Глава 12 (1/2)

Сначала тишина, повисшая в спальне, была умиротворяющей,

но, когда посторгазменная истома сошла на нет, Полину с головой накрыли

отчаяние и стыд. Первосортная шлюха. Не просто спит с клиентами за определённую

таксу, но ещё и получает от этого удовольствие. Теперь оправдывать себя нечем.

Больше нечем. Она всегда так хотела отмыться от грязи, с которой возвращалась

от них, но теперь она сама не более чем грязь. И в мыслях, и на руках. Теперь у

неё нет права даже на жалость к себе.

Она почти не слышала слов Золотова, когда тот поднялся с

кровати. Кажется, он пошёл в душ, хотя какая разница?

Нет, всё-таки первостатейная блядь! Блядь по призванию!

Шалава, которая больше не смеет осквернять образ своей честной и любимой

девочки. Представлять Леру с очередным клиентом? Ниже падать некуда!

А сколько их ещё может быть, клиентов этих? Нет, больше

так продолжаться не должно, хотя бы потому что она никогда не сможет посмотреть

Лере в глаза. После сегодняшнего и собственное-то отражение противно. Противно

настолько, что хочется до неузнаваемости изуродовать каждую чёрточку смазливой

блядской физиономии, чтобы никто на неё больше не посмотрел!

Нечем больше оправдываться. И тянуть смысла нет.

Полина встала с постели, взяла из кресла рубашку и

зарылась в неё лицом. Ткань всё ещё пахла духами Леры. Девушка надела рубашку,

дрожащими пальцами застегнула пуговицы, влезла в бельё. Тянуть больше некуда,

хоть и, чёрт побери, до ужаса страшно…

Полина подошла к окну и настежь его распахнула. В лицо

ударил пронизывающий январский ветер.

Зеленова влезла на подоконник, села и спустила ноги

наружу. Посмотрела вниз. Зажмурилась. Страшно… Голова закружилась.

Полина поднялась в полный рост и сделала шаг правой

ногой, чтобы стать ближе к краю. Интересно, до земли она долетит живой или

умрёт от разрыва сердца ещё в воздухе?

Ну же! Всего один шаг! И всё закончится. Так просто, один

шаг. Но сил не было. Даже на то чтобы отпустить раму, за которую держалась

одной рукой, потребовалось титаническое волевое усилие.

Из глаз потекли слёзы. Умирать не хотелось, но и жить она

права не имеет. Она даст себе ещё немного времени.

Полина оторвала одну ногу от холодного подоконника,

развела руки в стороны и закрыла глаза. Возможно, она просто потеряет

равновесие. А если нет… Досчитает до двадцати и всё-таки шагнёт.

Один… Два…

Полина отчаянно старалась заглушить внутренний голос,

который очень не хотел умирать.

Три…

Который напоминал, что жизнь прекрасна и, когда ей

исполнится восемнадцать, она сможет попытаться развязаться с бабкой навсегда.

Четыре…

Вот только Полина знала: врёт. В её жизни нет ничего, за

что стоило бы держаться.

Пять…

У Ильи другая семья, и дочь от нелюбимой жены ему без

надобности.

Шесть…

Даже матери она была не нужна. После развода с Ильёй

Илона променяла Полину на иглу, которая два года назад забрала её жизнь.

Семь…

Всё, что у неё есть, — это две подруги, одну из которых

она оттолкнула сама.

Восемь…

А Аня вполне переживёт её отсутствие.

Девять…

Была ещё Лера… Лера, уходить от которой так не хотелось.

Десять…

Полина просто надеялась, что Лерка никогда не узнает о

том, что Зеленова не только стерва, но и шлюха.

Одиннадцать…

Когда-нибудь Новикова встретит того, кто будет достоин её

любви, кто не запачкает её блядской грязью.

Двенадцать…

Резкий рывок прервал отсчёт. Ну всё, полетела. В чём-то

судьба всё-таки милосердна.

Рёбра сжало до хруста. Полине потребовалось несколько

секунд, чтобы заставить себя открыть глаза и осознать, что она находится… По

неправильную сторону окна.

Золотов держал её, крепко прижимая к себе. Ноги безвольно

болтались в воздухе.

