Часть 6. Гостеприимство. (1/2)

Сельма очнулась, ощущая под своим телом что-то бугристое и ледяное. Голова была заволочена туманом тяжёлого пробуждения. Однако открывшиеся глаза быстро адаптировались к мраку пещеры, переключаясь с тьмы беспамятства на тьму окружающего мира. С трудом перевернувшись на холодном камне, она заметила черную бездну над собой, в которую уходили обсидиановые своды. Взгляд сразу привлекли факелы, которые хоть и не могли полноценно осветить высоту пещеры, достаточно освещали пространство близ себя, издавая при этом слабое убаюкивающее потрескивание.

«Где я?.. Что произошло?»

С ноющими мышцами, как после хорошей вечеринки, ничего не соображающая Сельма перевернулась ещё раз, издав при этом слабый стон, и наткнулась на каменные ступени. Инстинкты что-то уловили, чье-то присутствие, сильнейшую ауру… Её источник был совсем рядом. Оцепенев, шатенка медленно подняла голову и увидела уже знакомую монашескую рясу — Некроманта.

Пещеру огласил пронзительный визг. Сельма немедленно подобралась, но встать не получилось, отчего девушка смогла лишь панически отползти назад. Она снова ощутила это мощное энергетическое поле, оно могло раздавить всё живое вокруг себя. В голове замаячили вспышки памяти:

«Зеленый простор, океан, обрыв… Что это было? Сон? Галлюцинация?»

— Как… Как я здесь оказалась?! Я ведь освободилась! Я смогла найти выход!

Взгляд из-под монашеского капюшона с поблескивающей железной маской под ним был холодным, безразличным, но наполненным неестественным вниманием.

— Разве я обещал свободу за твоё выживание?

Мужской голос вызвал крупную дрожь в конечностях, узел страха три раза стянулся в глубине живота. Сельму накрыла истерия. Пересохшие губы судорожно зашептали:

— Нет… Нет-нет-нет-нет…

В ужасе она отползла к дальней стене, забилась в угол, и всю пещеру заполнили вой и психозные причитания. За что ей всё это?! За что?.. Ведь ничего и никому она не сделала в этой жизни дурного! Лишь сама страдала с самого детства, вынужденная впоследствии обречь себя на убогое отшельничество в бурлящем мире социума.

Маска не шевелилась, хотя и смотрела исключительно в её сторону. Некромант не проронил ни слова. Терпение ко времени за столько веков было вышколено до блеска. В мире призраков нет такого понятия, как нетерпение. Всё идет своим чередом. Сгусток чёрной энергии, запертый в физических остатках тела, ощущал Сельму. Нет необходимости видеть физически, если ты чувствуешь… Комок страха у стены, эмоциональный срыв, ужас и отчаяние… Как же часто встречаются эти эмоции, как они банальны… Их присутствие не способно тронуть того, кто играет жизнью и смертью в своих руках, как хрустальным кубом. Но помимо эмоций в этом углу было и нечто другое… Маленькая частичка Иоханны, её дар, её зрение… Движимый ещё с юношеских лет жаждой невозможного воссоединения, Некромант, или то, что от него осталось, обгладывал взглядом свою жертву, безмолвно восседая на деревянном аскетичном престоле.

Истерика продолжалась долгих два часа под холодным взглядом железной маски. Но всему приходит свой конец, и вскоре Сельма притихла. Мышцы ныли от той силы, с которой она вжималась в острые обсидиановые выступы. Тело расслабилось. Еще один час затишья, час тяжелой борьбы с собой, принятия и примирения. Заплаканное измученное лицо робко приподнялось, столкнувшись в зияющей тьмой. В маленькой головке мысли текли медленно, с трудом. Сгусток чёрной ауры, зловещей энергии, который Сельма увидела год назад в лесной хижине, обрел в этом мире физическую форму. Превосходство силы и магии ощущалось даже в воздухе, заставляя неопытную ведьму ощутить себя жалким червём, которого можно раздавить о камни одним лишь щелчком пальцев. Ей было страшно. Очень страшно… Как ребёнку.

Единственный вопрос постепенно стал обретать в голове форму:

— Убьёшь меня? Или превратишь в одного из своих горожан?..

Зияющий тьмой капюшон молчал, но по-прежнему смотрел прямо на неё. Голос из-под железной маски раздался далеко не сразу.

