающий романы Шарлотты Бронте, только и может, что на иконы дрочить. Ха-ха, блять… Да из-за тебя надо мной весь семестр потешаются…Аааа… а еще, сука, розы! Розы! Чтоб я их не видел больше! И эту забери, блять! Взял? А теперь слушай внимательно - сболтнешь хоть кому-нибудь, что видел меня с тем парнем у мотеля и я закопаю тебя. Живьем. Усек фрик литературный? Свободен!»</p>

Бабушка говорила Минхо, что в день совершеннолетия можно исполнить свое самое заветное желание. Во времена средней школы они вместе каждую пятницу смотрели вечером мыльные многосерийные мелодрамы на главном телеканале. Старый телевизор бухтел, искрился полосами, но Минхо смотрел далеко за них, упиваясь прекрасной картинкой. Конец был всегда одинаковый: герой и героиня наконец остаются вместе, каждый из них трогательно клянется в вечной любви и тогда Минхо тихонько вздыхал, мечтая, что однажды он тоже встретит кого-то особенного.

Ему казалось, что признаться в чувствах именно сегодня – идея потрясающая, идеально-романтичная. Что это будет почти как в том самом кино. И он позвал Хенджина на крышу, такого чудесного, необыкновенного и утонченного. Сегодня он принес ему особенную, синюю розу. Когда вчера во время обеда Джисон показал ему фото с такой, он едва не прожег от восторга глазами экран его лэптопа и утром оббежал полгорода чтобы разыскать ее.

- Я серьезно не понимаю откуда в нем столько дерьма… - Джисон подпирает кулаками надутые щеки, елозя сведенными коленями. – По-моему подарки Минхо были очень милые. Я однажды в ролевой от главной героини получил только пиздюлей – и то чуть от восторга не описался.

Минхо не услышал. Сынмин благоразумно промолчал.

- Минхо, дело не в тебе. – Он осторожно пихнул его плечом. - Ты конечно слегка перестарался…Я имею в виду, не нужно было так выпрыгивать из штанов ради…живого воплощения показушности как он.

Минхо всегда было стыдно дарить только один цветок. Но он был слишком беден, поэтому даже ради этих одиноких «чудесенок природы» по нескольку раз на неделе кланялся в пол хозяйке кошивона, задерживая остаток оплаты. А весь прошлый месяц он жил на одном рисе с кимчи, только чтобы купить на день рождения Хенджину дорогие духи, которые тому очень понравились. Он даже писал о них в своем инстаграме.

- Чанбин сразу сказал, что даже если Хенджин и окажется хотя-бы бисексуалом, как кандидатура для тебя он…ну…не очень. Ты же знаешь Чанбина, он слов на ветер не бросает.

Джисон на каждое слово Сынмина кивает бешеным маятником:

- Минхо, ты самый милый парень из всех. Будь ты тян, знаешь, я бы уже помер от любви к тебе.

Минхо даже не удивляется, когда Сынмин едва приобнимает его за плечи – что было явлением невероятным. Сынмин редко кому даже руку жал. И последний раз это случилось недель шесть назад, и то только когда Чанбин обыграл его в шахматы три раза подряд.

- Не принимай слова Хван Хенджина близко к сердцу…

- Что за кислые мины? – Чанбин стряхивает с черной косухи остатки сигаретного пепла и садится на самом углу дивана рядом с Джисоном. Зажимает одно ухо с непривычки от громкой музыки. – Как он?

- Ты посмотри на него, как пить дать снова сочиняет тексты в голове.

- Значит все очень плохо.

Чанбин был президентом литературного кружка, на котором они все и познакомились. Он учился на кафедре международных отношений, но втайне от родителей выступал в подполье на рэп-баттлах. Сынмин считался гордостью юридического отделения. Они оба уже были на третьем курсе. Одногодкой Минхо в их небольшой компании был только Джисон, который еще до поступления на программиста состоялся как про-геймер и в своей жизни гения-затворника мечтал только о дакимакуре с любимым персонажем. Сам Минхо учился на литературоведа и хотел стать писателем.

