Хризопея 1.1 (1/2)

Это было предметом многочисленных новостей и статей с тех пор, как в мире появился Зион, и, вероятно, многих исследований в колледжах, но только после того, как я стала парачеловеком, я смогла по-настоящему понять это.

Обладать способностями — странно.

Мои силы были у меня чуть больше недели, и до сих пор они продолжали удивлять меня каждый божий день.

Урок литературы был, вероятно, самым худшим местом для того, чтобы думать о своих новых способностях вместо того, чтобы слушать учителя, так как он был чертовски строг и наблюдателен, но каждый раз, когда я бросала взгляд на доску или просто оглядывала классное помещение, особенно когда смотрела на грязное окно второго этажа, огромное количество материалов и связанных с ними символов раскрывали мне новые возможности, изучать которые было гораздо интереснее, чем слушать про Сирано де Бержерака.

А мне нравился Сирано де Бержерак.

Моя тетрадь была полна рисунков, которые вполне могли бы сойти за работу над геометрией, которую я проходила в прошлом году — круги и символы, которые могли бы сойти за греческий или китайский. Но единственное, о чём они мне рассказывали сейчас, так это о моих новых способностях.

Нужно было научиться столь многому, а я всё ещё была столь растерянна. Я даже не могла сказать, как меня будут идентифицировать по классификации СКП — существовала ли такая классификация, как специалист по рисованию? Это звучало намного более странно, чем описание любого другого технаря из тех, о ком я слышала, а технари и так обладали самым странным типом способностей из всех паралюдей.

Хотела бы я знать какого-нибудь парачеловека лично, или хотя бы онлайн — возможно, все способности поначалу запутывали своих хозяев также сильно, как и меня.

Вряд ли, подумала я.

Прозвенел звонок, и я оторвала взгляд от своей тетради, чтобы осознать — пришло время обеда.

Еда тоже входила в репертуар моих способностей, но в моём странном языке не было символа для «пиццы» или «буррито», и я была немного обеспокоена тем, что всё, на чём я использовала свои силы, может в конечном итоге превратиться обратно в то, чем оно было изначально.

За шесть дней, прошедших с тех пор, как я покинула психиатрическое отделение больницы и ненамеренно испортила старую книгу своими способностями, ничего подобного не произошло, но попытка переварить бутерброд, который ещё недавно был камнем, не входила в список вещей, которые я хотела бы испытать на себе лично.

Мой учитель, полный энтузиазма по отношению к своему предмету и, по общему признанию женской половины учениц, горячий парень, мистер Мэтьюз, жестом велел мне остаться.

Я вздохнула.

Был почти конец семестра, а после того, как я пропустила практически неделю занятий из-за того, что провела в состоянии, близком к кататонии в больнице, мои оценки стали невысоки. Одержимость новыми способностями тоже мне в этом не помогала.

В конечном счёте, средняя школа Уинслоу всё ещё оставалась ужасным местом, но впервые с тех пор, как я здесь оказалась, учителя начали относиться ко мне с некоторым сочувствием. Я не знала, было это из-за приказа, ниспосланного на их головы свыше, или так проявляла себя элементарная человечность, или они просто пытались не пораниться, ходя по острию ножа из-за новостной статьи, вышедшей на прошлой неделе, про парня из Южной Калифорнии, который, подражая событиям из старого романа Стивена Кинга, прошёлся по средней школе, где он учился, и убил двадцать восемь студентов своими новоприобретёнными способностями.

Он покончил с собой до того, как СКП смогли его задержать, но само по себе событие стало пугающим напоминанием о том, что сила и позитивный взгляд на мир, как правило, находятся по разные стороны баррикад.

Я ненавидела тот факт, что учителя нуждались в подобном напоминании, чтобы начать относиться ко мне хотя бы немного хорошо. Вероятно, они выжидали, пытаясь выяснить, триггернула я или нет, после чего собирались вернуться к блаженному ничегоневедению о моём бедственном положении.

Я не собиралась разрушать школу, и хотя у меня было несколько приятных снов и фантазий на тему того, чтобы сделать что-то соответственно ужасное с Эммой и Софией, я не собиралась ничего из этого воплощать в жизнь.

