Глава 8. Разговор Силве и Иванниковой (1/2)

ВПО ”Заря-21” Медблок. 31 мая 2339 г. 02:50 (по Москве)

Воспользовавшись минуткой затишья, Ирина заперлась в комнатке, поставила на стол бутылку дорогого вина, которую подарила ей Стеллочка еще в те незапамятные времена, когда между ними все было безоблачно. Месяц назад или больше…. На службе, конечно, пить нельзя, но в последнее время Иванникова часто прикладывалась к этой бутылке. Будто она смаковала остатки их исчезающей любви…

Ирина, усмехнувшись над своими чувствами, включила на комлинке музыку, которая по беспроводному каналу подавалась ей в ушную гарнитуру. Потом перелистнула картинку, - и вновь на нее смотрят огромные черные глаза прекрасной инопланетянки.

Заиграла тихая и печальная песня на русском языке по уходящей любви. Эту песню исполнял один из модных популярных певцов, причем исполнял так, что сердце из груди рвалось. Сам исполнитель, однако, говорил, что этой песне очень много лет, что ее написали еще в XXвеке, причем ее автора не то застрелили прямо на сцене, не то он погиб в транспортной аварии. Он даже фамилию автора называл, но Ирина ее, разумеется, и не вспомнила бы сейчас. Она вообще из певцов-поэтов Стального Века знала только Высоцкого, но это точно не Высоцкий… Ну а в XXIV веке наш певец-современник просто наткнулся на ее в Сети и воспроизвел заново, придав новое звучание. Песня, кто бы ее не написал, действительно вынимала душу*. Особенно тому, кто прощался с любовью навсегда. Прошлое дарило рациональной технократии землян много забытых песен, стихов, фильмов, которые брали за душу, пробуждали генетическую память предков, которую не смогли стереть генетические коррекции и выправления:

- Память уже не жалит,

Мысли не бьют по рукам,

Я тебя провожаю

К другим берегам,

Ты перелетная птица,

Счастья ищешь в пути,

Приходишь, чтобы проститься,

И снова уйти…

У Иванниковой уже глаза были на мокром месте. Она, всхлипывая, налила стакан алого гуриассийского вина, и быстро выпила. Вообще, вино пьют не спеша, тем более такое, элитное, но для Иванниковой сейчас что вино, что спирт, - было все едино. Она хоронила любовь, а не наслаждалась жизнью. Она смотрела на портрет Стеллы Жю Сет, ее сердце больно сжималось, ...и даже это мазохистское чувство было лучше, чем просто вычеркнуть из жизни и забыть. Мучиться по Ней было легче, чем просто забыть и жить с чистого листа. И даже наличие увлеченного ей Ангетта особо ничего не меняло. По ночам душой Иванниковой по-прежнему владела Стелла.

- Ну, почему я девкой родилась?! – горько спросила Иванникова у самой себя. – Почему, кто и какого хера решает, какая любовь правильная, а какая – нет?!

Спас Иванникову от упадочных мыслей сигнал с пульта. Опять кого-то привезли. Что, опять раненые?!

- Да вашу ж Машу! – с досадой прохрипела Ирина. Она быстро спрятала бутылку и стакан, закинула в рот сразу три мятных пастилки, чтобы отбить запах спиртного, и ринулась на прием.

В приемном, слава Богу не было огромного количества раненных, пострадавших и покалеченных. Робот привез на платформе-каталке одну-единственную больную. Силве Жю Сет.

Ирина увидела, что дочь ее любимой, трясется, как в ознобе, аж ручки дрожат. Изменилось лицо девушки, - появились морщинки, круги вокруг глаз, губки дрожали, руки с большой силой сжимали металлическую Молнию на груди, пальцы теребили страницы молитвенника. Девушка хотела заснуть, и не могла, ее белки глаз были покрыты желтоватой поволокой, а зрачки то снижались, то расширялись. Температура тела была пониженной, 35,9. Для гуриассийцев, чья нормальная температура была, в отличие от землян, 37,3-37,5 это было очень мало. А вот сердце колотилось под сто двадцать- сто тридцать ударов в минуту, будто девушка коробку стимуляторов приняла.