Ориентация Минхо секретом ни для кого не была, потому что «Шекспир для Хван Хенджина» почти сразу стал веселой темой для обсуждения на университетском форуме. Наивный и чуть старомодный в знаках внимания первокурсник превратился во всеобщее посмешище. До недавнего времени Джисон во время их посиделок в клубе едва поспевал чистить с сайта насмешки, а порой и угрозы, пока Чанбин клацал недовольно зубами за его спиной.

Минхо поежился, вжимая шею в плечи. Он чувствовал себя сейчас так разбито, что хотелось реветь и биться в истерическом припадке. А может это просто алкоголь в голову ударил, потому что Сынмин упорно спаивал его на протяжении последнего часа.

- Ребят, - тихо сипит под нос. - Вам не стоило…я же единственный…ну…

- О! О! – Джисон придвигается ближе. – Он еще дышит!

Сынмин отставляет свой бокал.

- Мы давно планировали привести тебя сюда. - Снимает очки и аккуратно протирает платком, прежде чем надеть обратно. – Один же ты никогда не пойдешь в такое место. И мы вроде не брезгуем.

- Да тут понтово! – Чанбин тему подхватывает, через стол тянется и легонько хлопает Минхо по коленке. – Я даже не думал, что гей-клубы могут быть такие… Музыка, интерьер, крутой алкоголь. Афиши в холле видали? Тут же проводят целые шоу-программы! Я не гей конечно, но есть тут у них один центровой парень... Черт, надо бы снова начать ходить в спортзал…

- Какой парень?

- О! - Под громогласные хлопки и свистки толпы поодаль от зоны отдыха Чанбин тыкает пальцем через головы на подиум с шестами. – Да вот же он! В первом ряду!

Все трое тянут головы. Один Минхо продолжал царапать ногтем крохотную заплатку на штанах.

Чанбин обладал, как многие говорили, сексуальным мозгом. Сынмин пользовался популярностью за милую внешность и стиль жизни «богатого оксфордского студента». Даже Джисон, целыми днями сидящий за компьютером, имел от природы крутые пропорции тела, носил черные мартинсы и те прикольные жилетки из сериалов восьмидесятых. А Минхо…был просто Минхо.

Да, Хенджин прав. Он действительно стремный.

Джисон стоял, разинув рот.

- Охренеть… - Машет руками на лицо, словно невыносимую духоту только сейчас ощутил в полной мере. – Просто охренеть…

- Не вижу ничерта. – Сынмин сильно жмурит глаза, растирая пальцами веки под стеклами. – Пошли. Мы же пришли отметить совершеннолетие друга! И сегодня я хочу, чтобы Минхо увидел своими глазами все прелести гейской жизни. И под прелестями я имею в виду все самое буквальное что есть.

- Хо-хооо! – Чанбин прыскает в кулак. – Тебе что, хватило одной маргариты?

- Нахуй иди.

- Ты только выбери на какой конкретно, кандидатов вокруг слишком много.

Минхо не сопротивляется рукам, которые где-то в тумане хватают его под мышки и тащат в неприятный, пропахший мускусом, текилой и парфюмом гвалт голосов и тел. Только жмурит глаза и осторожно закрывает ладошками грудину, на которую то и дело посягали незнакомые спины или резко выставленные руки. Чанбин улыбался всем направо и налево, терпел недвусмысленные прикосновения к затылку и плечам, только чтобы воспользоваться этим и протащить Минхо за собой дальше.

Стройные, накачанные, смуглые, белые – красавчики всех мастей двигались на шестах или ползали по лакированному полу сцены, под рев и топот светя всем, чем обыкновенно светить нельзя, в пределах досягаемости. В воздухе летали купюры, опускаясь в плотное, покрытое стразами белье.

- Обалдеть! О-БАЛ-ДЕТЬ! – Джисон, добравшись до первых рядов, визжит не тише остальной толпы. – Пацаны, я гей!

- Нет, Джисон! - Орет ему на ухо Сынмин. - Ты просто игроман с кинком на хорошие тела!