Как бы мне этого ни хотелось, я знала, что мама бы такое не одобрила. Воспоминание о ней было той самой цепью, которая удерживала меня от того, чтобы сорваться, и потому я и сама крепко за неё держалась.

— Тейлор, — сказал мистер Мэтьюз, немного укоризненно, но с долей теплоты и веселья в голосе. Я была выше, чем некоторые из моих учителей, но он всё равно заставлял меня чувствовать себя карликом перед ним, особенно с моей вечно опущенной головой и сгорбленными плечами. Его тёмный свитер был сделан из какого-то материала, которого я раньше не встречала, и я повертела перед глазами символ, обозначающий его, запомнила, и после выбросила мысли об этом из головы.

— Простите, что отвлекалась на уроке, мистер Мютьюз, — сказала я. Это было не совсем в моём стиле, особенно на этом уроке. Я любила литературу почти так же сильно, как он, который, в свою очередь, любил её почти так же сильно, как моя мама. Это не было похоже на математику, которую я вообще не понимала, прямо как мой отец.

Он вздохнул и криво улыбнулся, отчего я почувствовала себя ещё хуже. Он был довольно хорошим преподавателем. Его положительные стороны, такие как энтузиазм в отношении собственного предмета, который я любила тоже, интересные лекции, приятная внешность, уравновешивались, главным образом, его очевидным предпочтением… не похожим на меня девушками в классе. Хотя он знал моё имя, но, скорее всего, это было только потому, что мои эссе были хорошими. Но даже так он уделял мне больше внимания, чем большинство учителей в прошлом году.

— Я знаю, что в последнее время у тебя были трудности, — сказал он, осторожно касаясь моего плеча. — Но что случилось с твоим прежним энтузиазмом? Тейлор, которую я знаю, ни за что бы не упустила шанса прочесть вслух отрывок из классики. Твоё эссе о вороне было одним из лучших среди тех, которые я видел.

Я немного покраснела и поковыряла носком кроссовка пол. Конечно, я всё ещё любила литературу, но по сравнению с моими новыми способностями… я вздохнула.

— Я буду стараться больше так не делать, мистер Мэтьюз, — сказала я, стараясь не думать о символе, который я получила при виде его лёгкой щетины, слегка желтоватой кожи и карих глаз. То, что я не была ограничена эффектом Мантона<span class="footnote" id="fn_31022518_0"></span>, было просто вишенкой на вершине моего пугающего своими размерами пломбира из слишком мудрёных способностей.

— У тебя есть эта неделя, — сказал он. — А дальше, уж прости, я не смогу спускать тебе твоё рассеянное отношение к уроку.

Я немного вяло кивнула.

— Я могу остаться тут и немного поработать над домашним заданием? — спросила я.

Он слегка поморщился.

— Вообще-то сейчас я иду на собрание персонала, на котором обязан присутствовать. Я… — он немного запнулся. — Не могу оставить тебя тут одну.

Я знала, что он не мог. Я просила об этом много раз в прошлом году, и всегда получала отказ.

— Ладно, — сказала я, и шаркающей походкой вышла за дверь.

Прямо за ней меня ждали два самых ненавистных мне человека.

Эмма Барнс, моя раздражающе красивая бывшая подруга, ставшая мне злейшим врагом. Даже в разгар зимы ей удавалось выглядеть стильно, и если ей и было холодно из-за оголённых икр и предплечий, она этого никак не показывала.

Напротив неё стояла София Хесс, темнокожий генератор ненависти, который заманил в свою ловушку мою лучшую… мою бывшую лучшую подругу. На ней была спортивная форма команды Уинслоу, так что я предположила, что сегодня после занятий было собрание команды по лёгкой атлетике или что-то типа того.

Их третий член группы, Мэдисон Клементс, как обычно отсутствовала, из-за их почти ежедневных обеденных засад на меня в этом семестре. Если бы я начала строить догадки, я бы предположила, что её предыдущий урок проходил где-то слишком далеко, чтобы добраться сюда вовремя, но об этом я могла только догадываться.

