16. Too young to know, too old to admit (1/2)

Через три дня после полнолуния и трёх прочитанный Хейлом книг Стилински снова заводится.

— Я иду в бар, — заключает Стайлз.

— Нет, — припечатывает Дерек.

— Потому что я пахну тобой, да? — снова взмахнув руками и уставившись своими огромными карими омутами, которые другие люди зовут глазами, восклицает парень.

— Ты знал всё это время? — удивлённо спрашивает мужчина.

— Конечно, я знал! — снова зло рычит Стайлз.

Почему бы еще он соглашался на это вынужденное заточение в четырёх стенах? Только лишь из потребности не притащить к хмурой волчьей заднице ему подобного.

Хейл лишь кивает.

Стайлз достаёт телефон из кармана толстовки, разматывает наушники, резким движением вставляет вкладыши в уши и барабанит длинными пальцами по колену в такт песне.

Дерек тяжело вздыхает и идёт наливать себе очередную чашку. Мирной жизни в стае Авроры как и не бывало.

***</p>

Стилински прибавляет музыку в наушниках громче, чтобы не слышать шагов волчары на кухне, не свихнуться чтобы. Он и так уже слишком близок к этой тонкой грани безумия. Его свои же собственные навязчивые мысли и невозможность от них отвлечься доконают ко всем чертям. Отвлечёшься тут, когда ты заперт с виновником безумия буквально в четырёх стенах.

Просто к Стайлзу начали возвращаться кошмары, но проблема не в них. Со старыми вытрахивающими мозг снами парень знаком давно, этим его уже не удивишь. Но с момента, как они заселились в этот осточертевший мотель, кошмары стали обрываться на середине. Нет, Стилински не жаловался бы, продолжи он после этого спать без сновидений. Отличный был бы сценарий. Вот только на смену кошмарам подсознание вдруг подкидывало более интересные сюжеты.

Этим утром, например, парню пришлось восстановить дыхание и заправить член обратно в боксеры, прежде чем отправиться чистить зубы. Постыдного в этом мало, ведь всякие горячие сны имеют место быть. Но пункт первый — Стайлзу давно не пятнадцать лет, пункт второй — у него была достаточно активная сексуальная жизнь последние годы, чтобы вот так позорно просыпаться со стояком, пункт третий — главный герой этих снов спит на расстоянии вытянутой руки от его кровати. Блеск.

Один и тот же дурацкий сон преследовал парня третью ночь подряд. Кошмар обрывается на середине, затем наступает приятная пустота без сновидений, но из неё вырисовываются другие картинки. Стайлз чувствует, как под чужим весом слегка прогибается кровать, когда Дерек присаживается рядом. Он слышит его ненавязчивый запах ментолового геля для душа и чего-то только дероковского. Ощущает чужую крепкую ладонь, которая невесомо гладит его по волосам, а затем исчезает. Словно мираж, не ясно до конца было или не было. Стайлз распахивает глаза, трёт их костяшками пальцев, в попытках вернуть себе зрение. Он приподнимается на локте, собираясь задать безобидный вопрос, вроде:

«Эй, волче, какого хрена ты забыл у меня на кровати?».

Но Хейл вдруг приближается к его лицу слишком близко, а затем слишком реалистичный и слишком горячий поцелуй. Слишком. Пару секунд парень пораженно моргает, пока чужие губы сталкиваются с его собственными, но затем забыв про всё, отдается ощущениям. Он чувствует давление губ Хейла на свои. Ощущает, как с непривычки щетина царапает ему щеки. Стилински тянется рукой к щеке мужчины, а затем всё обрывается.

Три гребанных ночи подряд.

Небрежно сидеть напротив Хейла, слушая музыку в наушниках, практически изнывая от желания выбежать из этого номера - личная аскеза для Стайлза Стилински, наверное.

Он теряет остатки разума, как иначе ещё объяснить весь пиздец его снов? Ему слегка стыдно смотреть в спокойную зелень глаз Дерека, когда он просто предлагает заказать обед. Наверняка, каждое утро от Стилински несёт возбуждением на весь номер, а волк просто слишком тактичен, чтобы обсмеять его. Стайлз даже боится представить, что думает Дерек, когда взгляд парня вдруг задумчиво останавливается на его губах.

