Часть 9 (1/2)
С момента падения Пристани Лотоса Цзян Чэн был уверен, что тонет. Он никогда, никогда не ожидал, что станет лидером Ордена в таком юном возрасте, и только в своих самых страшных кошмарах он представлял себе, как возглавляет Цзян без своих брата и сестры на его стороне. Он надеялся, что после войны всё станет легче, но в каком-то смысле стало только хуже. Сестра ушла от него к Цзысюаню, Вэй Усянь ушёл от него к Вэням, и Цзян Чэн остался один. Каждый божий день он тосковал по ним, по доброте и руководству своей сестры, по теплу и силе своего брата. Но они ушли.
Возможно, было бы проще, если б он мог обратиться к старейшинам за советом, но единственный способ сделать это сейчас — преклонить колени в святилище предков и помолиться, потому что все его старейшины мертвы. Из учеников, которые у него были ныне, лишь горстка была с Орденом Юньмэн Цзян до того, как сожгли Пристань Лотоса. Хотя он и любил их всех, и тем более теперь, но, ни с одним из них, он никогда не был особенно близок.
Все, с кем он был близок, находились в Пристани Лотоса, когда Вэни напали.
Тем не менее, Цзян Чэн продолжал идти вперёд, в одиночку выполняя обязанности лидера Ордена и пробиваясь сквозь межклановую политику. Дела у него шли не так уж плохо, но он был уверен, что могло бы быть и лучше. Он всё ещё не знал, как остановить то, чтобы каждая конференция не превращалась в дискуссию о Вэй Усяне и о том, что с ним следует «сделать». Он всё ещё не знал, как остановить ненависть мира к его брату.
Это всё ещё причиняло боль.
Но, видимо, Цзян Чэн ошибался. До этого дня он не тонул. Зато теперь… Он не мог, не мог, когда утопление было так ясно, так очевидно, это…
— Говорят, вы сами его убили.
Слова крутились в голове и обвивались вокруг сердца, как терновая лоза, и вина, горе и страх наполняли его лёгкие, тяжёлые, как вода.
В этой ужасной истории о будущем его брат и сестра не просто оставили его. Они умерли, они умерли и оставили Цзян Чэна по-настоящему одного, и они оставили его с ребёнком, чтобы убедиться, что он должен выжить, чтобы он не последовал за ними, и он… он…
Он убил своего брата. Ударил он мечом или нет, но он убил своего брата! Он не уберёг его. Он позволил Орденам и кланам восстать против него. Он стоял в стороне, пока они клялись убить его. Прямо или нет — он убил своего брата.
Цзян Чэн хотел верить, что подростки лгут, что всё это неправда, но не мог. Не после всего, что они рассказали, после всех подробностей, которые они добавили. Не тогда, когда Лань Сычжуй был точной копией Вэнь Юаня и сказал: «Мн», точно таким же тоном, как Лань Ванцзи. Не тогда, когда Цзинь Лин — Цзинь Лин! — был так похож на своего отца и на самого Цзян Чэна. Не тогда, когда первое, что подумал Цзян Чэн, увидев юношу, стоящего на мече Цзысюаня, было: «я тебя знаю»?
Четыре мальчика пришли из будущего.
И Цзян Чэн тонул.
— А-Чэн, — выдохнула сестра, взяв его за руки. — А-Чэн, ты…
— В порядке, — выдавил он, потому что Вэй Усянь и путешественники во времени исчезли в глубине пещеры, но Вэнь Цин, Цзысюань и Лань Ванцзи по-прежнему были здесь, и для них он был глава Цзян. Он должен был быть. — Я в порядке.
Он заставил себя дышать, моргнуть, посмотреть на неё — на сестру, живую и невредимую, рядом с ним, со следами слёз на щеках. Яньли слегка улыбнулась ему, и Вэнь Цин откашлялась.
— Ханьгуан-цзюнь, — сказала она, коротко поклонившись. — Прежде чем мы сделаем что-нибудь ещё, могу ли я попросить Вас сообщить Вашему брату о юном Лань Ю? Боюсь, если Вы этого не сделаете, скоро у нашей двери может появиться армия разгневанных Ланей.