Даже внешне Силве изменилась. Повзрослела что ли… Она, если смотреть на нее при слабом освещении, выглядела стопроцентной копией своей матушки, только худенькой и ослабевшей. Ирина не знала, что за эти двое неполных суток с Силве произошли и другие изменения. Осознание обреченности и горя истощенных, пораженных радиацией людей, созерцание звериной жестокости врагов, вид истощенной, отравленной планеты и сражающихся машин, сжигающих все на своем пути, наконец, ощущение беспрецедентной моральной деградации целого рода человеческого пробудили в душе хрупкой и доброй девушки совершенно нехарактерные для нее черты. Все злодеи обеих миров, в том числе и те, кто заставил пострадать и саму Силве смешались в один образ зидоистского бойца-изувера в серо-пятнистом камуфляже с автоматическим ружьем. И породили НЕНАВИСТЬ. В своих мечтах Силве представляла себя следователем-инквизитором старых времен. И перед ней в ее воображении представали все злодеи, начиная от лицемера-родственничка, и заканчивая разбойниками из Сетского леса и, вот теперь, - бойцами имперских легионов Гуэннохорро. И всех Силве с удовольствием обрекала на смерть, - от сожжения до колесования.

В сопровождении черным по белому было обозначено, - астения, чрезвычайное нервное истощение. Девушка выработала весь свой эмоциональный ресурс, ибо с детьми-беженцами она работала не по психологическим методикам XXIV столетия, а по своим эмоциям, пропуская боль каждого маленького страдальца через себя, переосмысливая ее, как свой опыт и ища к нему противоядие. Именно поэтому маленькие воспитанники из лагеря беженцев так прониклись к ней, чувствуя неподдельную, искреннюю заботу. Но свой ресурс, работая на износ, молоденькая священница исчерпала через двое неполных суток.

- Тю! Вот радость-то! – бодро-начальственно заговорила Ирина, вытирая тыльной стороной ладони слезинки. – Сильвушка сама, давно не виделись! Ты-то чего захворала? У-у-у, совсем себя не бережешь! Ничего, сейчас успокоительные примешь, под ионным душиком полежишь, отоспишься хорошо, и как новенькая будешь!

- Госпожа Ирина? – с трудом разлепила сухие губы Силве. – Ваше Сиятельство?

- Ой, кто сейчас по заднице получит! – возмутилась Иванникова, - У меня от одной в ушах звенит! Я тебя как учила? «Тетя Ира». «Ирина Геннадьевна». На крайняк можешь, «товарищ подполковник»… Хотя, нет, это ты не выговоришь…

- Вас так матушка называет, - ответила Силве. – Она говорит, что вы – великая княгиня и ее сеньора и покровительница!

- У матушки твоей, прости меня конечно, Средневековье в жо… в голове играет! – сказала Иванникова, пристраивая каталку с юной дворянкой под специальный аппарат. – Она по своей привычке тут всем титулы присваивает! Какая я тебе «госпожа»?! У меня родители, если хочешь знать, - рабочий и служащая! У нас тут все люди – простые, трудящиеся. Как ножка твоя? Не беспокоит?

- Нет, все в порядке, госпожа…, тетя Ира! Спасибо вам. Вы просто спасли меня!

- У нас работа такая, - спасать, - махнула рукой Иванникова. – Так, ну-ка ротик открой! Скажи «а-а-а». Глазки покажи! Етижи-пасатижи, совсем издергалась. Ты сколько спала за последние сутки? Только честно?

- Я не знаю… Может часа четыре, может пять….

- Ужас! – возмутилась Иванникова. – А сколько раз на психразгрузке была?

- На чем? – не поняла Силве. – Вы хотите сказать, сколько раз на молитве стояла? Четыре раза, как положено. Только молитвой и спасаюсь…

- Капец! – скептически сказала Иванникова, прилаживая к голове юной дворянки контакты для подачи излучения. – А ты знаешь, что ты так убьешь себя?! Такой жесткий режим работы для неподготовленного человека, - это даже трудовым законодательством запрещено!

- Закон запрещает работать во славу Божью? – удивленно спросила Силве. – Что это за закон такой?

- Социалистический закон. КЗОТ называется. Кодекс законов о труде. Не слышала? Будешь работать – рекомендую ознакомиться, - важно сказала Ирина. – И иногда работодателю напоминать эти четыре волшебные буквы, чтоб на шею не садились! А есть еще волшебные слова, если работодатель сразу не понял. «Трудовая инспекция», «Трудовой суд», «КГК», то есть Конфликтная государственная Комиссия. «Профсоюзное заявление» тоже неплохо… Ты в профсоюз еще не вступала?