— Ты прекрасно знаешь, Сельма, что это не все варианты и от тебя я хочу другого.

— Чего? Чтобы я стала болванчиком не в городе, а в этой пещере?

Храбрость была продиктована отчаянием, хотя после каждого слова инстинкт самосохранения бил девицу кнутом по спине. Выводить из себя сущее зло — безумство, даже в отчаянном положении. Но на удивление, в воздухе пещеры не повеяло угрозой.

— Твоё однобокое мышление тебя погубит, Сельма. Твой дар силён, но ты до сих пор слепа… — Темп речи был столь медленным, что невольно создавал обманчивое ощущение безопасности. — Ты создана для этого мира и рано или поздно ощутишь это. Однако выбор за тобой. Для его принятия я дам тебе время. За твоё отсутствие был завершён ещё один цикл, самый короткий из всех. Я дарю тебе ещё один. Ты можешь превратиться в ничто, а можешь избавить обитателей этого места от мук.

— В отличие от тебя я живая! Живая! И мне здесь не место. Даже не надейся, что я останусь здесь по доброй воле!

Под железной маской раздался приглушённый смех.

— Решать тебе. Асцелия станет твоим проводником.

Хозяин этого мира поднялся и бесшумно спустился со ступеней, скрываясь в черном проходе. У Сельмы появилось время снова дать всплеск своим чувствам. На этот раз истерика длилась всего несколько минут — организм отказывался тратить силы на подобные импульсы, ставшие уже обыденными. Поняв, что она одна и слёз её никто не слышит, девушка подняла голову. Всё также сжимая ладонями свои колени, она прошлась взглядом по месту, в котором находилась. Кричащий аскетизм деревянного кресла и пустота пещеры в соотношении с безграничной силой, всевластием их Хозяина смотрелись нелепо. Сама пещера была небольшой, но имела узнаваемую форму круга. Факелы всё также мирно потрескивали на стенах. Ни единого признака жизни. Что делать? Идти в чёрный тоннель, куда ушел Он, или сидеть здесь и ждать своей смерти от голода?

Ответом на эти мысли стало появление белого пятна в зияющем тьмой проходе. Вздрогнув, Сельма узнала Асцелию, которая снова обрела своё миловидное лицо. Она вошла, как ангел, спустившийся с небес. Её образ внушал обманчивое чувство спасения, облегчения, если бы только пленница не знала, что прячется в её нутре.

Внешность Асцелии шатенка помнила из воспоминаний этого города, а потому трудностей с сопоставлением имени не возникло.

— Полагаю, ты и есть Асцелия. — Невооруженным взглядом было видно, что грубость Сельмы продиктована её диким страхом, который до сих пор бил её тело крупной дрожью. Гостью это не задело.

— Из-за тебя я горела уже дважды за последние семь дней. Пора бы уже познакомиться.

— Желаешь мести? — с вызовом ответила девушка, ловя себя на мысли, что больше совсем не испытывает перед этим существом страха. Напротив, готова дать отпор. И если перед Некромантом она чувствовала себя жалким червём, то перед Асцелией ощущала себя как минимум на равных.

— Нет, это моя часть сделки. Впрочем, от которой ты можешь меня избавить. Но об этом не сейчас. Вставай и следуй со мной. — Сельма явно не торопилась подниматься с колен. Вместо злобы и раздражения эта реакция вызвала у блондинки терпеливую улыбку. — Думаешь, сможешь сидеть здесь вечность? Тебе нужны силы, еда, вода, сон и новая одежда. Это место не избавит тебя от простых человеческих нужд, ведь ты живая, такая же, как и я.

— Смутно в это верится после того, как тебя зажгли прямо на моих глазах!

— Сожжение — это лишь весьма реалистичная имитация и моя расплата. Однако Тёмный Властелин милостив, взамен он даровал мне жизнь.

Асцелия терпеливо протянула Сельме руку, ожидая, когда враждебная гостья её примет.

«Как можно настолько слепо верить в того, кто заставляет тебя гореть в конце каждого цикла?! Напоминает стокгольмский синдром…»

У пленницы не оставалось иного выбора, кроме как подчиниться просьбе, хотя руку она так и не приняла.

