Глава 2 (1/2)

Шота проснулся, не в состоянии вспомнить, когда он уснул. Глаза горели, когда он открыл их и увидел, что за окном расползается рассвет.

Рассвет?

Солнечный свет струился по лицу, ослепляя его, пока он не отвёл голову в сторону. Как могла пройти целая ночь, чтобы он даже не помнил об этом? Особенно при том факте, что Джуничиро всё ещё в доме.

Только когда он поёрзал на этом чёртовом стуле, будучи привязанным, Шота понял, что у него болит шея. Ощущения были не такими, как после сна в неудобном положении. Присутствовала тупая боль, будто его порезало что-то острое, например, битое стекло.

Или игла.

Он закрыл глаза, и мгновения ночи пронеслись перед ним. Чужие руки были на лице, двигаясь, грубо держа его, пока нечто острое не вонзилось ему в шею. А потом всё закружилось, завихрилось в смеси звуков и форм. Он был уверен, что слышал, как Хизаши зовёт его по имени. А потом он потерял сознание.

Хизаши.

В комнате не было никого, если не считать его самого. Стул, к которому был привязан его муж, тоже исчез. Так что Шота мог только надеяться, что это означало то, что Джуничиро сдержал слово, и что Хизаши в безопасности и находится где-то в другой части квартиры.

Шота глубоко вздохнул, подавляя панику, нарастающую в груди. Ему нужно успокоиться. Позволить эмоциям разбушеваться — верный способ убить себя и детей.

Именно тогда дверь с тихим щелчком открылась, заставив Шоту подпрыгнуть: тело напряглось для боя, в котором он не мог сражаться.

— Доброе утро. Похоже, ты хорошо выспался. — Джуничиро пересёк комнату, по-домашнему улыбаясь. На нём был фартук Хизаши «поцелуй повара». — Я приготовил завтрак. Бьюсь об заклад, после всех волнений прошлой ночью ты проголодался. Дети уже проснулись.

— Что ты дал мне прошлой ночью? — спросил Шота, всё ещё чувствуя боль в шее.

— Просто кое-что, что помогло тебе заснуть. — Джуничиро подошёл к нему сзади и начал развязывать верёвки на стуле. — И у меня есть ещё много этого кое-чего. Так что, если тебе или детям нужно немного побыть наедине с собой, я сделаю это для вас. — Он улыбнулся в щёку Шоты и прошептал ему на ухо: — Итак, давай проведём приятный день. — Шота не удержался и дёрнулся в сторону, чуть не свалившись со стула, после верёвки оказались развязаны.

Джуничиро неодобрительно хмыкнул, и Шота встал. Стяжки всё ещё были на запястьях, удерживая руки за спиной. Ноги были затёкшими, но ощутить покалывание оказалось приятным.

— Я сожалею о прошлой ночи. Надеюсь, ты сможешь простить меня. — Джуничиро прижался к Шоте, положил руки ему на талию, сжимая, и это должно было быть утешительным жестом. Шота заставил тело расслабиться от этого вторжения, но его желудок скрутило, когда холодные руки Джуничиро проползли под рубашку. Его пальцы скользнули по животу Шоты, очерчивая мышцы и шрамы. А затем рука замерла на долгую тошнотворную секунду, задержавшись на пупке Шоты. Большой палец совершал успокаивающие поглаживающие движения.

— Дети не будут скучать по нам, — тихо сказал Джуничиро ему в ухо, прежде чем Шота почувствовал, как зубы впились в мочку.

В горле у Шоты пересохло, он закрыл глаза и сделал успокаивающий вдох через нос. Это было похоже на любой другой бой. Он знал, как принимать удары. Это ничем не отличалось. Ему просто нужно сохранять спокойствие и защищать себя как можно лучше.

Рука Джуничиро медленно скользнула вниз, за пояс Шоты.

— Завтрак остывает, — прохрипел Шота. Его голос был слишком громким в тишине комнаты. Он был уверен, что слышит, как пот с виска стекает к челюсти. Он чувствовал, как дрожит.

— Очень приятно, что тебе не всё равно. — Джуничиро впился поцелуем в шею Шоты. Шота затаил дыхание, кадык дёрнулся, и он проглотил подступившую желчь к горлу. — Хорошо, пошли. — Джуничиро похлопал Шоту по пояснице, направляя его в сторону кухни.

Почувствовать облегчение так и не удалось: когда он вошёл на кухню, дети появились в поле зрения. Их руки были свободны от стяжек, но вместо этого они были привязаны к стульям, что в какой-то мере позволяло им немного больше двигаться.

— Папочка, — Эри воспрянула духом, увидев его, и её большие красные глаза блеснули слезами надежды.

Хитоши поднял взгляд, и Шота поморщился от цветущего синяка под его глазом. Синяк был почти фиолетовым и болезненно опухшим. Он был бы удивлён, если бы ребёнок мог видеть сквозь него.

— Вы в порядке? — спросил Шота, когда его усадили и привязали.

Эри кивнула, хотя её нижняя губа дрожала. Шота хотел только одного — заключить её в объятия и прогнать прочь всё плохое.

— Он накачал нас чем-то, — прошептал Хитоши царапающим и скрипучим голосом, словно он пытался кричать.