— Отпусти! Отпусти! — Полина даже не понимала, что

захлёбывается рыданиями. — Пусти… Пусти меня… Пусти, я всё равно это сделаю!

Пусти меня! — девушка замолотила кулаками по плечам и широкой груди Золотова.

Мужчина, бледный как мел, не спешил выполнять истеричное

требование. Одной рукой удерживая девушку, второй он потянулся к раме и закрыл

окно.

— Тише, девочка, тише… Всё закончилось, — приговаривал

Золотов, присаживаясь на кровать.

— Ничего не закончилось! Для меня никогда ничего не

закончится! — Полина не знала, что глаза у неё остекленели.

Мужчина нахмурился, а через несколько секунд лицо его

приняло потрясённое выражение. Золотов заметил, как сжалась девушка, когда он

попытался уложить её на кровать.

— Я тебя не обижу.

Подавив желание взвыть, мужчина снова подхватил Полину на

руки, понёс её в ванную, осторожно раздел и включил душ.

Под горячими струями истерика и оцепенение отступили, и

Зеленову начала бить крупная нервная дрожь.

Недолго думая, Золотов сам влез в ванну, не снимая белья

и футболки.

— Я тебя не обижу. Я тебя не обижу, маленький, — снова

прошептал он, аккуратно обнимая девушку.

Ужас этой ночи (Или всех предыдущих?) Золотов смывал

бережными, почти трепетными касаниями. Он купал Полину не как желанную женщину,

как ребёнка, едва пережившего тяжёлую лихорадку.

Девушка позволила вымыть себе голову и не воспротивилась,

когда мужчина намыливал каждый участок её тела. Золотов подозревал, что на

сопротивление у неё просто не осталось сил.

Закончив, он закутал девочку в собственный тёплый халат,

в котором Полина практически утонула. Идти в спальню Золотов не рискнул,

перенёс ребёнка в гостиную и усадил в кресло у камина, которое в начале вечера

занимал сам.

— Я сейчас, — тихо пообещал мужчина и вышел.

Вернулся он действительно очень скоро, одетый в сухую

футболку и спортивные штаны и с двумя бокалами коньяка, один из которых

поставил на столик перед Полиной.

Зеленова безучастно посмотрела на мужчину.

— Полин… Я чем-то тебя обидел?

Девушка помотала головой и даже не соврала. Золотов

действительно ничем её не обидел. Но как объяснить ему, почему жить она больше не

может, Полина не представляла.

— Нет, — односложно отозвалась девушка.

— Тогда… Что заставило тебя встать на подоконник?

— Тактично.

— Прости, лучшей формулировки я не подобрал, но сути

вопроса это не меняет.

— Слушай, ну какая тебе разница? Начатое я всё равно

закончу, хотя согласна, место выбрала неудачное, ты ничем не заслужил такой

подставы. Даже то, что малолеток трахаешь, учитывая твой подход, не такая

большая вина.

— В каком смысле малолеток? — мужчина отпил из

собственного бокала и удивлённо посмотрел на Полину.

— А то ты не знаешь, — насмешливо фыркнула девушка.

— Нет, не знаю, поясни.

— Хочешь сказать, ты понятия не имел, что мне семнадцать?

Собеседник Зеленовой побледнел и сжал кулаки. Бокал под пальцами

правой руки хрустнул и разлетелся на части. На ковёр полилась кровь вперемешку

с коньяком. Золотов, однако, даже не поморщился. Кажется, он вообще не заметил,

что порезал руку и в ладони застряло несколько осколков.

— У тебя кровь, — констатировала Полина.

Золотов с трудом сфокусировал на ней взгляд, но, похоже,

не услышал.

— Нет… Нет… Не может быть… — мужчина ссутулился.

— Могу показать паспорт. Где у тебя аптечка?

Но ответа Полина так и не услышала. Предположив, что

найдёт медикаменты и бинты в ванной (там вроде был навесной шкафчик), девушка

встала и вышла из комнаты. Предположения её не подвели, и уже через минуту

Зеленова смогла вернуться в гостиную со всем необходимым.

— Дай руку, — голос Полины оставался ровным.