Они просто болтали ни о чём, две школьницы, как все остальные, болтающиеся в коридоре. София прислонилась к стене и смотрела на любого, кто подходил слишком близко, с таким выражением лица, которое обычно бывает у больших диких кошек в документалках про дикую природу.

Я отвернулась от них и постаралась идти быстрее, руки покрепче сжали лямки рюкзака. Я не могла доверить рюкзак лямкам, просто висящим на плечах — это наглядно показал мне рюкзак номер два.

Я была всего в нескольких шагах от них и прекрасно осознавала, что сейчас две пары глаз сверлят взглядами мою спину, когда мистер Мэтьюз наконец-то закончил копошиться с закрытием класса и поспешил вниз по коридору к ближайшей лестнице.

В противоположном направлении от того, куда шла я.

Дерьмо, подумала я, и в животе скрутился холодный ком.

— Ой, Тейлор, — сказала Эмма, как только он ушёл, ласковым голосом, в котором не звучало и отголосков нашей былой дружбы.

Если я побегу, София нагонит меня за несколько шагов. Она была потрясающе быстрой, не только в плане скорости бега, но и в плане рефлексов, и после дюжины попыток убежать от них в прошлом году, я перестала пытаться.

Но я всё равно немного ускорилась, притворяясь, что не слышала их, хотя их шаги за спиной звучали для меня словно мелодия из Челюстей прямо в голове.

Не в силах удержать себя, я оглянулась через плечо.

София была прямо за моей спиной.

Прежде, чем я успела что-либо сделать, Эмма положила руку мне на плечо с другой стороны, и полуобъятие, которое когда-то было дружеским и заботливым, теперь ощущалось, словно колючая проволока.

Учитывая разницу в росте, которая всё вырастала в течение многих лет, меня потянуло вниз и несколько развернуло.

— Кажется, ты попала в довольно затруднительное положение, — сказала Эмма, заглядывая мне прямо в лицо. — Кажется, ты проваливаешься по всем занятиям?

София злобно рассмеялась — мы все трое знали причину того, почему это происходило.

В глубине души это меня задело, и что я ненавидела больше всего в этой ситуации, так это то, что она была права. Мои оценки сильно упали, и это касалось не только литературы. С биологией был полный беспорядок. Французский был просто катастрофой. Физкультура вообще превращалась для меня в кошмар из-за Софии, с которой у нас был совместный урок и совместная раздевалка.

Мой желудок сжался, когда я вспомнила о другом своём шкафчике. Я всё ещё могла ощутить тот запах, темноту и приступ клаустрофобии от тесного замкнутого пространства, из которого не было выхода.

Я попыталась сбросить с себя руку Эммы и вырваться из её объятий, и это вроде как сработало. Хватка Эммы ослабла, но не успела я пройти и двух шагов, как София схватила меня за ручку рюкзака сверху и развернула как тряпичную куклу. Я едва удержалась на ногах, и София согнула меня в почти что поклоне своей мёртвой хваткой.

Она была такой сильной.

— Послушай, Герберт, — сказала наша местная звезда лёгкой атлетики, намеренно коверкая моё имя. — Может быть, ты не поняла намёка на прошлой неделе, когда кое-кто показал тебе, насколько ты здесь нежеланный гость.

Это было максимально близкое к признанию заявление, которое я могла от них получить.

Эмма наклонилась достаточно близко, чтобы я могла ощутить её дыхание на своей щеке. Если бы я посмотрела ей в глаза, то не знаю, что бы там увидела, поэтому старательно отводила взгляд.

— Тебе здесь не рады, Тейлор, — прошептала она практически мне в ухо. — Иди поищи подходящий мост и спрыгни с него.

Я невольно вздрогнула. Они не очень часто проезжались по этой теме, но эти воззвания к суициду в этот раз меня зацепили.

Вероятно, потому что у меня и правда был такой период жизни, когда я раздумывала, а не правы ли они со своими посылами пойти и умереть.

София с такой силой дёрнула мой рюкзак, что почти сорвала его со спины, но я слишком крепко держалась за его лямки. От силы рывка я потеряла равновесие и упала, приземлившись на колено.