Цзинь Цзысюань нахмурился:
— Как кто-нибудь узнает, что Лань Ю здесь?
Вэнь Цин пристально посмотрел на него, взглядом, который можно было бы назвать испепеляющим, если бы он не был таким напряженным от беспокойства.
— Господин Цзинь, сегодня утром из Облачных Глубин пропал ребёнок, украли меч, и на месте происшествия остались следы крови. Пропажу малыша не обнаружили до того, как Ханьгуан-цзюнь и Цзэу-цзюнь уехали в Цзиньлинтай, но теперь она наверняка обнаружена, и, вероятно, лидеру клана было отправлено известие. Лидеру клана, который находится в Цзиньлинтае. Куда возвращается Цзинь Цзысюнь. Возможно, он уже сейчас там, и если он услышит о пропавшем ребёнке Лань, неужели Вы думаете, что он заколеблется хоть на секунду, прежде чем заявить, что видел Призрачного Генерала, несущего младенца Лань в Курганы по приказу Вэй Усяня?
Желудок Цзян Чэна сжался:
— Вот дерьмо.
— Я отправлю сообщение, — мрачно сказал Лань Ванцзи. — И в Гусу.
— Я тоже пошлю сообщение в Цзиньлинтай, — несколько неожиданно добавил Цзинь Цзысюань. — Если мы говорим, что на мальчика напали, и то, что младший ученик клана Лань сумел сбежать вместе с ним и столкнулся с нами по пути в Ланьлин, технически это не ложь. Это не объяснило бы, почему господин Вэнь забрал его, но это охватило бы, по крайней мере, некоторые моменты, и если мы дадим гарантии, что сейчас малыш под защитой господина Ланя, главы Цзян и меня, то, если повезёт, мы сможем предотвратить тотальную осаду.
Вэнь Цин моргнула, и Цзян Чэну показалось, что он увидел выражение удивления и облегчения на её лице, но затем лицо целительницы снова разгладилось, и он задался вопросом, было ли это когда-либо вообще. Если он вообще когда-либо знал её. Деревянный гребень горел у него в кармане. Он отвёл взгляд, когда Вэнь Цин низко поклонилась.
Лань Ванцзи и Цзысюань вышли из пещеры, последний всё ещё держал на руках младенца А-Лина. Судя по тому, как его зять вцепился в ребёнка, Цзян Чэн догадался, что пройдет какое-то время, прежде чем кто-нибудь другой сможет его подержать.
Когда они уходили, занавеска хлопнула, и из задней комнаты появился Вэй Усянь.
И сердце Цзян Чэна упало в желудок.
Его брат уже выглядел неправильно. Он был слишком худым, слишком бледным и во время рассказа младших он становился всё бледнее и меньше ёрзал, а губы его сжимались в тонкую линию. Теперь же он был смертельно бледен, а его глаза — широко раскрыты и полны слёз, и он дрожал. На мгновение Цзян Чэн подумал, что в пещеру, должно быть, забралась собака, потому что это была единственная причина, по которой он когда-либо видел Вэй Усяня таким испуганным. Мгновение спустя он понял, что был неправ. Здесь не было паники, и страх казался другим — менее бешеным, но более глубоким. В любом случае, казалось, что его брат вот-вот сломается.
Яньли оказалась на ногах даже раньше, чем Цзян Чэн.
— А-Сянь, что случилось?
— Ах, шицзе…
Губы Вэй Ина скривился в улыбке, и его поза расслабилась, но это было вынужденно, и это заставило желудок Цзян Чэна сердито сжаться. Если Усянь думал, что и на этот раз он улыбнётся и притвориться, что всё в порядке, и все ему поверят, то он ошибался. При взгляде на него в голову лезли совсем другие мысли.
— Я в порядке, — сказал демонический заклинатель и повёл плечами. — Мне просто нужно поговорить с Цзян Чэном. Вэнь Цин, шицзе, не могли бы вы подождать снаружи?
Сердце Цзян Чэна сжалось при мысли о том, что сестра исчезнет из его поля зрения, но, к его удивлению, Яньли заговорила раньше, чем он успел открыть рот.