Золотов сверлил окно отсутствующим взглядом и не

реагировал. Он оставался неподвижным, даже когда Зеленова взяла его ладонь, с

трудом разомкнула сжатые пальцы и один за другим начала вытаскивать осколки.

Безучастность мужчины начала пугать Полину. Неужели её

возраст для него действительно новость? Если да, мужику не позавидуешь. Скорее

всего, он уже понял, что добровольность акта была условной, а теперь ещё

обвиняет себя в педофилии.

Закончив обрабатывать раны, девушка пощёлкала пальцами

перед бледным лицом.

— Золотов, ау.

Мужчина с трудом сфокусировал на ней взгляд.

— Давай, ты всё-таки не будешь так многозначительно

поглядывать на окошко. Я-то тебя с подоконника не сдёрну при всём желании.

Правда, будет обидно, если ты выпилишься из-за малолетней шлюхи.

— Ты не шлюха, — прохрипел мужчина. — Это я насильник.

— Не драматизируй. Никакой ты не насильник. Во-первых, я

знала, на что шла. Если тебе станет от этого легче, мне даже понравилось.

Во-вторых, в общем-то, никто из вас не насильник.

— Никто из нас? — глухо переспросил Золотов.

— Ну, как ты имел возможность убедиться, право первой

ночи было реализовано до тебя. Я даже удивлена твоей бурной реакции. Неужели и

впрямь не знал, что трахаешь малолетку?

— Убью эту старую блядь! — сквозь стиснутые зубы процедил

мужчина, сжимая травмированную руку.

— Бля-а-ать! — рявкнула Полина. — Давай, ты не будешь так

делать! Иначе мне придётся всё заново перевязывать.

Золотов, тем не менее, сжал пальцы ещё сильнее.

— Ты, блять, издеваешься?! Дай сюда руку, селфхармер хренов!

— Зеленова цепко ухватила мужчину за кисть. — Значит, всё-таки не знал.

— Эмилия сказала, что тебе почти девятнадцать.

— Вот оно что… — Полина невесело усмехнулась. — Какие

интересные сказки она им всем рассказывает…

— Им?

— Ну не думаешь же ты, что стал первым моим… Кхм,

работодателем?

— Сколько их было? — бесцветным голосом произнёс Золотов

и только потом сообразил, что это чертовски бестактный и болезненный вопрос.

— Тринадцать, — Полина отвернулась — произносить это было

больно, как и думать о том, что на ней клейма ставить негде. — Я же говорю, с

правом первой ночи тебе не повезло, — добавила она с нарочитой беспечностью. —

Подсунули тебе первостатейную блядь.

— Ты не блядь… — шокировано выдохнул Золотов. — Это мы…

Четырнадцать моральных уродов.

— Ну, ты себя-то с ними не ровняй. Я же говорю, мне даже

понравилась. С тобой не было больно, ты ничего не порвал, не оставил ни одного

синяка, позаботился и о защите, и о моём удовольствии.

— Насильник… Чёртов насильник маленьких девочек…

— Да не насильник ты. В конце концов, ты даже спрашивал.

Дважды.

Глаза Золотова, наконец, обрели осмысленное выражение.

— Почему ты не сказала мне, что не хочешь?

— Ну, понимаешь, у каждого… Свои фетиши. У меня не было

гарантий, что я не лишусь последнего яичника. Потому что своему второму

работодателю и очень уважаемому человеку я сказала «нет».

— Всё закончилось не очень хорошо?

— Ну, моё «нет» ему понравилось, а вот мне то, что было

дальше, — не очень, особенно, знаешь, не впечатлили две недели, проведённые в

весёлой компании катетеров.

Золотов снова попытался сжать кулаки, но девушка не

позволила.

— Слушай, тебе нравится вот… Вот это вот делать?

— Шутишь, что ли?

— Аж нигде, — истерично отозвалась Полина.

Золотов отнял ладонь и схватился за голову.

— Блять… Чёртов насильник… Один из четырнадцати ублюдков.

— Слушай, я чётко сказала «да». Дважды. А ты не телепат

ни хуя, чтобы догадываться о тараканах каждой шлюхи, которую пользуешь.

— Ты не шлюха, это я насильник.