Я попыталась отползти, но звук рвущейся ткани предупредил меня, что между хваткой Софии и моей попыткой сбежать слабым звеном оказался именно рюкзак.

Звук хлопнувшей двери заставил меня поднять взгляд. Я не была настолько глупа, чтобы надеяться, что найдётся защитник — такой человек мог бы найтись в Аркадии или Протекторате — но это могло стать тем самым отвлекающим манёвром, которым я могла бы воспользоваться, чтобы сбежать.

Любой защитник, на которого я могла бы надеяться, любой герой был слишком далеко, чтобы что-то сделать.

Мой рюкзак перестал рваться — София тоже повернулась, чтобы увидеть двух парней, которые только что вошли в холл ниже по коридору.

София никогда не боялась свидетелей, но иногда присутствие других людей заставляло её менять цели. Не стоило надеяться на это слишком сильно — этого было недостаточно, чтобы я могла попробовать убежать, тем более, что мне не были рады ни в одной из школьных клик, ребята из которых могли бы кинуться мне помочь. Всякие позитивные клики — типа математиков, студенческого самоуправления и тому подобного — на самом деле, в Уинслоу их не существовало. Я не подходила для того, чтобы вписаться к спортивной клике ни одного вида спорта, кроме, разве что, бега по пересечённой местности, но я ни за что не собиралась к ним присоединяться.

Это означало, что оставались только банды. И я бы никогда не стала платить входной налог для девушек, чтобы тусоваться с наркоманами и дилерами, даже если бы не испытывала к ним крайнего отвращения. У меня не было подходящей родни для вступления в АПП, а чем меньше на меня обращала внимания Империя, тем было лучше.

Я даже не знала, что это говорило о Броктон-Бей — тот факт, что банда сторонников превосходства белой расы, несмотря на все их преступления на почве ненависти и нападения, имела самый невысокий процент судимостей по сравнению с членами других банд. Кроме, разве что, того, что мой город был полной дырой.

Двое парней в конце коридора почти наверняка были новичками АПП — достаточно взрослыми, чтобы быть настоящими членами группировки, а не курьерами, таскающими наркоту или другие, более мерзкие вещи, которыми дети занимались из-за давления АПП. Они оба были ниже меня ростом, одетые в куртки поверх растянутых кофт и джинсы. У одного из них был довольно нелепый ирокез, а у другого такие рыжие волосы, что их явно пытались перекрасить после в другой цвет. Я знала, что если они закатают рукава, то на руках обнаружатся татуировки, и почти наверняка там будет изображён красный дракон, символизирующий их лидера.

Лунг, красный дракон Броктон-Бей, тиран и основатель АПП — паназиатской банды, которую смог объединить между собой только человек со сверхспособностями — и абсурдно могущественный суперзлодей.

София низко зарычала и толкнула меня вниз.

Мои колени ударились о пол, и я успела подставить руки, прежде чем грохнулась вниз лицом.

— Не забывай то, что мы тебе говорили, Тейлор, — рыкнула она, и её хватка на ручке моего рюкзака усилилась, как будто она представляла, что это мою шею она сейчас сжимает в своей руке, пока внезапно она не отпустила рюкзак и направилась прочь.

— И может, тебе стоит принять ванну, — добавила Эмма, показательно принюхавшись и скривившись. — С мылом. И тостером.

И с этими словами она неторопливо направилась вслед за Софией.

Полагаю, мне ещё повезло, что она не попыталась наступить мне на руки.

Подождав несколько секунд, пока они не отошли — не было более быстрого способа вызвать их гнев, чем сразу же подняться на ноги после их наезда — я встала с колен. Колени под джинсами болели, а на руках были явные разводы грязи и бог знает чего ещё. На полу, линолеуме, виднелись характерные вмятины, оставшиеся после моих пальцев.

А символы для линолеума и пыли, которые я могла видеть, глядя в пол, отличались завидным разнообразием.

Восприятие символов — по-видимому, бывшее частью моих сил Умника — не отвлекало. Это не было похоже на чтение — как жадному читателю, которым я всегда была, мне было с чем сравнить. Попытка прочесть надписи с рекламного щита во время езды на велосипеде могла меня отвлечь. А мои силы совсем меня не отвлекали.