Шота кивнул, его кровь закипела. Джуничиро, казалось, не обращал на это внимания, пока бродил по кухне, собирая тарелки и расставляя их на столе. Все трое молча наблюдали, и их костяшки пальцев побелели, вцепившись в стулья. Эри вздрагивала от каждого звука, а Джуничиро ставил столовые приборы на стол. Жалобный всхлип вырвался из неё, и она всё сильнее жмурила глаза. Как только Джуничиро закончил, он повернулся и, простым движением руки проведя по волосам Эри, направился к плите, что-то напевая.

Хитоши уставился на него широко раскрытыми глазами, полными ледяного страха и раскалённой добела ярости. Он сделал один хороший рывок против переплетённых верёвок, но это не привело ни к чему, кроме того, что они лишь глубже впились в его запястья.

— Хитоши, — прошипел Шота.

— Он вошёл в нашу комнату. Он был там, когда я проснулся. Он наблюдал за нами. Просто стоял и смотре- — Хитоши тяжело задышал, словно борясь с чем-то, и, будто его что-то шокировало, он повернулся с бледным лицом. — Эри. Он наблюдал за Эри.

— Хитоши, дыши.

— Я не могу. Он-

Вопрос зашевелился в желудке Шоты, заставив ощутить тошноту. Холодная капля пота скатилась по шее.

Он всё ещё чувствовал холодные руки Джуничиро на животе.

— Хитоши, — тон голоса Шоты был твёрдым, как тот самый тон, используемый на тренировках. Инстинктивно Хитоши замер, переключив внимание на него. — Мне нужно, чтобы ты ответил мне. Он причинил боль кому-то из вас? Он причинил боль Эри? — спросил Шота.

Хитоши уставился на него, и глаза наполнились ужасом от подтекста, прежде чем ребёнок вновь обратил на него внимание. Он никогда не умел держать зрительный контакт со взрослыми. Воспитанная в нём покорность до сих пор оставалась сильной привычкой, от которой Шоте ещё предстояло избавиться.

— Нет, — решительно сказал Хитоши, но потом замялся, выражение лица стало неуверенным. — …я так не думаю, но он накачал нас. Он был там, когда мы проснулись. Но мы всё ещё были в постели. Эри была рядом со мной. Она-. Я-. Мы… дети. Мог бы он- ? — Хитоши тяжело сглотнул. Шота не должен был объяснять, что для некоторых не имеет значения, что они дети; Хитоши вырос в системе. Он знал больше правды о мире, чем положено знать любому ребёнку.

— Всё будет хорошо. — Шота не лгал своим детям. Он обманывал, когда прятал подарки на день рождения. Или скрывал от них информацию. Но он никогда не лгал. Не тогда, когда это имело значение. Не тогда, когда всё может стать хуже. — Мы просто делаем, как он говорит, пока не появится шанс уйти. И этот шанс придёт, хорошо? Нам просто нужно подождать и принять это.

Хитоши кивнул, прежде чем поднял потемневший взгляд.

— Он причинил вам боль?

Слова Хитоши были подобны пощёчине. Шота отпрянул назад, и стул шатнулся под ним. Он покачал головой.

— Нет. — Шота почувствовал, как пересохло в горле. Каждый герой подполья знал, что подобное может случиться. Не всякий злодей хотел убить тебя. Некоторые просто предпочитали разрушить каждую частичку тебя. — Со мной всё будет в порядке. Не волнуйся об этом, ладно? Просто присмотри за своей сестрой вместо меня.

Хитоши открыл рот, словно собираясь сказать что-то ещё, но всё, что он хотел сказать, так и замерло у него на языке. Затем его лицо сморщилось, и он серьёзно кивнул.

— Как насчёт блинов? — Джуничиро подошёл к столу со стопкой блинов. Их нижняя часть была подгорелой. — Ешьте!

Эри медленно отщипывала блинчик, почти ничего не отправляя в рот.

Шота ел, хрустя обгоревшими кусочками с безразличным лицом. У него тяжело оседало в животе, и ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы всё не вырвалось обратно. Но чтобы выжить, им нужно было бороться, а ему для этого нужна была энергия. В итоге он протолкнул блинчик в себя, зная, что после этого он, скорей всего, больше не сможет есть эту чёртову хрень.

Хитоши уставился в тарелку, словно она могла дать ответ на то, как выбраться из ада, в котором они оказались.

— Хитоши. — Голос Джуничиро был напряжённым.

Хитоши не поднял взгляд. Его глаза были почти пустыми, уставившись в блинчики.

— Хитоши.

Голова Хитоши вскинулась, глаза широко раскрылись и моргнули.

— Что?

Злодей поджал губы.

— Ты ничего не съел.

— Я не голоден, — сказал Хитоши, опустив взгляд на нетронутый завтрак.

— Тебе нужно есть, если ты хочешь стать героем.

— Я не думаю, что блины считаются питательным завтраком, — сказал Хитоши с остротой в голосе.

Джуничиро сделал паузу, ноздри раздулись, и он сверкнул взглядом через стол.

— Извини, что?

— Хитоши, — предупредил Шота.

Глаза Хитоши наполнились слезами, прежде чем он зажмурился.

— Прости, — едва слышно прохрипел Хитоши, несмотря на то, что тишина вокруг них была густой и ужасающей от напряжения.

— Так-то лучше. Ты должен уважать старших.