— Идём на десятый круг, — вздохнула Полина. — Вася, мы в

этом с тобой не сойдёмся.

— Я не только насильник, я ещё и дебил! Я декодировал

тебя неправильно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты приехала — ни макияжа, ни юбки уже моего ремня, ни

каблуков, смотрела на меня, как…

— Да нормально я на тебя смотрела, просто… Предпочла не

растекаться. Делегировала эту возможность Эмилии. Гладко стелить — это по её

части.

— Я думал, что это у тебя…

— Лаконичность и деловая хватка, ты сказал. Ещё раз

говорю, мои тараканы — не твоя забота.

-Чем она тебя?

— Мотивирует? Ну, мне семнадцать, я от неё завишу,

деваться мне некуда. Ну то есть я не имею права уйти, снять квартиру. А

откажусь от того, что она предлагает… Понимаешь, нас таких в её агентстве

десятка два, и… Хм, некоторым она делает предложения, от которых невозможно

отказаться, аккуратно на наркотики подсаживает. Понимаешь, пользуется тем, что

девочки жутко устают, и предлагает… Расслабиться. Кому — расслабиться, кому — пораскованнее

стать. И даже зная, что всё это закончится плохо, они соглашаются. Думают, что,

мол, я не такая, я смогу остановиться, когда захочу, и это не настолько большая

цена за успех. Потом работают уже за дозу. А со мной совсем просто. Деваться

мне, как я уже сказала, некуда, и я далеко не сразу узнаю, если мне что-то

подмешают в еду. А когда узнаю, будет уже поздно. Потому что достаточно в

течение недели или двух плавно увеличивать дозу, и всё, привет. Поэтому выбор у

меня один: либо шлюха, либо в окно, с которого ты меня столь нелюбезно снял.

После больницы я пробовала рассказать Илье, ну, отцу, но он не поверил. Ну, или

ему просто похуй, точно не скажу. Семья новая, желанный сын. А дочь от

сторчавшейся бабы ему никуда не упала. Сплавил бабке и рад.

— А больше ты никому не говорила?

— А смысл? Если б меня отправили в детдом, там было бы

всё то же самое, только с ограничением свободы, без заработка и без возможности

прервать беременность, если что. Я была бы там чужая, домашняя мажорка, а

значит, — изгой. А при смазливой морде это почти приговор. Если уж быть шлюхой,

то хотя бы высокооплачиваемой. Помнишь Огудалову? «Если уж быть вещью, то вещью

дорогой».

— Ты не шлюха. Ты… Ребёнок, с которым случилось много

плохого.

— Разбитые зеркала… — мрачно отозвалась Зеленова.

— Ты не сломанная вещь и не разбитое зеркало.

— Ты читал? — в голосе девушки послышался намёк на

заинтересованность.

— Читал, читал.

— Надо же, никогда бы не подумала, что взрослый мужик

интересуется фанфиками, фемслэшными фанфиками.

— Моя аудитория — подростки. Я никогда не смогу

сгенерировать хороший контент, если не буду знать, чем они живут.

— Ну да, твоя аудитория… Ну, не совсем подростки, но

весьма молодые девочки.

— Полин, всё не так… — Золотов спрятал лицо в ладонях.

— Да ладно, я же говорю, при твоей деликатности и

грешок-то не большой.

— Поли-и-ин. Я никогда не… Ни одна из моих партнёрш не

была младше восемнадцати лет. Никогда.

— Ну, знать наверняка ты не можешь.

— Обычно я спрашиваю паспорт. С тобой не стал, потому что

представить не мог, что кому-то придёт в голову толкать несовершеннолетнюю

внучку на решение вопросов таким способом. Я всегда удостоверяюсь, что выбор

доброволен.

— Но с другой стороны, ты и не должен был спрашивать

возраст, если согласие уже задекларировано, тем более тебя ввели в заблуждение

насчёт года моего выпуска. Слушай, я вот смотрю на тебя и думаю. Ты красивый

богатый мужик, нежный и умелый любовник — нафига тебе малолетки?

Мужчина тяжело вздохнул.

— Обычно моим партнёршам девятнадцать-двадцать, ну,

скажем так, до двадцати трёх.

— Но зачем? Ты ж мечта любой бабы! Или почти любой.