Восприятие символов было больше похоже на восприятие цветов. По сути, мне не требовалось размышлять о том, чтобы понять — знак СТОП красного цвета, а мои волосы тёмные. Это был настолько фундаментальный аспект объектов, что я мгновенно получала от него информацию без отвлечения на это внимания.

Настоящим развлечением было представлять, что я могла бы с этим сделать. И грязный линолеум был даже не первым в моём списке.

После того, как двое потенциальных АППшников, или, по крайней мере, их рекрутов, поднялись по лестнице, коридор опустел, и я села в углу, где меня не было видно из большей части помещения.

Я надеялась, что София и Эмма больше сюда не вернутся, когда к ним присоединится Мэдисон. Обед был временем, когда со мной происходило большинство из всех тех неприятностей, которые они мне устраивали, но часто мне удавалось быстро поесть и затеряться в школе так, чтобы они меня не нашли. Однажды меня затолкали в шкафчик, полный всякого мусора. А в другой день они даже не замечали моего существования.

Может быть, Эмме иногда надоедает разрушать мою жизнь.

Я порылась в маленьком кармашке рюкзака, пока не нашла пачку самоклеящихся стикеров, которые я стянула из школьного офиса, и принялась чинить порванную ткань.

Вероятно, это было самое простое применение моих способностей — изменение формы без трансформации. Мне не нужно было превращать ткань одежды в шелка, сталь или кожу, мне просто нужно было превратить порванное в целое.

Я нарисовала простой символ на одном из стикеров. Символ джинсовой ткани и чего-то ещё, из чего был сделан мой рюкзак, символ плоской поверхности, символ изменения формы и общий круг, в который всё это замыкалось. Всего четыре символа, и мои силы могли начать работать.

Я с осторожностью приклеила стикер к порванным частям рюкзака и использовала свою силу. Я прикрыла слабое голубоватое свечение, исходившее от сигила, руками и рукавом своей кофты, и когда я сняла наклейку, большая часть повреждения под ней была в основном исправлена.

Я перелепила бумажку на другую повреждённую часть, используя те же самые символы.

Починив рюкзак и достав сэндвич, я порвала бумажный пакет, в который он был завёрнут, и полистала свой блокнот. Сначала, когда я только вернулась из больницы, я пыталась записывать каждый символ, который я видела, и привязывать их к реальным названиям материалов из реальной жизни, но вскоре всё это превратилось в бесполезное упражнение. Одна только поездка домой подарила мне столько новых символов, что я не смогла их все каталогизировать. Что было досадно, но совсем неудивительно, так это то, что я не могла увидеть символ материала или объекта через интернет. Я должна была видеть материал вживую, чтобы считать его знак.

К счастью, мои способности позволяли мне запоминать все символы, которые я когда-либо видела. Мне казалось, что в моём мозгу постепенно заполняется какой-то очень странный словарь.

Я могла бы работать в ломбарде в отделе проверки подлинности, невесело думалось мне. Золотом дураков меня не обманешь.

Я моргнула, и в моей голове промелькнула идея, от которой я чуть не ударила себя по лицу.

Дома, под кроватью, у меня хранилась коробка из-под обуви, полная памятных вещичек. В основном это были вещи, полученные в семейных отпусках, или символы хобби, которыми я больше не занималась, например, моя флейта, на которой играли мы с мамой, но ещё там было мамино обручальное кольцо. Папа подарил мне его после её смерти.

Это было золотое кольцо с бриллиантом.

И эта вещь стоила денег. Настоящих денег. Кучу денег.

Я еле заставила себя дышать ровно. Эта идея должна была прийти мне в голову раньше, но Уинслоу был совсем не тем местом, где ученики носили красивые и дорогие украшения, а папа больше не носил своё кольцо, так что я не могла припомнить, чтобы видела на ком-то украшения с тех пор, как вышла из больницы.

Деньги могли бы стать решением стольких проблем, которые на нас сейчас навалились. Деньги могли бы помочь мне пройти подготовку, в которой нуждался человек, готовящийся выйти на улицы, подражая героям. Деньги могли бы позволить папе почаще бывать дома. Даже просто есть больше или более качественную еду.

