Часть 4. История проклятия. (2/2)
— Сжечь! Дитя сатаны!
— Смерть ей!
Неистовство толпы нисколько не обращало на себя внимания несчастной. Моросящий дождь, сыпящийся с чёрного неба, казался жестокой насмешкою, ибо нисколько не мог затушить разгорающийся огонь. Отупелые горожане, плясавшие под фанатичные речи священника, восприняли это природное явление и вовсе как благодатный знак. Огонь разгорался всё сильнее, ноги уже ощущали поднимающийся жар, дым начинал душить лёгкие. Смерть приближалась! Она торжественно и неспешно подходила прямо к костру, к своей новой жертве. Больше всего на свете Асцелия боялась именно смерти. Ощущение, что вот Она, совсем рядом, уже близко, доводило до безумства. Неужели её жизнь вот так прервётся?.. Жизнь! Девушка готова была бы пойти на всё, только бы её сохранить!
— Ааааа! Нет, молю!..
В предсмертных потугах Асцелия билась в железных путах, которые, нагреваемые из-под низу, уже жгли её кожу. Жар становился невыносимым, как вдруг вокруг поднялся сильнейший ветер, такой сильный, что огонь не смог разгореться сильнее, а, напротив, прибился к земле. Небо разорвало грохотом. Хлынул дождь, укрощая языки пламени до безобидного огонька. Толпа с ужасом разбежалась по сторонам. Некромант шёл прямо к смертному кострищу.
— Схватить его! — тут же отдал приказ перепуганный священнослужитель, но только несколько крепких и сильных монахов подбежало к магу, как тут же пали замертво. Ещё двух постигла та же участь, следующие уже не решились следовать приказу верховного.
— Я пришёл не к вам. — Некромант, облачённый в монашескую рясу, медленно повернул свой черный капюшон к несчастной. От былой её красоты не осталось ничего. Девушка билась в истерии:
— Молю тебя… Осберт… Молю…
— Я никогда не прощу тебя. Но могу дать то, чего ты жаждешь больше всего. Ты будешь испытывать страх смерти множество раз взамен на вечную жизнь и передышки на мирное существование под солнцем. Согласна ли ты на такую сделку?
— Да! Да, прошу… Только спаси!
Он не сомневался в этом ответе и всё же бездействовал до тех пор, пока его не получил. Одно её слово решило дальнейшую судьбу многих из здесь присутствующих. Некромант повернул зияющий тьмой капюшон к толпе.
— Вы посягнули на род Иоханны… Да будет проклят каждый из жителей этого города. Чума будет сжирать ваши тела заживо, а смерть будет обходить стороной. Никто из вас не покинет этот город. Жизнь для вас превратится в худший кошмар. Да не станете вы мертвецами, но и живыми больше вы не будете. Эрудитхо. Эмпульхо удитх. Карэзис-то хонфошто!
Маг взмахнул рукой и мертвые монахи, как послушные марионетки, восстали под крики ужаса оцепеневшей толпы. Мертвецы стояли неподвижно, спинами к своему новому хозяину. С одного взгляда становилось ясно, что теперь они служат не старому священнослужителю, армия которого в этой войне оказалась в явном меньшинстве.
Жест рукой, и мертвецы двинулись вперёд. В считанные секунды хворост был затушен и раскидан в стороны. Как мученицу, обожжённую ведьму сняли с огненного эшафота. Плечи четырёх мертвецов стали для неё ложем, на котором её понесли прочь. Никто из толпы не посмел шевельнуться. Всех обуял парализующий страх. И не зря…
Эта ночь ознаменовала ещё более худший кошмар, чем до этого. Из города не мог сбежать никто. Смерть навсегда покинула эти владения, не было больше избавления. О ней молили небеса, некоторые пытались разорвать свой жизненный цикл сами, но тщетно. Их тела больше не были живыми, но и не были мертвыми. Кара некроманта была страшна. Гниль, вонь, костры, уродство, болезненные стоны, мольбы о смерти стали обыденностью. Когда-то солнечный город превратился в жерло ада на земле. Дым заволок небо, тьма и сумерки стали вечными спутниками города. В Церковь больше никто не верил, в священнослужителя и монахов — тоже. Свод храма опустел. Если от Бога помощи больше не приходилось ждать, то оставалось лишь взывать к силе, от которой и страдал весь город. Спустя бесконечное время страданий городок сдался и взмолился тьме. Некромант явился на зов. Всё должно было закончиться там же, где началось.
— Молим тебя… Дай нам умереть… Что ты хочешь от нас?!
Толпа изуродованных нежильцов молила Тёмного Властелина о смерти. До сих пор столб от прошлого неудавшегося сожжения стоял посередине площади. Некромант неспешно прошел на эшафот.
— Теперь вы молите меня о смерти… А молила ли вас Иоханна, когда вы топили её за колдовство? Что вы сделали тогда? Не вы ли, святой отец, вынесли ей и целому ряду других людей смертный приговор?