Свет ослепительно яркий. Так светит полуденное солнце, когда лежишь на веранде и едва шевелишь пальцами ног, отмахиваясь от комаров. Приятный легкий ветер перебирает ресницы, ласково огибает кончик носа – Минхо быстро чешет его, чтобы не чихнуть и открывает наконец глаза.

Матерь божья.

Кто-то сзади неосторожно толкает и Минхо впечатывается в высокий бортик сцены с круговой подсветкой, едва не столкнувшись лбом с лицом напротив.

Вспышка. Искрящийся бенгальский огонь.

Воздушно золотистые локоны, прямые стрелы бровей, мужественный нос и линия челюсти. И глаза. Конечно, это были линзы, а не родной цвет, но возможно по этой же причине они казались неземными, почти волшебными. В мозг бьет лучше того странного пойла, подсунутого Сынмином.

- Вау… - только и выдыхает, за одно мгновение потеряв часы.

Он не успевает рассмотреть больше, видит переливы мерцающего геля на изгибе ребер и отшатывается назад, врезаясь спиной в Чанбина.

- Вот о ком я говорил! – Тот кричит грудным голосом, не в силах переорать неистовствующую толпу вокруг. – Гляди в оба, перед тобой возможно главная жемчужина клуба «Pearl»!

И Минхо смотрит.

Незнакомец парил на сцене в неоновых огнях, едва сокрытый сверху от наготы коротким легким топом и в свободных штанах. Он висел вниз головой, обхватив ногой железный шест в плавном изгибе, открывая зрителям желанные сантиметры красивого плотного тела, блестящего от геля. Секунда, и он снова летает на самом верху. Запястья и лодыжки оплетены атласными лентами, порхающими вокруг в воздухе. Минхо принял их за ангельские крылья. Толпа сходит с ума, когда одежда летит на пол, стоит ему спуститься. Туго затянутые на открытых плечах, бедрах и торсе белоснежные портупеи словно оковы из которых незнакомец хочет выбраться, а потому тянет руки ко всем вокруг, подается бедром или изгибом крепкой шеи, раскрывая алые губы в томном вздохе. Но коснуться не дает, улыбается игривым оскалом и в последний момент растворяется между рук.

Минхо музыки в оглушительной тишине мыслей не слышит. Только видит перед собой восхитительный образ как из сна.

Что есть истинная красота? Взять нас самих - разве кости наши, наша плоть – они не красивы? Мы смотрим на статую Давида, поглощенные не техникой работы мастера - так бывает лишь поначалу - но очарованные его красотой. Возможно - силой икр, широким размахом плеч, горделивым подбородком, едва заметным изгибом талии… Но истинная его красота кроется не в этом. Огонь в каменных глазах, совершенно живых, распаляющих сердце каждого, кто в них посмотрит.

Танцор в белом заканчивает номер и опускается с шеста, удивленно смотрит вниз, натягивая штаны обратно на бедра до вышитых на резинке боксеров «Calvin Klein», напичканных денег. Паренек в потрепанной спортивной куртке протягивал ему синюю, чуть увядшую розу, бережно вытянутую из за ворота. Ворох коротких черных волос делал его похожим на воробушка, выпавшего из гнезда. То же говорили и большие дрожащие зрачки глаз, завороженно смотрящие прямо на него.

Почти все в клубе, заметив столь забавный жест, разразились пьяным хохотом.

- Чан-и, дорогуша! Давай я лучше угощу тебя!

- Посмотри на меня, посмотри на меня!

- Эй, Голди, трахни еще разок пол!

Чан будто не слышит, склоняется на одно колено, утирая пот с виска, и осторожно принимает розу из дрожащих рук. Подносит к лицу, вдыхая нежный, тонкий аромат.

- Это мне? – Улыбается округлыми ямочками в уголках. – Спасибо.

К Минхо от звука спокойного мягкого тона вдруг возвращается ощущение реальности. Смутившись до глубины души, он громко икает что-то нечленораздельное, руки одергивает и убегает в хохочущую толпу.