И всё, что мне требовалось для заработка денег — это ручка.

Я хотела убежать из школы прямо сейчас, бежать всю дорогу до дома, чтобы выучить новые символы. Я не знала ни одного парачеловека, который мог бы изготовить или создать алмаз, и хотя я почти ничего не знала о материаловедении или минералогии, я знала, что алмаз был едва ли не самым твёрдым веществом на Земле, на любой Земле.

Перед тем, как обед успел закончиться, я нарисовала эскиз, и довольно хороший. Бронекостюм, смесь кевлара и металла, с ромбовидной лицевой панелью, похожей чем-то на мотоциклетный шлем. Пояс с некоторыми предметами первой необходимости — аптечка первой помощи, стяжки для того, чтобы связывать пойманных преступников и остальные мелочи.

На перчатках я планировала разместить некоторые из моих символов, если я смогу заставить это работать. Может быть, они могли бы создавать мне щит, а затем я смогла бы проводить контратаку? Это могло усложнить символику, но в порыве энтузиазма я продолжала выписывать возникающие идеи самым мелким и убористым почерком, на который только была способна.

В моих карманах или в чём-то типа карманов должна будет лежать куча стикеров с отрисованными символами, которые я продумаю заранее. Может быть, один из них поможет мне открывать двери, или карабкаться по зданию, или что-то в этом роде. Может, я смогу создавать какие-нибудь ловушки — я пока не знала, что это будет, но продолжала сыпать идеями.

Наконец, я приступила к эскизу своего оружия.

В одной руке моего рисунка был маркер. В другой нечто, похожее на копьё, и его длинное лезвие на конце было бы алмазным, со сверхострым краем. Маркер был нужен для любого спонтанно требующегося символа, который только может мне понадобиться.

Разве это не то самое «перо сильнее меча? — мысленно пошутила я. И постаралась подавить неуместное веселье. Если все эти копьештуки были хороши для Оружейника, то они достаточно хороши и для меня.

~ ~ ~</p>

Всю поездку домой на автобусе я была слишком взволнована, чтобы на чём-либо сосредоточиться. Ни на домашнем задании, которое я бы попыталась сделать в обычном состоянии, ни на моих способностях, которые были у меня от силы неделю. Даже идеи, на которых я так зациклилась, сидя на занятиях, отказывались выстраиваться в моём сознании.

Я решила, что начать нужно с малого. В какой-то момент я хотела стать героем, и быть разоблачённой ещё до того, как надену маску, потому что принесла слиток золота стоимостью в тысячи долларов в ломбард или что-то в этом роде, было бы более чем неловко и тупо.

Для начала я бы попробовала сделать ещё одно кольцо. Если я смогу впихнуть в него ещё и бриллиант, будет ещё лучше, но сейчас это может быть слишком сложно для меня, и даже простое золотое колечко чего-то да должно стоить.

Видения портфелей, набитых пачками долларов, почерпнутых из криминальных драм, так и витали у меня в голове, но я заставляла себя мыслить реалистично. Может быть, я получу с этого несколько сотен долларов. Для начала было достаточно и этого. Я могла бы оплатить занятия боевыми искусствами или прикупить основной вспомогательный геройский инструментарий, а возможно, денег хватит и на то, и на другое. Может быть, я даже смогу купить себе новый компьютер или телефон.

Может, только компьютер, подумала я. Мне не нужен сотовый телефон. Пока нет.

Звуки машин, ехавших по дороге рядом, возвращали меня к кошмарам о том времени, когда умерла мама, и я закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя непрошенные воспоминания.

Я вышла из автобуса с привычными попутчиками из нескольких человек, которых на самом деле не знала, и поспешила вниз по улице. Дом находился примерно в полумиле отсюда, и на улицы, которые днём были совершенно безопасны, никому не рекомендовалось выходить ночью.

Ступенька крыльца приветственно скрипнула под моим весом, когда я чуть ли не кинулась к дверям. Я едва не лопалась от возбуждения. Уже давно я не чувствовала себя настолько хорошо.