Священника распирали гнев и ярость. Он сжимал кулаки, но изуродованный чумой не мог ничего сказать в ответ. Он даже не помнил ту, о ком говорил Некромант. Дух был сломлен. Гордость и идеи изничтожены…
— Вы ведь даже и имени её уже не помните…
— Верни нам смерть! Смерть дана самим Богом, не смеешь ты у нас её забирать!
Некромант вдруг рассмеялся. От его приглушенного разливистого смеха все горожане напряглись ещё сильнее. Маг неожиданно обратился к ним.
— Хотите ли вы жить вечно, без чумы, под ликом солнца? Лишь раз за цикл вы будете платить за смерть Иоханны своими жизнями, после чего вновь будете возрождаться и радоваться жизни? Хотите ли вы этого? Преклонитесь. Предайте своих прошлых богов, свою религию и станьте моими приспешниками. И я прощу вас, дам избавление.
Толпа не шевелилась. Но достаточно было лишь одному выйти вперед, как остальные последовали за ним, предав все свои прежние идеалы, ценности, продав свою душу… Некромант насмехался, он торжествовал. Сморщенная рука вытянулась из-под его одежд и указала на служителей церкви.
— Так докажите свою преданность. Разорвите их.
Не сразу толпа решилась на кровь, но и не заставила себя ждать. Разъярённые горожане кинулись на монахов, словно они стали в их глазах единственным источником зла, чумы и всех других лишений и страданий. Толпа разорвала несчастных под ликующий смех Некроманта, отголоски которого поднимались прямо в ночное, затянутое мглой небо.
***</p>
На следующий день город очнулся уже во временной петле. Не было больше чумы, городок стал ясной копией прошедших светлых солнечных дней. Кошмар закончился, и все горожане словно бы попали в общий радостный сон. Хотя всем поначалу казалось, что именно сейчас они и спят, а весь ужас — та реальность, которая ждёт их после пробуждения. Но эти мысли были в корне неверны.
Так город живых мертвецов зажил иной жизнью, заключив сделку с самой тьмой. Они жили от начала цикла и до его конца, от одной кровавой расправы до другой. В конце каждого цикла они посягали на жизнь Асцелии, за что потом уничтожались монстрами или же огнём. А на следующий день вновь возрождались, и снова начинался цикл мирной жизни. Они жили по сценарию, которого не осознавали, за исключением лишь Асцелии и других ведьм, поселившихся здесь уже позже. Им были даны особые привилегии.
За хотя бы короткий промежуток спокойствия горожане стали марионетками Темного Властелина, неосознанно живя лишь до его кары по окончании каждого цикла. Но зато ясно осознавали, кому они служат. Это их сделка. Таким образом, город стал магическим местом вне реальности, живущим по своим законам — по законам сломанного Дня сурка.
***</p>
Вся злоба, которую ведьма направила на проклятие Осберта, с годами превратилась в его силу. Сначала сломленный, изгнанный и отверженный… Чудовище в человеческом обличии. Первый год он даже пытался скрыться от самого себя в монастыре, но всё живое неконтролируемо гибло вокруг него. За считанный месяц весь монастырь превратился в кладбище с одним-единственным выжившим послушником, который и стал причиной этого падежа. Вечное одиночество разрывало ему душу. Невинные братья погибли лишь от того, что находились подле него. Сама смерть поселилась в этих стенах. Юный пастух с ещё живой, светлой душой страдал, разрываемый на части тьмой, что теперь исходила от него. Но смерть, посеянная его руками, была не столь страшна, как жизнь, даруемая от этих же рук мертвецам. Они восставали лишь от одного его прикосновения, шли следом, как марионетки.
Неконтролируемые силы некроманта поселились в слишком юном, ещё неподготовленном теле. Они должны были разорвать его ещё до того, как безумие лишит разума. И потому юноша был вынужден бежать, бежать от самого себя, прочь от живых, прочь от мёртвых, в гущу леса, в самые его недра. Но кто избавит лес от живности, охотящейся на другую? Сколько безобразия, оказывается, скрывали в себе безобидные чащи? Обглоданные олени с вываливающимися внутренностями шли за пастухом, а птицы падали замертво. От кары было не убежать, хотя он и пытался. Проклятие, хранящее в себе сильнейшую ненависть и злость, должно было уничтожить Осберта, если бы не его бегство в безлюдные леса. Здесь, вдали от людей, окружённый лишь лесной живностью, он обрёл арену для укрощения своих сил.
Первым шагом к этому укрощению стало воскрешение ворона, что упал замертво лишь из-за того, что сел на ветку слишком близко с Некромантом. Перепуганный юноша, исхудавший, сам ставший похожим на труп из-за голода и сильнейших эмоциональных потрясений, сделал робкие шаги к мёртвой чёрной птице. Он не знал, что делать, не знал, как руководить мощнейшей силой, распирающей его изнутри. Следуя инстинктам, он нерешительно коснулся птицы, мысленно воззвал к ней, и чудо! Ворон встрепенулся. С помутневшими молочными глазами он тут же взлетел на ветку.