— Я бы возражала, — решительно сказала она. — А-Сянь, что случилось?
Взгляд Вэнь Цин заметался между Яньли, Вэй Усянем и Цзян Чэном, а затем она склонила голову.
— Я не позволю никому войти, — заверила она и быстро исчезла из пещеры.
Ужасная маска улыбки Вэй Усяня дрогнула:
— Шицзе… пожалуйста…
Но Яньли, которая никогда в жизни ни в чём не отказывала Вэй Усяню, твёрдо стояла на своём, сделав шаг к нему.
— А-Сянь, я знаю, что мы подвели тебя. — Она продолжала говорить, несмотря на хриплый протест Вэй Усяня. — Я полагала, что у тебя были свои причины прийти сюда, сделать это, но… Но я не спрашивала о Вэнях, а ты не сказал мне. Ты сказал мне, что здесь был ребёнок, но не то, что этот ребёнок — твой, и не то, что этот ребёнок, этот ребёнок пострадал от рук Ордена, за который я вышла замуж. Если бы я знала… Я не знаю, что бы я сделала, А-Сянь, но это было бы что-то. Разве ты не слышал, что говорил Лань Сычжуй? Неспособность поговорить друг с другом, выслушать друг друга… А-Сянь, именно это привело к нашей смерти.
Раскалывающаяся маска Вэй Усяня лопнула, и, к ужасу Цзян Чэна, губы его брата начали дрожать, как будто он вот-вот разрыдается. В его глазах уже были слёзы, и это было причиняло боль, почти такую же сильную, как слова сестры.
— Шицзе…
— А-Сянь, — прошептала она, и Вэй Ин закрыл глаза.
— Хорошо, — хрипло выдохнул он, и это прозвучало так, будто он соглашался с собственным смертным приговором. — Можем… мы можем присесть?
Яньли кивнул, взяла Вэй Усяня за руку и потянула его к одеялу. Она взяла Цзян Чэна за запястье другой рукой, направляя обоих своих братьев, чтобы они все трое сели маленьким тесным треугольником. Коснувшись одним коленом Вэй Усяня, а другим — Яньли, Цзян Чэн почти мог притвориться, что они снова стали единым целым.
— Итак, — ровно произнесла Яньли, но лёгкая дрожь в её голосе противоречила видимому спокойствию. — Что случилось, А-Сянь?
Вэй Усянь взглянул на Цзян Чэна, но снова закрыл глаза и опустил голову, и страх сжал шипы вокруг сердца Цзян Чэна.
— Я что-то сделал? — спросил он, и слова вырвались наружу с оттенком гнева, гнева, который, как он знал, его брат и его сестра правильно истолковали бы как страх. — Они сказали, что я… Вэй Усянь, я бы не стал, я бы никогда…
— Я знаю, А-Чэн, — проникновенно сказал Вэй Усянь, но он не протянул руку, а он всегда протягивал руку, когда Цзян Чэн был расстроен. Шипы вонзились глубоко в сердце Цзян Чэна. — Я знаю. Это не… это то, что сделал я. До. Я не… я не жалею об этом и никогда не пожалею. Что бы ни случилось, я бы никогда, никогда не взял свои слова обратно, и я — это было правильное решение. Но ты… Ты не должен был знать. Ты никогда не должен был узнать… Ни один из вас, но… Но, видимо, однажды ты узнаешь… И, видимо, твоё будущее «я» заставило их пообещать вынудить меня рассказать тебе. — Усянь мотнул головой в глубину пещеры и уставился на Цзян Чэна. Затем он издал безрадостный смешок. Это было больше похоже на всхлип. — Ты никогда не должен был узнать…
— Что я не должен был узнать? — с нажимом спросил Цзян Чэн. Всё ещё пронзённое шипами, его сердце колотилось так же быстро, как во время битвы, как будто оно пыталось убежать от какой-то ужасной вещи, о которой Вэй Усянь не сожалел. — Вэй Усянь, в чём дело?