Щёлкнул замок, когда я открыла дверь своим ключом, и я зашла внутрь.

— Пап? — крикнула я на всякий случай.

Ответа не последовало. Знакомая тишина собственного дома помогла мне немного успокоиться, но я всё равно поднималась по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, лишь бы побыстрее оказаться в собственной комнате.

Я бросила рюкзак на кровать, из-за чего на одеяло вывалились учебники, тетради и школьная форма для физкультуры, но мне было всё равно. Я опустилась на колени и заглянула под кровать. Отодвинув в сторону коробку со старыми вещами, из которых я уже выросла, я нашла мою коробку с памятными безделушками. Она была пыльной, и символ пыли вместе с символом картона так и сияли в подкроватном полумраке.

Я вытащила коробку и села на кровать, умостив её на коленях.

И откинула крышку. Я не могла вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как я заглядывала внутрь, и невольно меня захлестнула волна воспоминаний, когда старые, помятые фотографии и случайные безделицы из семейных отпусков попались мне на глаза.

Я видела символы для нескольких видов пластмасс и, вероятно, алюминия с нескольких брелков, и из чего бы там ни делались фотографии.

Я осторожно отодвинула всё это в сторону, ища маленькую полоску кольца. Насколько я могла помнить, оно было одной из последних вещей, которую я положила внутрь, но кольцо, вероятно, успело провалиться вниз сквозь щели между сложенными в коробке более крупными предметами.

Мои пальцы нащупали кольцо для ключей, которое кольнуло меня разочарованием, когда я выдернула его наружу. Ещё я извлекла из коробки обсидиановый наконечник стрелы, который я смутно помнила по поездке в смитсоновский музей. Его я отложила в сторону. Я мало что знала об обсидиане, но это был новый материал, название которого я могла идентифицировать.

Не обнаружив ничего после нескольких минут раскопок, я подавила желание просто вывернуть содержимое коробки на кровать. В конце концов, это всё были мои детские сокровища.

Я отнесла коробку к своему рабочему столу, и аккуратно вытащила каждый предмет, откладывая всё в сторону. Мой стол был ненамного лучше в плане порядка, чем кровать, но я нашла достаточно свободного места, чтобы выложить всё из коробки.

Фотографии. Брелки и магниты. Маленькая мягкая игрушка в виде милого питомца. Рисунок, который дала мне мама. Авторучка, чернила из которой вытекли в колпачок, который испачкал мне руки.

Разряженная батарея с каким-то серебристым веществом, вытекающим с её концов.

Я задавалась вопросом, почему я поместила её в коробку, но символ, полученный от просочившегося материала, был новым, поэтому я отложила батарейку в сторонку.

Я уже добралась до дна коробки и начинала нервничать.

Неужели я потеряла кольцо? Я не могла не задаваться этим вопросом. Мог ли папа забрать его обратно? Нам нужны были деньги, когда я уезжала в лагерь, или что-то в этом роде? Он забыл мне об этом сказать?

— Остановись, — сказала я себе вслух. Я отказывалась в это верить. Вполне возможно, что мы действительно нуждались в деньгах. Возможно, что папа даже мог подумать о кольце своей покойной жены как о чём-то, что могло бы выручить нас деньгами. Но я не верила в то, что он бы забрал его, ничего мне не сказав.

Я вынула последние несколько предметов из коробки, и моим глазам предстало голое картонное дно.

Я отложила коробку в сторону и снова опустилась на пол перед кроватью. Мне тут же захотелось, чтобы под рукой оказался фонарик, но я не знала, где лежит наш аварийный набор, поэтому просто водила руками по ковру, нащупывая комья пыли и пряди собственных волос.

Мои поисковые работы принесли плоды, когда пальцы нащупали металлическое кольцо, прохладное на ощупь, с чем-то заострённым с другой стороны.

Я вытащила его из-под кровати. Клочок паутины прилепился к моим пальцам, даря мне новый символ, но я выбросила его из головы.

Между пальцами было зажато мамино кольцо. Золотое, с маленьким бриллиантом посередине.

Я хотела издать радостный возглас или какой-то другой звук, но не сделала этого. Странное чувство охватило меня — в груди что-то словно дрожало.