С тех пор начались долгие годы отшельничества Некроманта. Покоряя мощь своего проклятия, с каждым разом Осберт становился сильнее. Его присутствие умертвило живность всего леса, но зато он обрёл могущество, о котором даже не могла подумать старая ведьма. Движимый нездоровой фанатичной любовью к давно умершей возлюбленной, Иоханне, и жаждой мести юный пастух совершил непостижимое, покорив силы проклятия.
Однако это стоило ему многого. За три года пастух постарел до седых волос и жутких глубоких морщин. Тело не могло вмещать в себе невместимое. Исчерченное старостью тело стало лишь малой жертвой тёмным силам, которым теперь служил молодой Некромант.
Обретя контроль, Осберт ощутил всю тесноту леса. Настала пора взять власть над человеческими телами. Ночами он стал выбираться в населенные пункты, бродить по кладбищам и взывать к мертвым. Силы росли, магия становилась могущественнее, проклятие подчинилось своей жертве. И Осберт осознавал это. Больше он не был тем юным пастушком, жаждущим светлой чистой любви. Старик, несущий смерть и жизнь, ставший судьей на границе вечных истин, но сохранивший свои юные чаяния, обретшие теперь безобразную форму.
Укротив свою силу, Некромант стал искать знания. Годы он потратил на их поиск. Владея сильнейшей магией, ему стало под силу практически всё. Ведьма даже представить не могла, что своей злобой и своим проклятием она не уничтожит, а породит страшнейшее зло, которое только может представить человек.
Движимый лишь двумя желаниями: маниакальной тягой к Иоханне и жаждой мести, через десять лет он вернулся в родные края. Но всё, чего так жаждал, нельзя было теперь осуществить. Останки Иоханны достали из могилы и сожгли, а ее бабка сгинула. Никто не знал, что с ней сталось: ушла в лес и не вернулась, должно быть, сгрызли волки; даже не оживить…
***</p>
Сельма бежала прочь от дикого ужаса, не замечая того, как зажимает свои уши ладонями и кричит во всё горло. Ноги сами привели её к старой хижине, возле которой стояла не та старуха, которую знала девушка. Снова разноцветные глаза, седые волосы образовывали гриву, горбатая и в разы больше, с когтистыми пальцами. Это существо было древним и сильным. Теперь это было видно, это ощущалось в самом воздухе! Дождь сюда, под плотно сомкнутые ветви сосен, почти не проникал. Увидев это зрелище, Сельма закричала ещё пуще и плюхнулась в траву и сосновые иголки задом.
— Ты?! Ты!
Колдунья смотрела с нескрываемым интересом, пристально, словно пыталась что-то разглядеть. Впервые она проявила столько интереса к несчастной беглянке.
— Что такое? Неужто дар стал просыпаться? — Это существо двинулось ей навстречу, отчего обезумевшая Сельма немедленно стала отползать назад, но уперлась в толстые корни сосны. — Может, от тебя и будет прок…
— Ты ведьма!.. Ведьма!
— Мм… — промурлыкал старческий хриплый голос сквозь гнилые зубы. — Что ещё ты узнала?
— Город! Вы все здесь прокляты! Все!
— Отнюдь, для некоторых это место — само благословение. — Старуха сделала ещё один шаг, но Сельма в припадке прижалась к дереву сильнее, что заставило уродливое создание остановиться, с животным оскалом оглядев девицу. — Не меня тебе надо бояться. Разве я сделала тебе что-то плохое за это время? Не я ли помогала тебе, дала кров, одежду и еду?
Аргументы слабо действовали на расшатанную психику Сельмы, однако девушка всё ещё была здесь.
— Я тут ни при чём! Я не знала Иоханну, не была там! Я ни в чём не виновна и не должна быть здесь!
— Твой дар показал тебе даже этот кусочек? Сильна её кровь в тебе…
В голосе ведьмы даже прозвучали нотки какого-то почтения, которые Сельма в раскатах грома и шуршании дождя не заметила.
— Чья кровь? Что вам всем от меня нужно?!
Старуха смотрела на неё пристально. От её взгляда становилось жутко, мурашки не переставали бегать по мокрой спине, прижатой к бугристой коре. Неожиданно дождь прекратился, будто его и не было, небо посветлело, заволоченное теперь лишь серой пеленой. Старуха отреагировала немедленно, запрокинув голову назад, считывая этот знак природы как очередной информационный посыл. Белый глаз снова уставился на Сельму.
— Видимо, время пришло. Надеюсь, ты будешь толковее своих предшественниц. Я не стану подходить, хватит уже шугаться меня. Неужели, узнав историю этого места, ты до сих пор не догадалась? В твоих жилах течёт кровь из рода Иоханны. Лишь сотая часть, но значения это не имеет.
— Ч… Что?! — Сельма обомлела, вмиг обмякла, отупела, не в силах осознать информацию, которую дала ей старая карга. — Этого не может быть… Это бред!
Ведьма, опираясь на скрюченную трость, уселась прямо на землю, разведя согнутые колени в стороны и что-то грубо прошептав себе под нос. Её до сих пор до кончиков пальцев раздражали планы Некроманта, но играть по другим правилам было нельзя. Это его мир, и если он становился приютом, необходимо было следовать правилам его создателя.
— Ты не первая, кто это говорит, милочка.