— Я сознательно выбрал эту модель взаимодействия с женщинами.

Живу один. Жену я потерял семь лет назад. И ребёнка нашего потерял.

— Прости, пожалуйста, наверное, я полезла не в своё дело,

— Полина виновато посмотрела на Золотова.

— После изнасилования, я думаю, ты имеешь право на

откровенность.

— Слушай, давай проясним одну вещь. Я не считаю то, что

между нами произошло, изнасилованием. Ты спросил моего согласия, нигде меня не

поранил, не заставлял делать то, чего мне не хотелось и… — девушка на секунду

замолчала, будто что-то осмысливая. — Скажи, вот когда я тебе сказала, что про

таблетки забыла, ты одёрнулся. Если бы я в тот момент сказала тебе «нет», ты бы

стал брать меня силой?

— Не-е-ет! — Золотов посмотрел на собеседницу с

откровенным ужасом на лице.

— Вот тебе и ответ — никакое это не изнасилование. Слушаю

тебя, если ты, конечно, хочешь рассказать.

— Аня умерла при родах. Нашу дочь тоже не спасли. С тех

пор я довольно долго не хотел вообще никаких отношений. Потом… — мужчина

замялся.

— Потом природа взяла своё? — подсказала Зеленова.

— В общем, да. Но понимаешь, женщины постарше чаще всего

решительно настроены на брак. И довольно скоро они начинают пытаться разными

способами приволочь меня в ЗАГС. Иногда — очень грязными способами… Ну, знаешь,

ложные беременности… Или не ложные, но с чужими детьми. Чего только не было: и

шантаж, и угрозы самоубийства, и попытки в чёрный пиар. И так я от этого устал,

что… Решил переключиться на такой формат. Девочки знают, что проведут со мной

одну-две ночи и получат то, что им нужно. А дальше мы просто разойдёмся.

— А то, что им нужно, — это…?

— Хм, по-разному. Кому-то — контракт в универе оплатить,

кому-то — курс в автошколе или машину (права принципиально не покупаю). Кто-то

ограничивается путёвкой куда-нибудь на Бали или Мальдивы.

— И всё так просто? Малолетки, что ли, замуж не просятся?

— Не поверишь, но юные девушки гораздо реже стремятся к

матримониальным перспективам, чем принято думать.

— Странно, я почему-то считала, что с моим возрастным

сегментом проблем больше.

— Не могу сказать, что их не возникало вовсе. Но… Как бы

это сформулировать… От молодых девочек, действующих чаще всего в лоб, я могу

отгородиться.

— Как отгородился бы от меня, если бы я залетела, —

Полина приподняла бровь, не скрывая иронии.

— Если бы ты залетела, я, как уже сказал, отвёл бы тебя к

специалисту, который помог бы избавиться от непредвиденных последствий.

— А если бы я сказала, что не хочу делать аборт?

— Ну если б ты… Очень хотела родить, мы бы договаривались

отдельно. Но, думаю, ни одна женщина не хочет ребёнка от насильника.

— О Господи! — Полина возвела очи горе. — Да не насиловал

ты меня, выдохни! Если б да, я бы запомнила! — раздражённо пошутила девушка. —

Но ты прав, детей я… хм, действительно не хочу, даже от самого перспективного

холостяка… Москвы? Страны?

— Э-э-э… Я как-то, знаешь, не мониторил хит-парады

холостяков, — нервно заржал Золотов. — Я… понимаешь, замуж не планирую.

— Натурал, что ли? — отбила подачу Полина.

— Ну… Да… А у тебя с этим какие-то проблемы?

— Нет, я толерантна, — Зеленова демонстративно подняла

правую ладонь, будто давала присягу. — Вы, в конце концов, тоже люди.

— Вы? То есть мне не показалось? — Золотов изогнул бровь.

— Ч-что не показалось? — Полина насторожилась — мгновение

шутливого настроения резко оборвалось.

— Неважно… — махнул рукой мужчина. — Считай, что у меня

довольно развитые гей-радары.

— А-а-а, — протянула Зеленова. — Ты сам-то уверен, что

натурал? А то гей-радары — штука… Темная.