Демонический заклинатель открыл рот и снова закрыл. Его взгляд метнулся между Цзян Чэном и Яньли, а затем уткнулся в пол. Вздрогнув, он закрыл глаза, а затем глубоко вздохнул и вытянул запястье, переместив руку Цзян Чэна так, чтобы его пальцы легли на точку пульса. С уколом страха Цзян Чэн подумал, что Вэй Усянь пытается сказать ему, что он тоже мёртв, и является каким-то свирепым трупом, как Вэнь Нин, но через секунду он почувствовал пульс Вэй Усяня, бьющийся быстро — почти также быстро, как его собственный — и ровно.
Сбитый с толку, Цзян Чэн взглянул на Вэй Усяня, и, словно почувствовав его взгляд, брат встретился с ним глазами. Он выглядел таким усталым, и слеза катилась по его щеке…
И тогда Цзян Чэн понял, чего он не чувствовал. Он резко вдохнул, двигая пальцами, пытаясь ухватиться получше, но по тому, как Вэй Усянь опустил голову, он понял, что не найдет его. Он знал, что потерял его брат.
— Когда? — прохрипел он, и сестра посмотрела на них двоих с растущим страхом. — Это был Вэнь Чжулю?
Яньли ахнула, схватив Усяня за другое запястье, и на мгновение показалось, что он собирается сказать «да» — Цзян Чэн видел, как слово замерло у него на губах. Но затем Вэй Ин снова закрыл глаза и покачал головой.
— Когда это случилось? — Ярость, страх и горе пронзили Цзян Чэна подобно приливному шторму, и воспоминание о сокрушительной боли потери собственного золотого ядра на мгновение захлестнуло его. Тот, кто сделал это с его братом, должен был заплатить. Они заплатят за это кровью. — Кто сделал это с тобой?!
Всё ещё не открывая глаз, Вэй Усянь сглотнул.
— Это был мой выбор, — тихо произнёс он. Прежде чем Цзян Чэн успел спросить, о чём, чёрт возьми, он говорит, Вэй Ин снова взял его за руку и прижал к собственному животу Цзян Чэна. Он задержался на мгновение, а затем открыл глаза, позволив брату увидеть его боль, печаль и упрямую решимость. — Это был мой выбор. И я не жалею об этом.
— А-Сянь, — всхлипнула Яньли, и Цзян Чэну показалось, что он нырнул в замёрзшее озеро, а в его голове закрутились слова Лань Сычжуя.
— Сяо Синчэнь отвел Сун Ланя к Баошань Санжэнь и умолял её забрать его глаза, чтобы отдать Сун Ланю.
— Нет, — прошептал он, качая головой и отдёргивая руку от живота, отползая от брата. — Нет! Нет! Нет! Ты не сделал этого, ты не мог, ты — что ты сделал? Что ты сделал, Вэй Усянь?
Вэй Ин непокорно вздёрнул подбородок, но его до сих пор дрожащая губа и слёзы на щеках ослабили эффект.
— Ты был… Мне нужно было это исправить. Я нашёл способ и заставил Вэнь Цин согласиться сделать это. Она не хотела, но я умолял её, пока она не согласилась. Мы сказали тебе, что это была Баошань Санжэнь, но это… это была Вэнь Цин. Она вынула моё золотое ядро и вложила его в тебя. Тебе это было нужно больше, чем мне.
Цзян Чэн подумал, что, должно быть, именно так ощущают себя, будучи захваченными Водной Бездной. Его голова закружилась, и он почувствовал, что падает, опускаясь быстрее, чем летел, когда вода хлынула в его легкие, и он отчаянно замотал головой.
— Нет, нет! Ты… Почему? Почему? Зачем тебе… — Он замер, вспоминая слова, которые шептал, но притворялся, что не слышит. — В храме ты… ты сказал моим родителям, что позаботился о нас… Ты это имел в виду? Что, то, что мама сказала в лодке, ты… ты, ты… ты сделал это, потому что думал, что ты ей должен?
Мягкий, ранимый звук сорвался с губ Яньли, и глаза Вэй Усяня расширились:
— Нет!
