Глава 1 (1/2)

Шота переплёл захватное оружие между пальцами и сделал медленный шаг к своей квартире. Каждый волосок на его шее встал дыбом, потому что из дома не доносилось ни звука.

Входная дверь была открыта.

Дети знали правила.

Но дверь была открыта.

Страх прополз в его желудок, и, когда он заглянул в щель двери, спина выпрямилась. Зрелище перехватило его дыхание. Гостиная была перевёрнута вверх дном. Диван лежал на боку; на полу мерцала лампа; один из стульев был сломан в кучу щепок. Но это было не то, на что уставился Шота.

На стене была кровь. Красная бусинка медленно скатывалась по штукатурке.

Потребовалось всё, чтобы не ворваться в квартиру и не начать звать своих детей. Он сжал захватное оружие в трясущихся кулаках. Враг всё ещё может быть здесь. Нужно быть рациональным. Сохранять невозмутимость, несмотря на беспокойство, пронизывающее каждую клеточку его существа.

Перешагнув через кукол Эри, хаотично раскиданных по ковру, Шота крался по коридору. Крови было больше. Маленькие лужицы вели его, словно они были Гензелем и Гретель, преследующих сладости по тропинке только для того, чтобы встретить на своём пути ведьму.

Дверь Хитоши была широко распахнута, но всё было на местах. Единственная комната спокойствия в том аду, в который он попал.

Он повернулся к следующей двери и, борясь с прожигающими его глаза слезами, сделал глубокий вдох. Кровавый отпечаток руки был на дверной ручке. Шота не был религиозным человеком, но он вознёс молитву всем, кто его слушал. И, не обращая внимания на то, что кровь на его ладони была тёплой, он потянул за ручку и открыл дверь.

Шота успел сделать всего один шаг в комнату, прежде чем звук перезаряжаемого пистолета пронзил его слух. Он отпрыгнул назад, захватное оружие проскользнуло сквозь пальцы, причуда вспыхнула, взметнув волосы в воздух. Он осматривал комнату.

— У тебя прекрасная семья, Сотриголова, — сказал голос в темноте комнаты. Фигура маячила позади трёх стульев, на каждом из которых сидели привязанные члены его семьи.

Эри всё ещё была в пижаме с единорогом. Её волосы были скручены в крысиное гнездо, словно её только что разбудили и вытащили из постели.

Хитоши кричал в кляп, брыкаясь в верёвках, его взгляд был диким и сосредоточенным на Шоте. Тёмный синяк окружал его левый глаз, а по верхней губе и наружной части кляпа была размазана кровь. Несвоевременная гордость поднялась в груди Шоты: он знал, что Хитоши сражался против злодея, чтобы уберечь свою сестру.

Хизаши. Шота изо всех сил пытался отвести взгляд от его окровавленного плеча. Тёмный круг насквозь пропитал рубашку: к нему было приложено красное кухонное полотенце, но оно упало ему на колени. Раньше полотенце было синим.

Шота рванулся вперёд. И остановился, когда дуло пистолета упёрлось в затылок Эри.

— Не надо, — сказал Шота тоном средним между рычанием и мольбой.

— Если ты будешь вести себя хорошо, мне это не понадобится. — Фигура постучала пистолетом по голове Эри, она вздрогнула, и свежие слёзы покатились по покрытым пятнами щекам.

Шота встал прямо и поднял руки.

— Хороший мальчик. А теперь сними своё оружие. — Фигура указала на шею с захватным оружием.

Шота медленно размотал оружие.

— И остальное.

Шота опустошил пояс и вытащил нож из ножен, пинком отправляя его через всю комнату.

— А теперь, пожалуйста, сядь. — Фигура толкнула к нему один из стульев.

Шота колебался. Ограничив свои движения, он останется беспомощным против злодея. Но с пистолетом, приставленным к голове Эри, Шота пошевелился и сел на стул, заведя руки за спину.

— Посмотри, какой ты послушный. — Злодей рассмеялся, двигаясь позади него. — Я собираюсь связать тебя. Если ты будешь шутить, я пристрелю одного из них, понятно? — Злодей дёргал стяжки на запястьях, пока они не обожгли кожу. Что-то холодное прикоснулось к одному из запястий, и Шота услышал предательский звук браслета-подавителя причуд, щёлкнувшего на запястье. — Не могу допустить, чтобы ты использовал свою причуду против меня.

— Почему ты здесь? — спросил Шота. Добавилась верёвка, связавшая его запястья, лодыжки и шею к стулу; последнее было похоже на жалящий укус, вонзающийся в его затылок.

Закончив с верёвками, фигура обошла Шоту и вышла на свет исходящий из коридора. Он был высоким, возможно, того же роста, что и Хизаши, с тёмно-каштановыми волосами и ещё более тёмными глазами. Он выглядел довольно невзрачно. Ничего, что кричало бы о том, что он злодей. Словно вы могли найти этого парня в офисе днём понедельника. У него даже имелись рубашка, галстук и туфли.

— Я удивлен, что ты меня не помнишь, — сказал злодей, улыбаясь Шоте так, будто они старые воссоединившиеся друзья. — Не помнишь, да?

Шота попытался вспомнить, когда он мог встретить этого парня. Он не так часто общался с публикой, а когда общался, то скорее с теми, кому повезло немного меньше, чем этому парню. Он помогал бездомным, работавшим на улицах, злодеям, пытающимся найти правильный путь. Мужчина перед ним выглядел так, словно уже находился в постели к тому времени, когда начиналась смена Шоты.

— Не помню, — признался Шота.

Лицо злодея на мгновение дёрнулось, вспышка гнева и смущения промелькнула в его чертах, а затем он превратил их в приятную вежливую улыбку.