— Ну дык я ж говорю, вникаю в разные сферы жизни

подростков, в том числе и ЛГБТ-подростков.

— Значит, топишь за качественный контент? А актрису на

роль через постель подбираешь. Ну а вдруг я бревно? То ли дева стала ивой, то

ли ива — девой — в общем, бревно бревном. Вот что ты тогда сделаешь? Опрокинешь

меня или пожертвуешь качеством?

— Ни то, ни другое. Если ты окажешься, как говоришь,

бревно бревном, я подумаю, куда тебя пристроить: может быть, на радио: у тебя

голос приятный; может, в шоу ведущей. А то ведь знаешь, бывает такое, что

играют хреново, а в роли ведущих вполне органичны. На самый крайний случай… Ты

ведь модель? Пробью для тебя контракт.

— Вот, значит, как? Слушай, ты вообще всё можешь?

— Ну почему всё? Смотри, шоу проходило бы определённо на

моём канале. Относительно радио, так область-то смежная, естественно, что у

меня связи есть. Насчёт модельного контракта… Я бы постарался и вряд ли бы мне

отказали.

— Любишь шахматы? — Полина неожиданно для Золотова

сменила тему.

— Не понял…

— У тебя на двадцать ходов всё просчитано.

— А, вот оно что… Нет, шахматы я не люблю. Мне и без них

каждый день приходится много думать и просчитывать. Я по нардам больше.

— Интересно… — пробормотала девушка, думая о том,

насколько её собеседник многогранен.

На несколько минут в гостиной воцарилась тишина,

прерванная громким и требовательным «Мя-а-ау».

Полина обернулась на звук и увидела, как в комнату входит

откормленный пушистый желтоглазый чёрный кот.

— Какой котяра! — восхищённо выдохнула девушка.

— Это Мурзик, — пояснил Золотов и слегка улыбнулся.

— Какой же это Мурзик? Это полноценный Мурз! Мурзище, я

бы даже сказала!

— Это он сейчас Мурзище, а когда мы с Аней его только

нашли, был хилым Мурзиком.

Кот подошёл к Золотову и потёрся головой о его ногу.

— Привет, радость моя, — мужчина взял друга на руки и

ткнулся носом промеж кошачьих ушей.

— Ты кошатник? — в интонациях Полины слышалось явственное

удивление.

— У меня нет предпочтений. Я вообще всех люблю — хоть

котов, хоть собак. Просто собаку с моим образом жизни не заведёшь. Даже если бы

не было командировок, всё равно, гулять с ней надо два раза в день, по полтора

часа минимум. А животное, чтобы, прости, пожалуйста, отлить, не должно ждать,

пока я за полночь с работы приеду. Кот в этом смысле автономнее. Да, Мурзик, ты

же существо автономное?

— Мря-а-ау, — ответил кот и, к восторгу Зеленовой,

принялся жевать мочку уха своего человека.

— А ещё у меня пара лошадей.

— Катаешься?

— Иногда, но в основном просто содержу. Их хотели на

живодёрню, а всего-то и нужно было пролечить.

Полина всё больше удивлялась этому человеку. Судя по

всему, у Золотова большое сердце, развитое чувство ответственности, а ещё

склонность к самоедству. Девушка молча наблюдала за мужчиной, сидящим

неподалёку и рассеянно поглаживающим кота. Урчал Мурзик на всю комнату.

— Я сейчас вернусь. Мне надо его покормить, — Золотов

подхватил кота на руки и встал из кресла.

— Как ты его кормить собрался? У тебя рука повреждена.

Пойдём, — Полина поднялась следом.

— Точно, — пробормотал мужчина и с извиняющимся видом

кивнул.

Переместившись на кухню, Полина огляделась и

присвистнула. Золотов вопросительно на неё посмотрел.

— У тебя не кухня, а космический корабль, — восторженно

выдохнула девушка. — Она же огромная и… — не задумываясь о том, как это

прозвучит, тут же выпалила: — Золотов, женись на мне!

— Зачем? — нервно хихикнул мужчина.

— Ты не понимаешь! У тебя огромная, технологичная, а

главное — эргономичная кухня, — взгляд Полины поочерёдно остановился на высоком

холодильнике, двойной мойке и рабочей поверхности внушительных размеров. —

Классический треугольник? — уточнила она.