— Тогда почему? — спросил Цзян Чэн. Боль в горле дала ему понять, что он кричит, почти кричит, но он ничего не мог с собой поделать, не мог остановиться. — Почему? Зачем тебе это, зачем?
Лицо Вэй Ина смягчилось, и его рука поднялась к брату, но тот отпрянул в ответ. Выражение лица Усяня тут же сменилось страданием, но Цзян Чэн отпрянул ещё дальше. Он не мог… он не мог взять что-то ещё от Вэй Усяня, он не мог, он не мог …
Вэнь Чао продолжал смеяться. Цзян Чэн покачивался, даже сейчас, даже стоя на коленях, и рука безымянного солдата сильнее вцепилась ему в волосы, поднимая его в вертикальное положение. От этого движения в его груди вспыхнула агония, глубокие сочащиеся раны от хлыста были достаточно сильными, чтобы выделяться среди шквала боли и жжения в остальном теле. Дышать было трудно — его рёбра нещадно болели, и тот воздух, который ему удавалось втянуть, казался скудным и бесполезным, но Цзян Чэн не кричал, не кричал вслух. Ни разу. Гордость помогала ему в этом, позволила держать свои крики за зубами.
Когда он хотел закричать, перед его мысленным взором вспыхивал образ Вэй Усяня, принимающего удар за ударом Цзыдянем, отказывающегося издавать хоть звук, и этого было достаточно, чтобы он стиснул зубы.
Потому что в этом аду была одна милость, одна вещь, которая означала, что смерть Цзян Чэна не будет бесполезной, а именно то, что Вэй Усянь был жив, и его здесь не было. Цзян Чэн прекрасно знал, что если бы Вэни избили его брата так же, как они избили его, Вэй Усянь был бы уже мёртв. Не прошло и двух дней с тех пор, как его избили Цзыдянем, и он знал, что его мать не сдерживалась.
Было больно, что его мать не сдержалась. Он видел это в её глазах: желание причинить боль его брату, заставить его страдать, заставить его заплатить долг, которого у него не было.
Но Вэй Усянь не станет платить дважды. Он будет жить, и он позаботится о сестре, и да, он будет оплакивать Цзян Чэна, но он выздоровеет. Он был намного сильнее Цзян Чэна. Он всегда был таким.
— Эй! — С громким шлепком чья-то рука ударила Цзян Чэна по лицу, а затем горячие пальцы схватили его за подбородок, вздёргивая его, пока он не был вынужден смотреть прямо в ужасное лицо Вэнь Чао. — Не уплывай пока от нас, маленький Цзян, — насмешливо сказал он. — Ещё нет. Это ещё не всё — или, может быть, почти всё? Может быть, мы можем остановиться сейчас, и дать тебе поспать? Может быть, нам не нужно идти дальше? Может быть, если ты скажешь нам, где Вэй Усянь…
— Зачем он тебе? — Цзян Чэн сплюнул, делая вид, что не замечает вкуса собственной крови на языке. — У тебя есть я. Он тебе не нужен.
— Он всё ещё должен мне руку, помнишь? — сказал Вэнь Чао, его улыбка стала шире, и Цзян Чэн нахмурился, пытаясь скрыть, насколько сильно его напугали эти слова. — Его старые хозяева ушли — пора собаке найти нового.
Цзян Чэн плюнул Вэнь Чао в лицо.
— Ты! — Вэнь Чао взвизгнул, а затем его кулак ударил Цзян Чэна в грудь, и юноша задохнулся, почувствовав жгучую, раскалывающую боль от сломанных рёбер. Вэнь Чао ударил его ещё раз, а затем ещё и ещё, пока он не задохнулся, и тогда, наконец, его мучитель отступил, глядя на кровь на костяшках своих пальцев. — Вэнь Чжулю.
Вэнь Чжулю шагнул вперёд, и сердце Цзян Чэна замерло.
— Знаешь, почему Вэнь Чжулю называют «Рука, плавящая ядра»? — почти нежно спросил Вэнь Чао. Цзян Чэн не ответил. Он не мог. Он даже не мог дышать. — Конечно, ты знаешь. Твои родители тоже знали, ещё до того, как он сокрушил их ядра.