Лишь один из тоннелей освещался факелами, все остальные, примыкающие к нему, зияли непроглядной тьмой. Сознание невольно рисовало страшных существ, обитающих в их мраке. Страх разгоняло лишь присутствие Асцелии, уверенно шедшей рядом. Как только они вышли из сводов пещеры, дневной свет ослепил. Понадобилось время, чтобы глаза смогли привыкнуть. И как только Сельма смогла их раскрыть, то увидела перед собой часть города, выставленного перед ней, как на ладони. Обсидиановая пещера возвышалась над всем этим поселением. Шатенка невольно удивилась, почему не замечала пещеру раньше, ведь наверняка её хорошо видно с городских улочек? Но всмотревшись внимательнее в рельеф, стало ясно, что всё это время Сельма блуждала в левой от площади части города, а сейчас они находились в правой. Меж этими частями вклинивался холмистый конус, поросший молодыми сосенками и кустарником.

Беловолосая ведьма стала спускаться по витиеватым тропинкам вниз, бодро шагая с выступа на выступ. В этой походке угадывалось что-то лёгкое, непосредственное, беззаботное. И эти наблюдения никак не вязались в голове жертвы города с образом калаки, которую она увидела… Сколько времени назад? День? Два? Здесь не было места этому понятию, особенно учитывая постоянные отключки.

Совсем скоро они очутились на светлых улочках, тонущих в ясном вечернем солнце. Асцелия прошла всего лишь два поворота и остановилась перед двухэтажным строением. Маленькая ладошка юркнула в карман и достала ключ, дверь со скрипом подалась вперёд. Помещение встретило их ядрёным запахом сухих трав. Повсюду было такое скопление вещей, что, казалось, попал в антикварную лавку. Только эта «лавка» была забита сухими вениками, настойками, банками с измельченными листьями. В комнате даже была претензия на уют в виде напольного ковра из овчины.

Сельма недоверчиво прошлась по комнате, с интересом рассматривая изобилие странных предметов. Была не была… Всё равно ей отсюда никуда не деться. И самым страшным оказалось осознание, что к этому месту, к этому вечному водовороту кошмара она уже стала привыкать. Утраченный мир не был дорог, а потому уже терялся на задворках памяти и постепенно растворялся.

— Ты ведь ведьма?

— Да, — последовал непосредственный ответ хозяйки, с милой улыбкой наблюдающей за гостьей.

— Почему тогда ты выглядишь… — Сельма обернулась к ней, но продолжение вопроса застряло в горле. Асцелия о завершении фразы догадалась сама.

— Выгляжу не как лесная колдунья? Как минимум потому, что я не успела постареть в реальном мире. К тому же у нас разная магия. Я ведьма, а она лесная ведунья. У нас тоже есть иерархия, не стоит всех равнять под одну гребёнку.

Сельма, как одичавший зверёк, бродила по комнате, с опаской всё осматривая. Блондинка не торопила, как если бы и впрямь приволокла в свой дом напуганное животное и давала бы ему теперь время привыкнуть к новому месту обитания.

— И ты, выходит… Сестра той самой Иоханны, о которой все здесь только и твердят.

Асцелия снова улыбнулась:

— Если ты хочешь спросить, состоим ли мы с тобой в родстве, то да, хотя и в весьма спорном.

— Нет! — Девушка выпалила это на одном дыхании, злобно зыркнув на хозяйку дома. — Мы не состоим ни в каком родстве! В этот бред меня уж вы точно не втянете!

Слова противоречили мыслям, и Сельма, как ребёнок, не хотела с этим мириться.

— Хорошо, как пожелаешь.

Асцелия была похожа на самое невинное создание на земле. Как радушная хозяйка, в первую очередь, она поставила на стол ароматную горячую похлебку, картофельную кашу и сушёную рыбу. Сельма накинулась на еду, как оголодавший зверь, наплевав на мысли о том, что в пищу могли что-то добавить. Хозяйка дома выделила девушке просторную комнату. Маленькое окошко с ромбообразной рамой выходило на одну из городских улочек. Свет догорающего дня освещал слабую пыльную дымку, стоящую в комнате. На полу лежал овечий ковер. Мягкая постель приглашала в свои объятия взбитой высокой периной. На столике стоял маленький букетик цветов. Асцелия дала и свежую одежду. Бледно-голубое платье надевалось на доходившую до щиколоток белоснежную рубаху и подвязывалось тонким кожаным ремешком.