— Ну да. От рабочей поверхности до холодильника полтора

шага, так, чтобы было, где развернуться, но далеко не ходить, — пояснил

Золотов.

Зеленова ещё раз восторженно огляделась. У стены напротив

плиты располагался обеденный стол, за которым спокойно могло разместиться

человек шесть. Над мойкой и рабочей поверхностью находилось несколько навесных

шкафчиков. На отдельном столике стояли микроволновка, кофе-машина и кухонный

комбайн.

— Господи, ты умеешь в эргономику! Блин, у тебя вообще

есть бытовые недостатки? Кофе варишь отменный, кухня идеально спланирована!

Есть что-то, в чём ты проёбываешься? Ну, в бытовом смысле.

— Например, некоторые считают мою нелюбовь к роскоши

серьёзным недостатком. Ты же сама сказала, комната аскетичная.

— Так я это к недостаткам и не относила.

— А здесь, Полинка, на вкус и цвет фломастеры разные.

— Нет, на вкус-то они все одинаковые.

В ответ на удивлённый взгляд Полина пояснила:

— Я их в детстве грызла, так что ответственно заявляю —

совершенно идентичные.

Золотов рассмеялся.

— Забавный ты ребёнок.

Услышать «ребёнок» из уст мужчины, о котором не хотелось

думать плохо, было неожиданно, но… Очень умиротворяюще, как будто что-то до

этого момента скрёбшееся и мешавшее вздохнуть полной грудью вытащили и

выбросили одним лёгким движением.

— Какие у меня ещё недостатки… Я, например, носки

разбрасываю, причём чистые.

— Зачем? — хихикнула Зеленова. — Где, кстати, у тебя

корм, куда и сколько насыпать?

— Миска — вон, — мужчина указал на посудину, стоящую у

стены. — Корм — в холодильнике, на двери. Насыпаешь две столовые ложки. Ложку

можешь найти в сушилке возле мойки. И воду, пожалуйста, ему поменяй. Только

придётся, извини, просить тебя помыть его поилку, а то он только свежее пьёт.

— Не вопрос, — пожала плечами девушка и принялась

выполнять указания.

— Спасибо, Полинка. — А носки я разбрасываю, — мужчина

вернулся к прежней теме, — потому, видишь ли, что жутко не люблю раскладывать

чистое. Вот как сгружу после стирки всё это добро в кресло, так оно там и

лежит. Понятное дело, костюмы и рубашки вешаю, потому что они сомнутся и хрен

их потом отпаришь. Но всё, что глажки не требует, валяется до востребования

либо до следующей стирки.

— Да? — Полина с умилением наблюдала, с какой скоростью

Мурзик поглощает еду. — Странно… Никаких несанкционированных залежей я в

спальне не видела.

— Ну так стирка была вчера, — в зелёных глазах Васи

плясали чёртики. — Всё сушится. Ещё относительно моих недостатков… Я очень

тяжело просыпаюсь. Проснуться оперативно могу только в одном случае: если мне

нужно в аэропорт, из которого улетает самолёт, увозящий меня в отпуск.

— Ну, всё выглядит вполне безобидно, — улыбнулась Полина.

— Ты просто не всё знаешь. Один из моих пиздецовых

минусов — неожиданные рявки, причём неожиданные даже для меня самого.

— В смысле? Синдром Турета?

— Не-е-ет, — Золотов помотал головой и рассмеялся. — Я, в

общем-то, довольно толерантен к разного рода бытовому бардаку и проявлениям

творческого хаоса. У меня у самого только, пожалуй, на кухне идеальный порядок,

но связано это скорее с практичностью, чем с моей аккуратностью. Но иногда на

меня находит. Примерно раз недель в шесть наступает такое утро, когда я

просыпаюсь и понимаю, что ЗАЕБАЛСЯ ЖИТЬ В СРАЧЕ! — последнюю фразу мужчина

тихо, но выразительно рявкнул. И вот я сажусь на коня и начинаю выдавать всем

пизды. Ну то есть живу-то я один, конечно, и опиздюливать по месту жительства,

кроме себя, некого…

Полина сложилась пополам от хохота. Непосредственность и

чувство юмора Васи подкупали. Сам он несколько мгновений, улыбаясь, смотрел на

девушку.