— Я Накано Джуничиро. Ты спас меня от ограбления несколько месяцев назад. Ничего особенного. Я задержался на работе: ты знаешь, как это бывает. Занятой работающий человек в неблагополучном районе. — Джуничиро рассмеялся так, будто не он несколько минут назад нацелил пистолет на детей Шоты. — Так или иначе, ты спас меня и проводил до дома. Я подвернул лодыжку, и ты позволил мне опереться на тебя. Это было весьма мило с твоей стороны.

— Я герой. Мы помогаем людям.

— Некоторые герои. Но они не все такие, как ты. Яркие герои едва ли тратят время на то, чтобы подождать и проверить, всё ли у нас в порядке. — Он с отвращением посмотрел на Хизаши. — Как твой муж вон там.

Хизаши всё ещё сидел на стуле, обмякнув, но Шота видел, как его грудь слегка поднимается и опускается.

— Хизаши — великий герой, — сказал Шота, глядя злодею прямо в глаза.

Джуничиро рванулся вперёд и схватил Шоту за переднюю часть рубашки, обжигая дыханием лицо Шоты, а глаза Джуничиро, казалось, были готовы выскочить из глазниц.

— Нет. Ты не понимаешь. Он одурачил тебя. Ты любил его, поэтому был ослеплён.

Шота с трудом сдержался, чтобы не ответить. Правило номер один при взятии заложников состояло в том, чтобы использовать любые средства для побега. Сделать всё возможное, чтобы выбраться. Если это означало держать мнение о муже при себе, то пусть так оно и будет.

— Прости, — сказал Шота, надеясь, что это успокоит злодея.

Черты лица Джуничиро смягчились, и он отпустил Шоту и разгладил его рубашку.

— Это не имеет значения. Теперь я здесь.

— Почему ты здесь? — спросил Шота.

— Ты спас меня не просто так. Разве ты не почувствовал? — Джуничиро положил мягкую руку на щёку Шоты. — Я не мог перестать думать о тебе. Я должен был узнать больше.

Он отступил назад и подошёл к Эри. Шота подпрыгнул на месте, а Джуничиро провёл рукой по волосам Эри.

— Никто на самом деле не знает, кто ты такой. Все, кого я спрашивал, либо не знали о твоём существовании, либо знали только о том, насколько ты неуловим. — Он улыбнулся Эри. — Я не думал, что у тебя есть семья. Я всегда хотел собственных детей.

Эри захныкала под его рукой.

— Пожалуйста, не делай им больно. Всё, что ты хочешь, ты можешь получить. Только не причиняй им боли.

— Пока они ведут себя хорошо, я их не трону. Но непослушных детей нужно наказывать, иначе как ещё мы можем ожидать, что они хорошо устроятся в жизни.

Эри встревоженно зажмурила глаза, и, если бы её руки были свободны, Шота знал, что она заткнула бы уши, пытаясь заглушить всё, что казалось ей страшным. Шота ничего не мог сделать, чтобы утешить её.

— Мне пришлось немного покопаться. Тебя трудно выследить, но след есть у каждого. Ну, кроме твоей девочки. Я ничего не мог найти о ней. Как будто её не существует.

— Она всего лишь маленькая девочка. Ничего больше, — в отчаянии сказал Шота.

— Вероятно, нет. Но насколько опасным может быть маленький ребенок?

Шота был рад, что едва ли можно было найти информацию об Эри в какой-либо системе. Средства массовой информации оставили её без внимания в новостях о рейде Ши Хассайкай и сообщили только о наркотиках, найденных героями. Если кто-нибудь узнает о её силе, если этот злодей узнает, сколько вреда он может нанести, а затем заставить исчезнуть по воле маленькой девочки, то, боялся он, что ни у кого из них не будет шансов выжить.

— Хотя найти твоего сына было легко. — Мужчина двинулся, пока не встал позади Хитоши. Он не смотрел на него так тепло, как на Эри.

Желудок Шоты сжался.

— В его записях не было ничего хорошего. — Он осторожно положил руки на плечи Хитоши, сжимая пальцы, пока они не впились в его тело. Хитоши закрыл глаза и сделал долгий, успокаивающий вдох через нос, но Шота видел, как сильно он дрожал. — Бедный сирота со злодейской причудой.

— Причуда не злодейская, — огрызнулся Шота, не подумав.

Джуничиро просто улыбнулся Шоте, как будто тот сказал что-то очаровательное.

— Но именно поэтому вы взяли его к себе, да? Чтобы дать мальчику второй шанс. Чтобы он не пошёл по ложному пути, — сказал Джуничиро. — Хотя ему нужно научиться хорошим манерам. Его сквернословный, проклинающий меня рот. Разве тебе не всё равно, что он говорит? — Он сделал паузу; его губы сжались в задумчивости, и он посмотрел вниз на Хитоши. — Я полагаю, он у тебя не так давно. Его плохое поведение, вероятно, осталось от того, у кого он находился последним.

Хитоши не был какой-то собакой, которая переходила от владельца к владельцу. Его не должны были учить повиноваться и слушать любого взрослого, который опекал его. Ребёнок уже был вежливым и хорошо себя вёл; во всяком случае, Шота подстёгивал его к ещё большему подростковому бунту. Если быть честным, Шота любил его ловкий рот. Остроумие ребёнка не имело границ.

А теперь он сидел с толстым кляпом во рту, дрожащий и уязвимый. Но в его глазах всё ещё горел огонь. Шота просто надеялся, что ребёнок сможет сохранить достаточно хладнокровия, чтобы больше не провоцировать Джуничиро.

— Но это не имеет значения. Мы можем научить его быть джентльменом. — Джуничиро положил руку на голову Хитоши, и тот уклонился от неё с оскорблённым фырканьем.

— Мы? — спросил Шота.