Сельма была слишком вымотана, чтобы сопротивляться. Напротив, будучи окончательно опустошённой и эмоционально, и физически, она начала испытывать искреннюю благодарность за предоставленный кров, еду и постель.

Как заснула, она уже не помнила. Но мягкая перина, пропитанная свежестью и ароматом сухих трав, поглотила её за считанные секунды.

***</p>

— Ты проспала два дня.

Заспанная Сельма, спускающаяся с лестницы, была застукана слишком быстро. Асцелия что-то варила, колдуя над целой чередой склянок, хранящих измельчённые сухоцветы. Скрываться больше смысла не было, и, уже громко топая ногами без всякой претензии на женственность, шатенка спустилась вниз, резонно заметив:

— Зато выспалась.

Верх она уже, как тихий вор, успела осмотреть. Пошарила по всем шкафам и сундукам, но не было ничего, что стоило бы внимания: книги (какая редкость для средневековья) сомнительного содержания (язык Сельма так и не распознала), тряпки, ведра, бесконечное количество высушенных травяных пучков, развешенных по стенам. Единственной полезной вещицей оказался нож, который использовался для рыхления сухих трав. Немедленно он был спрятан в глубокий карман голубого одеяния. Также обшарить Сельма собиралась и первый этаж, но всезнающая Асцелия, которая терпеливо слушала всё это время скрип верхних половиц, не дала ей этого сделать.

— Как тебе мой дом?

Вопрос явно имел подтекст, и Сельма без труда его уловила, поняв, что её «следствие» не осталось незамеченным.

— Ещё немного, и я поверю в то, что ты человек.

Асцелия усмехнулась под враждебным взглядом гостьи, уже разливая отвар в глиняные чашки на столе.

— Думается, у меня комфортнее и уютнее, чем у лесной ведуньи. Эта старая кляча слишком погрязла в своей магии.

— Для меня вы на одно лицо: что ты, что она — лишь очередные монстры.

Светловолосая ведьма снова снисходительно улыбнулась, присаживаясь напротив и притягивая к своему носу ароматный терпкий чай.

— Выпей отвар. Он взбодрит тебя.

Шатенка недоверчиво взглянула на глиняный стакан, немедленно вспоминая, как это беловолосое чучело мешало разные травы.

— Что-то не хочется.

— То есть в первый день своего пребывания в этом доме ты накинулась на мою еду и питьё, как изголодавшийся зверь, не думая о том, что я могла туда добавить, а теперь проявляешь осторожность? Если бы я хотела тебя убить или усыпить, то уже сделала бы это. Но я служу Тёмному Владыке; судьбой твоей будет распоряжаться он. И, оговорюсь, к твоему столь долгому сну я нисколько не причастна.

— Да-да, только сначала выпей и из моей чашки.

Асцелия снова усмехнулась, пристально глядя на гостью. Её рука послушно потянулась к чашке, ведьма сделала оттуда два глотка.

— Так лучше?

— Намного.

— Хм… Вы и впрямь очень похожи. Даже больше, чем мне казалось вначале. Внешность только другая.

Сельма чуть не поперхнулась от такого заявления, легко догадываясь, с кем это сравнение было проведено.

— Опять эта история… — девушка хотела было снова взбунтоваться, но поняла, что бесполезно… В этот бунт она больше и сама не верила. Мысли медленно потекли в русле всей новой информации, которую она узнала… Кто был до неё?..

— Мои предшественницы… Старая, что в лесу живёт, сказала, что до меня были ещё.

— Да, это правда. Лишь пятеро. Трое не выдержали испытания и сгинули в лесу. Мы не успели им помочь. Четвертая и пятая выжили, но без толку. Их дар был слишком незначительным, кровь Иоханны почти не ощущалась. Были умерщвлены и снова воскресли в рядах горожан. Не пропадать же мёртвым телам.

От той беззаботности, с которой говорила ведьма, Сельма ощутила дрожь. Сейчас говорили, как минимум, о её предках, а не о ком-то другом! И пусть девушка никогда не испытывала радение за семейные узы, так легко о своих предшественницах она бы говорить не смогла.

— Последняя… Как её звали?

— Не думай, это не твоя мать и не твоя бабушка. Твоя прабабушка. Однако, бесполезная.