— Чаю хочешь, ребёнок?

— Ты хочешь, чтобы я сделала нам чаю?

— Ну, в общем, да.

— Командуй, где и что.

Через пару минут Зеленова колдовала над чашками.

— Так вот, поскольку опиздюливать по месту жительства

некого, я беру пиздюли с собой на работу, чтобы угостить сотрудников.

— Тогда им невкусно, но хватает всем? — флегматично

уточнила Полина, ставя перед Васей чашку.

— Спасибо, Полиночка.

Несмотря на улыбку, с которой Золотов обращался к ней,

девушку передёрнуло.

— Вась, не называй меня, пожалуйста, так, Полиночкой, я

имею в виду. Ко мне так бабка обращается и бр-р-р, — Зеленова передёрнула

плечами и села напротив нахмурившегося мужчины.

— Прости, — мгновенно посерьёзнел Вася.

— Ничего. Как я уже говорила, ты не телепат, просто

пожалуйста… — Зеленова оборвала фразу на полуслове.

— Как скажешь… А насчёт твоей бабки… Есть у меня одна

идея, Полин.

— У меня тоже.

— Да? — Золотов приподнял бровь.

— Прокати меня.

— Э-э-э… На лошади?

— С ролью, — терпеливо пояснила Полина. — Тогда Эмилия

поймёт, что моя блядовитость открывает далеко не все двери…

— Нет в тебе блядовитости, ни на грош, — жёстко отрезал

Золотов.

— Мы с тобой в этом, как джинсы после нового года, не

сойдёмся, — прыснула Зеленова и сделала глоток из чашки.

— Я понял, что ты хочешь предложить. Но я против.

Во-первых, Полинка, это не сработает, даже наоборот, придаст старой суке

энтузиазма. А во-вторых, я уверен, что в роль ты впишешься отлично.

— Да с чего ты взял? Ты же меня и не видел в работе.

— Ну так ты можешь мне что-нибудь почитать.

— Почитать… — задумчиво протянула Полина. — Я сейчас, —

девушка порывисто вскочила на ноги и метнулась в коридор, где остался её рюкзак

с электронной книгой и сигаретами.

Вернувшись на кухню, Зеленова уточнила:

— У тебя курят?

— Э-э-э… Да. Пепельница на подоконнике. Достань,

пожалуйста, оттуда и мои — тебе ближе.

— Тебе какие? Тут две — Captain Black и L&M.

— L&M.

Полина протянула мужчине пачку, села на своё место и поставила

между ними пепельницу. Она знала, что хочет прочесть, но, чтобы собраться с

мыслями, ей нужно немного времени.

Выкурив две подряд, девушка открыла книгу на интересующей

странице глубоко вздохнула и начала:

— Это, господа, сто тысяч, вот в этой грязной

пачке. Это он торговал меня: начал с восемнадцати тысяч, потом вдруг скакнул на

сорок, а потом вот и эти сто. Сдержал-таки слово! Фу, какой он бледный!.. Это

давеча всё у Ганечки было: я приехала к его мамаше с визитом, в мое будущее

семейство, а там его сестра крикнула мне в глаза: «Неужели эту бесстыжую отсюда

не выгонят!» — а Ганечке, брату, в лицо плюнула. С характером девушка!

— Настасья Филипповна!

— Что такое, генерал? Неприлично, что ли? Да

полно форсить-то! Что я в театре-то Французском, в ложе, как неприступная

добродетель бельэтажная сидела, да всех, кто за мною гонялись пять лет, как

дикая бегала, и как гордая невинность смотрела, так ведь это всё дурь меня

доехала! Вот, перед вами же, пришел да положил сто тысяч на стол, после пяти-то

лет невинности, и уж наверно у них там тройки стоят и меня ждут. Во сто тысяч

меня оценил! Ганечка, я вижу, ты на меня до сих пор еще сердишься? Да неужто ты

меня в свою семью ввести хотел? Меня-то, рогожинскую! Князь-то что сказал

давеча?

— Я не то сказал, что вы рогожинская, вы не