- Куда? – не поняла Силве. – Я уже являюсь членом Хилликийской Святой Церкви, а также кандидатом на вступление в члены Святого Ордена Книгописцев. И в другие ордена и тайные организации вступать не собираюсь.

- Понятно. – Ирина страдальчески подняла глаза к потолку. – Вот лучше бы матушка тебя нужным вещам научила!

- Матушка говорила, что вы – народ бунтарей и анархистов, - печально вздохнула Силве. – А я рукоположенная священница. И я не работаю здесь, я служу Господу нашему, Творцу Небес и Земли…

- Подожди-подожди, тормози! – Ирина поднесла ладони к ушам, будто хотела остановить эту агитацию. – А ты, кроме службы, еще чем-то занимаешься?

- Не знаю, - сморщила лобик служительница Пророка Хилликия. – Живу, точнее…пытаюсь жить…

- А как ты служишь здесь своему богу? – поинтересовалась Ирина. – Нет, я не смеюсь, мне просто интересно.

- Обыкновенно, - Теперь уже юная викотнтесса посмотрела на Ирину, как на ненормальную. – Ухаживаю за детьми, помогаю ближним, читаю проповеди, учу ребят молитвам. Утешаю, как могу… Плачу вместе с ними… Эти дети такие несчастные, они родились в настоящем аду, где правит дьявол. Права была матушка… Даже поплакать вместе с ними, разделить их скорбь, - это уже служение.

- Но это же не ваши дети, не хилликийские? – продолжала испытывать Силве Ирина.

- Какая разница? Бог Един, он сотворил Землю и Небо. И Космос. И все планеты… И даже вас, куалийцев. Для Бога и его учения нет границ. А там, где молятся во имя Его, там где утирают слезы сиротам, утешают вдов и насыщают бедняков, там Он уже есть. Среди нас. И вместе с нами. Чем больше люди делают добра, тем Ближе Бог к нам. Это же естественно. А дети, брошенные в аду, на потеху дьяволу, нуждаются в спасении в первую очередь!

- Ой, какая ты умничка, - потрясенно смотрела на девушку Иванникова. – Но ты же себя истощаешь так.

- Пророк Хилликий молился тридцать пять дней за весь мир, стоя на камне в голой пустыне, - запротестовала Силве. – Молился за весь мир, чтобы Бог помиловал его. И вымолил… Что мои страдания против его? Миряне могут уставать, а мне уставать нельзя, я его служительница.

- Охренеть! – Иванникова только рот раскрыла. – А как же другие церковные служители, которых твоя матушка в газетах полощет? Вот с такими пузами, которые в золоченых домах живут?

- За других не знаю, они перед Богом на Суде ответят за свои дела! – насупилась маленькая дворянка – Я за себя отвечаю, а не за них!

- Базара нет! – подняла руки Иванникова. – Уделала ты меня! Ты очень изменилась с нашей последней встречи. Да и вообще, я в твоем возрасте только о мальчиках... ну и мальчиках тоже думала, да о гулянках. Нет, об учебе, конечно тоже, но …

- Вы мирянка, вам можно, - сказала Силве. - Тетя Ира, вы взрослая женщина, матушка говорит, что по возрасту годитесь мне в бабушки. Можно задать вам два вопроса? Ответьте честно, пожалуйста.

- Ну давай,  -согласилась Иванникова, не чуя подвоха. – Если смогу, конечно… Если по медицине, то не проблема, конечно….

- Наверное, да, - согласилась Силве. – Не опасно ли ранение моей матушки вот здесь? - Она показала пальцем на ключичную косточку.

- Не-е-ет, все в порядке уже! – с оптимизмом ответила Ирина. – Само ранение было тяжелым, пришлось экстренно реанимировать, перелить кровь и заменить участок кости. Но сейчас никакой опасности для жизни. Пулю я вынула, разумеется, ей отдала, на память!

- Значит, пулю… - мрачно сказала Силве. – Значит, она лгала мне! Конечно, из любви, чтобы я не переживала. Ну ничего, я обращусь к лорду Кетцелю… Матушка забыла, что она не мужчина, а женщина!

- А что, ты не знала про ранение? – Иванникова поняла, что сказала лишнего. – Вот я дура! Я не должна была об этом говорить.