Это кое-то помешательство родом из прошлого даёт о себе знать. Словно его мозг вдруг заглянул в каталог архива со сроком давности семь лет, вытащил оттуда помятый листочек с выцветшими чернилами и зачитал вслух. Как на приёме у консультанта в Куантико, копошишься внутри черепной коробки долго и упорно из года в год, вынимаешь из себя всё дерьмо прожитой жизни, чтобы записать его на тетрадный лист, длинным списком: прочти, скомкай, помучайся и отпусти печальную юность. Стайлз думал, что они всё проработали, что своё прошлое он отмучил сполна. Дерьмо.

Он явно больше не тот пацан, что впервые влюблялся, смотря украдкой, стесняясь самого себя. Но этот сон… просто выбешивает своей однозначностью.

Стилински тошно от самого себя. И от Дерека, особенно от него.

Поэтому весь оставшийся день он изводит волка до момента, пока тот, стиснув зубы и едва не рыча, не проворачивает ключ в замке, закрывая их номер. Они направляются в бар.

***</p>

В Миссуле, возможно, самые гадкие бары из тех, где приходилось бывать Стайлзу. Он привык к пафосным барам Вашингтона с их стремлением выделиться на фоне десятков других. Ещё привык к простым и аутентичным полицейским барам маленьких городков. Этот же был кладезем липких поверхностей, неопрятного вида жителей, гогочущих во весь голос у бильярдных столов, и грязных следов на полу.

Но Стилински не подаёт виду, чтобы у волчары не появилось ни единой причины победно ухмыльнуться. Дерек идет по правую руку от парня. Крылья его носа слегка разлетаются, а осанка слишком прямая. Видно, что он считывает местность на возможные угрозы.

Они усаживаются за бар, чтобы не ввязаться в какой-нибудь спор с местными за право сидеть за чьим-нибудь столиком.

— Приветствую, — кивает им бармен средних лет с опрятной седой бородой, натирающий удивительно белым полотенцем станы для пива.

— Вечер добрый, — кивает ему Дерек.

— Что для вас? — незаинтересованный вопрос.

— Пиво, — отвечает Хейл.

— Мне текилу, три шота, — встревает уверенно Стайлз.

Бармен кивает, отходя в другую сторону бара, чтобы принести парням напитки.

— Текилу? — удивлённо спрашивает Дерек, слегка разворачиваясь на стуле.

Стилински пожимает плечами.

— Заебался от этого чудесного городка.

Хейл лишь отфыркивается. Он принимается едва заметно оглядывать помещение.

— Не местные? — интересуется бармен, ставя перед ними три шота с прозрачной жидкостью и пинту пива.

— Проездом, — тоном, который заведомо прекращает другие вопросы, отвечает Стайлз.

Мужчина за баром лишь кивает, не напирая. Он ставит перед парнем солонку и блюдце со слайсами лайма, а затем снова отдаляется.

Хейл делает глоток из своего стакана, а Стайлз вдруг усмехается, параллельно со знанием дела протирая кусочком лайма ложбинку между большим и указательным пальцем левой руки, а затем посыпая сверху солью.

На его усмешку волк вопросительно вскидывает брови.

— Решил попить в баре лимонада? — поясняет Стилински.

— Для меня тут вряд ли что-то найдется, — закатывает глаза Хейл.

— И то верно, — произносит парень, а затем облизывает руку с сжатым меж пальцами лаймом и выпивает шот.

Дерек на мгновение ловит себя, засмотревшимся на то, как длинные пальцы с долькой в руках исчезают в широком рту. Стайлз забавно морщит лицо и медленно скользит языком сначала по пальцам, а затем по искусанным пухлым губам. Совершенно не осознавая, что волк заворожённо наблюдает за оставшейся на нижней губе капле лаймового сока, за тенью от ресниц на бледной щеке, за россыпью родинок, наверняка, образующих какое-нибудь грёбаное созвездие. Хейл смаргивает наваждение, уводя озадаченный взгляд в сторону пивной пены.

— Крепко, — комментирует Стилински.

Краем глаза мужчина видит, как парень ухмыляется тепло, немного ехидно, очень по-стайлзовски.

Слишком поздно Дерек осознает, что потерял бдительность. Он слышит незнакомый голос, а затем буквально чувствует, как Сталайлз рядом с ним весь подбирается.

— Это ли не мистер Стайлз Стилински?

Секундная заминка со стороны парня, словно попытка взвесить, как себя повести, а затем всем корпусом развернуться на барном стуле.

— Так точно, сэр, — отвечает Стайлз, на губах кривая улыбка.