Сельма ничего не знала даже о своей бабке; тем более уж о прабабке ничего не слышала и подавно. Как бы она не хотела ощутить чувство горечи, тревоги, без образа родного человека это не получалась. Она не чувствовала ровным счётом ничего. Так бывает… И, в принципе, это нормально, учитывая, что родных она почти не знала.

— Она… В этом городе?

— Хочешь увидеть?

«Хочу хоть что-то ощутить, если увижу…»

— Да.

— Эта встреча не принесёт для тебя ничего. Она не вспомнит тебя. Её прошлое стёрто. Это уже не она.

— Я хочу её увидеть!

Беловолосая ведьма замерла с занесённым над стаканом железным чайником, но с прежним умиротворением поставила его обратно на стол.

— Как пожелаешь. Поешь вначале.

Солнце щедро освещало мощёные камнем улочки, на которых, как и прежде, царило возбужденное оживление. Асцелия заперла дверь и сунула ключ в незаметный карман. Путь их лежал к центру города. Сельма теперь ничем не выделялась на фоне местных жителей, кроме, конечно, затравленного взгляда. Сопровождающая её шла молча, не мешая шатенке рассматривать беззаботных горожан.

Вскоре они очутились средь торговых палаток. У одной из них блондинка остановилась, выразительно уставившись на незамечающую их торговку. Сердце Сельмы пропустило удар. Это была пожилая женщина, с большим родимым пятном на половину лица, колготившаяся над своим бесполезным товаром. Шатенка напряглась, сосредоточилась на своём внутреннем состоянии, но… ничего не почувствовала. Хотя что она должна была ощутить? Что испытывает душа, когда встречаешь родного человека? Но может ли эта женщина быть ей родной, если они никогда друг друга не знали и не видели?..

— Я же тебе говорила…

Но Сельма не дослушала, упрямо растолкав горожан и подойдя вплотную к деревянным ящикам. Теперь-то торговка заметила её своими сверкающими глазами.

— Ох, милочка… Чего хочешь? Рыба свежая, бери. Смотри какая! Возьми эту. А может эту? Может сразу две? На, посмотри. Да посмотри же! Бери, лучше нигде не найдешь! Вся свежая, чистая, вчерашний улов!

Шатенка даже не посмотрела на рыбу, всё это время смотря на женщину перед собой. И женщину ли… человека ли… Глаза торговки сияли нездоровым блеском. Она буквально тряслась над своей вонючей рыбой далеко не вчерашнего улова. И чем дольше она не могла навязать свой товар очередному потенциальному покупателю, тем больше злилась, сильнее тряслась, почти теряла над собой контроль, словно в этой рыбе заключался весь смысл её жизни. Жалкое и одновременно слишком пугающее зрелище… Постепенно голос её стал срываться на крик.

— Чего не берёшь?! — глаза торговки обезумели. Грубо она схватила Сельму за запястье, потянув на себя и попытавшись впихнуть ей в руки слизкую рыбу. — Бери рыбу! Бери!

— Пусти! Мне больно!

Девушка тут же попыталась вырваться из железной хватки остервенелой торговки, но та распылялась ещё больше!

— Бери, тебе говорят! — но что-то резко заставило её лицо перекоситься, хватка ослабла, лицо приобрело испуганное и раболепное выражение, а Сельму за другую руку перехватила чья-то ладонь… — Ох, это Вы… Ох простите, госпожа… — голос стал самой услужливостью. Торговка расплылась в беззубой улыбке, протягивая двух жалких рыбёшек подошедшей блондинке. — Рыбки, госпожа? Посмотрите какая…

Та, которую называли госпожой, возвышалась гордо, высокомерно. Миловидные черты лица, обрамлённого белыми волосами, источали властность и угрозу. Свободной рукой она взмахнула в воздухе, и горожанку прижало к стене дома, у которого она торговала. Второй жест раскидал товар, повалил деревянные ящики с вонючей рыбой.

— Ещё раз забудешься, и мирное существование в цикле для тебя обернется кошмаром.

Асцелия силой выволокла Сельму из толпы зевак, которые почтительно расходились по сторонам, давая им проход. Чуть не со слезами на глазах девушка сжала своё запястье под строгим взглядом ведьмы. Шатенка всё ещё смотрела в сторону толпы у палатки.

— Почему?.. Почему она так себя повела?