- Правда всегда всплывет на поверхность, Ваше Сиятельство, - сказала Силве, глядя в потолок. – Видимо, силы зла в этом мире слишком сильны, раз хрупкие женщины должны сражаться наравне с мужчинами. Тем более, матушка всегда была еретичкой, говорила, что мужчина и женщина якобы равны… Чушь и ересь, конечно… Это все – соревнование с Богом, в малом и большом… Все начинает с отрицания вечных истин, с попирания Божьих законов, а заканчивается страшными огненными бомбами. Скажите мне, зачем они создали такие страшные бомбы, да еще так много? Ведь это уму непостижимо… Разве можно победить в войне, когда горит весь мир?! Кому нужна будет такая победа? Неужели они не могли этого не понимать? Кто придумывал эти скорострельные ружья, эти ра-ке-ты, машины, летающие по воздуху, отравляющие бомбы… Я вам сама скажу! Они соревновались с Господом Богом, думая убогим своим умишком, что могут превзойти Его в силе. Кто делал эти бомбы и ра-ке-ты, они продали свои души дьяволу, ибо соблазнились чувством всемогущества, всесилия! Они думали, что если они могут сжечь десятки городов, отравить природу, то они победили Бога, уничтожив его творение! А если нет бога – то нет и его законов! Значит, любовь, милосердие, великодушие, сострадание – можно отменить, они вроде как и не обязательны! Значит, все можно! Значит, можно делить людей на сорта, как туши в лавке мясника, сажать их в клетки, как животных, можно жрать человеческое мясо! Можно грабить, убивать, жечь заживо! Прогнав Бога с Его престола, отменив его в душах людей, они наивно думали, что сами сядут на этот престол, но так не бывает! Если престол Божий опустеет, на его место сядет дьявол, рано или поздно! И введет свои черные законы! Я права, тетя Ира?!

- Э-э… Наверное, да,  - Ирина с вытаращенными глазами смотрела на горячечную дочь своей возлюбленной. – Это вас в семинарии так учат? С такой речью в Верховный Совет можно на трибуну!

- Нет. В семинарии и знать не знают про такой проклятый Богом мир. Я сама пришла к такому выводу, - ответила Силве.

- У нас Достоевский об этом говорил, - сказала Ирина. – «Если Бога нет, то все дозволено!» Слушая, какая ты умненькая! Ничего! Скоро этим зидоистам придет конец!

- То есть придет конец от вашего войска? – спросила Силве. – А во Имя кого куалийцы пойдут в бой против нечестивых? Кого они посадят на опустевший Престол? Идти на войну можно только во славу Божью. Иначе, изгнав одного дьявола, вы вместо Бога посадите на престол другого.

- Слушай, солнышко мое? – мягко спросила Ирина. – А инквизиция, крестовые походы, гонения по принципу веры, - это тоже во имя Божье? А в чем разница-то? Можно создать атомную бомбу и бомбить со словами «С нами Бог». Мало в мире во имя разных богов крови было пролито?

- Я ожидала этого вопроса, - ответила юная графиня Сетская. – Конечно, и служители Бога порой совершают ошибки. Мир несовершенен, а человек слаб… Да, Божьим именем можно оправдать многие преступления. Но нельзя именем Его сжечь и отравить целую планету, например…

- Да запросто! – перешла в атаку Иванникова. – Если народ похож на стадо баранов, то к власти приходят негодяи. Конечно с именем Божьим на устах! И во имя одной религии, или режима, они начинают кровопролития, а потом войны, а потом раз, и нажали на красную кнопку, и хана!… Бог твой в душе должен быть! А поэтому, если часто говорить «Бог», «Бог», это обесценивается! Слушай, Силве, давай с тобой потом подискутируем! У тебя и так нервное истощение. Каков твой второй вопрос?

- А я заметно отдохнула в нашей дискуссии, тетя Ира. – улыбнулась Силве. – Толкование законов Мироздания и законов Божьих мне в радость. Хорошо, тетя Ирина, только ответьте честно. Скажите, какие у вас отношения с моей матушкой?

Вот тут Ирина и опешила!

- Силве, солнышко… - Ирина покраснела, как рак вареный. – Ты меня прости за бестактность, но тебе не кажется…что это уже не твое дело?! Это уже дело взрослых, и они не обязаны перед тобой исповедоваться.