Чанбин смотрит ему вслед широко раскрытыми глазами, следит за уходящим прочь стриптизером, переводит взгляд на Джисона, а тот в свою очередь моргает Сынмину.

- Парни, - Он подзывает их, уводит чуть дальше за собой, потирая задумчиво переносицу. – Что думаете?

- Думаю, мы все думаем об одном! – Джисон копошится в карманах в поисках кошелька. – Двадцатка только раз наступает!

- Не думал, что буду согласен хоть в чем-то с тобой сегодня. – Сынмин глазами находит Минхо, зарывшегося в диван на их прежнем месте, и неловко кашляет в кулак. – Ну что, значит решили?

- Что?! Вы чего?!

- Это ради тебя!

- Как ЭТО может быть ради меня?!

Минхо упирается ногами в полированную плитку, но в захвате Чанбина обычно не остается иного варианта кроме как дергаться жалкой судорогой. Пролетев с пинка последний метр он врезается в сцену второй раз, роняя из рук стопку купюр почти под ноги Чану, одетому теперь в облегающие кожаные штаны. Тонкая цепочка с кристаллами блестит, оплетая твердый нагой стан, качаясь длинным брюликом на конце из стороны в сторону.

Мужчина в танце прокатывается коленями вперед, оказываясь к Минхо так близко, что тот норовит тут же удрать. Хмурое лицо Чанбина прямо за ним убедительно говорило, что делать этого не стоит.

- Эй, малыш…

- Ч-что? – Минхо едва собственный голос узнает в высоком писке.

Чан сладко улыбается, с выпуклой груди ведет пальцами вниз, задерживается вдоль паха, поглаживая рядом и чуть шире разводя бедра.

- Что-то хотел? – Облизывает языком уголок губы и Минхо, спешно собирающий разбросанные деньги, едва не падает в обморок.

Стриптизер еще пару секунд с любопытством наблюдает, прежде чем осторожно взять руку, сжатую у бортика сцены и поднести к холодной коже брюк.

- Ты должен положить это сюда.

Ли Минхо. Пал 25 октября сего года смертью храбрых. </p>

</p>

Минхо не запомнил, в какую именно минуту в бесконечности забытия его пальцы ощутили под собой что-то подозрительно округлое, а потом опустились за широкий ремень с железными пряжками.

- Вот так. – Чан ласково ерошит спутанные черные волосы напротив и склоняется ближе, выдыхая у уха. Минхо вместо пота чувствует блеклый запах ладана и этот целомудренный аромат как-то совсем не вяжется с голым торсом под носом. – Подожди немного, я скоро.

Казалось, дважды не умирают. Но Минхо почти смог.

Минхо выпускает из горла что-то вроде сиплого оха, когда мужчина - едва заведя в закрытую небольшую комнату, освещенную в полумраке кольцом света под потолком - усаживает его на узкий диван и тут же седлает бедра.

- Как тебя зовут? – Все так же сладко улыбается.

- М-Минхо… - Он пытается отодвинуться, но мужчина льнет только сильнее, до тех пор пока не забирается ногами на диван, опускаясь на колени.

- Хорошо, Минхо. Итак, какой танец ты хочешь? – Чан дискомфорта не чувствует, поправляет на плечах синюю укороченную шубу. Серьги и пирсинг покачивались в ушах, перестукиваясь между собой. – Заплатил ты много, поэтому и выбор соответствующий. Мне оголиться до пояса или…

Пальцы недвусмысленно тянут ширинку кожаных брюк, и Минхо в панике сжимает его запястье.

- Нет! Одежда! – В глаза не смотрит. – В одежде! Останьтесь в одежде!

Язык в ухмылке облизывает ровные белоснежные зубы.

- Хорошо, но ты все же подумай. – Чан тянется рукой, небрежно смахивая пушинку с волос Минхо. – Я шубу специально под цвет твоей розы подобрал, так что хотелось бы снять хотя-бы ее, что скажешь?

Как забавно иногда случается, что можно навести ураган в душе одним словом.

«Розы! Чтоб я их не видел больше!»</p>

- Эй, эй! Ты чего?