Я положила кольцо на свой стол, рядом с наконечником стрелы, найденным ранее, и осторожно сложила остальные вещи обратно в коробку. Пришло время успокоиться и подумать над представшей передо мной задачей.

Во-первых, мне нужно было немного сырья для преобразования. В принципе, насколько я могла судить, для этого сошло бы всё, что угодно — наверное, я могла бы работать даже с дымом типа дыма от сигарет, и, вероятно, с воздухом, если бы знала подходящие символы, но всё же мне было легче думать о каком-нибудь материальном, твёрдом сырье.

Я заглянула в мусорное ведро, стоящее у меня под рабочим столом. Там были остатки моего предыдущего порванного рюкзака, и несколько испорченных домашних заданий, но ничего мелкого и массивного.

Это был урок, который следовало вбить себе в голову — без подходящего сырья мне будет труднее работать. Я не собиралась превращать содержимое моей комнаты в сырьё для преобразований.

Я спустилась на задний дворик и выковыряла из засохшей грязи парочку камней. Январский холод вполне чувствовался, поэтому я была более чем рада вернуться внутрь тёплого дома с горсткой камней разных размеров, начиная с размера фаланги пальца до размера приличной батарейки.

Я ссыпала добытые камни на одном краю стола.

И хрустнула костяшками пальцев. Пришло время попробовать использовать мои силы.

Я разложила на оставшемся свободном месте лист бумаги и взяла ручку из стаканчика для пишущих принадлежностей.

Затем я положила ручку обратно.

Мне нужно сделать кольцо, подумала я, представляя необходимую геометрическую форму у себя в голове. И оно должно быть золотым. Хотя мне не нужно делать что-то круглое и золотое одновременно.

Я посмотрела на кучку камней. Большинство из них были невнятного, тускло-серого цвета, с налипшими к ним кусочками грязи.

Я могу просто превратить это всё в золото, и работать уже напрямую с металлом, подумала я.

Я нарисовала круг диаметром в несколько дюймов<span class="footnote" id="fn_31022518_1"></span> в одном из углов листа и добавила несколько необходимых для преобразования символов. Символ золота, полученного от маминого кольца, символ, полученный от камней, символ, направляющий трансформацию одного вещества в другое. Это заняло меньше минуты.

Я положила камень поверх круга и малейшим усилием воли включила свои силы.

Круг коротко вспыхнул синим светом, а камень задрожал и сжался, превратившись в кусочек золота намного меньших размеров от того камня, которым он был раньше.

Я подняла его. Он был неожиданно, даже шокирующе тяжёлым — маленький кусочек золота, который весил на моей ладони гораздо больше, чем это казалось уместным. Только повертев его в руке, я смогла подтвердить собственные мысли о том, что он весил столько же, сколько и в виде камня, и это было всего лишь умозаключение, сделанное в голове, потому что кусок золота всё равно ощущался так, будто весил больше, чем камень.<span class="footnote" id="fn_31022518_2"></span>

Я отложила золото в сторону и взяла другой камешек. Он был самым маленьким из тех, что я притащила, но всё равно заметно больше, чем бриллиант, торчащий из кольца.

Я могу сделать из этого бриллиант, подумала я. И если мне придётся уменьшить его до необходимого размера, это тоже должно получиться.

Я не знала точно, что такое «карат», но учитывая, насколько дорогими были украшения с бриллиантами в той рекламе, которую крутили по телику, я не хотела заявляться в ломбард с подозрительным камнем стоимостью в двадцать тысяч долларов. Я была простой девушкой, которая продавала старые украшения, доставшиеся ей в наследство от бабушки.

Это было моё алиби, которое я придумала на уроке французского языка.

Я нарисовала ещё один круг, очень похожий на круг «камень-золото», за исключением того, что камень преобразовывался в алмаз. Маленький камешек слегка съёжился и приобрёл полупрозрачный оттенок. Я не смогла бы отличить его от куска кварца, не будь у меня моих способностей.

Теперь самое сложное, подумала я. Придётся хорошенько подумать, как придать кусочку золота форму кольца и, возможно, огранить бриллиант.