Часть первая: 21 (2/2)

Он просто не знал, чего был лишен.

Том был рад видеть, как Гарри пытается пробраться сквозь все те загадки, которые он ему оставлял, ему нравилось заворачивать его в кокон из ужаса, сомнений и искаженного восхищения. В каком-то смысле, Гарри все еще был заперт в этом коконе, понимал он это или нет, цепляясь за тьму, чтобы найти выход.

Разница была в том, что теперь Тому хотелось видеть детали вблизи, проводить пальцами по каждому дрожащему мускулу и вдыхать аромат растерянности и отчаянной нужды в том, чтобы можно было на кого-то опереться.

Он хотел увидеть, в какую бабочку Гарри превратиться своими силами, увидеть, как он взлетит — зная, что он сам создал нечто настолько идеальное. С другой стороны, бабочки были хрупкими созданиями и редко видели собственную красоту и крылья, пока кто-то не отрывал их, и Том не мог позволить Гарри расцвести лишь чтобы тот увял прежде, чем он насладится зрелищем.

В каком-то смысле, было бы лучше просто забрать его, сжать в собственных руках, чтобы никто не смог ему навредить, и пришпилить к доске, чтобы любоваться вечно.

Чтобы хранить его вечно.

Крылья давали возможность улететь.

А Гарри и так был готов упорхнуть в любой момент.

Он ведь просто задержался на работе, верно? Том и думать не хотел, что их последний сеанс заставил Гарри сбежать от него. Там нечего было стыдиться. Он выглядел прекрасно.

Жаль, что он не мог в открытую ему это сказать.

Том сощурил глаза и его пальцы нетерпеливо дрогнули, пока он снова рисовал, чтобы скоротать время. Для этого и для того, чтобы перевести мысли в более профессиональную колею к тому времени, как Гарри явится, и не отвлекаться на воспоминания о его дрожащем, связанном верёвками теле, пытающемся справиться с заклятьем удовольствия и с травмой, которая уничтожала его разум изнутри.

Губы, раздвинутые кляпом, из-за чего во рту быстро становилось сухо, и ему приходилось каждую минуту сглатывать. Как же Тому хотелось протянуть руку, провести пальцами по гладкой, обнаженной линии его горла, прижаться губами к пульсу и впитать его жизнь, и желание это было таким же сильным, как его стремление сотворить шедевр из смерти.

Ему хотелось сделать это в непрофессиональном смысле.

Он будет двигаться в этом направлении после того, как Гарри примет Волдеморта. Или до, если это вдруг сложится само, но куда откровенней — после.

И накажет Гарри за то, что заставил так долго ждать. Это было грубо. На время и услуги Тома, и правда, был высокий спрос, и мальчишке следовало побольше ценить свою удачу.

Он дернул дверь на себя, чуть не столкнувшись с этим самым пациентом.

И… Сметвиком.

Надо признать, его дела не так часто пересекались с Главой Лондонской Магической Больницы для Преступно безумных. Это был бесцветный мужчина с заискивающей, угодливой улыбкой и слабым подбородком.

Один взгляд на выражение лица Гарри сказал ему слишком многое, но целитель просиял, его глаза заблестели, и он протянул Тому руку для пожатия.

— Целитель Риддл, верно? Мы встречались на «Искусстве и Исцелении Разума» в Кембридже.

Том твердо сжал его руку, контролируя выражение лица, и тонко улыбнулся.

— Предпочитаю «доктор Риддл», не «целитель». Но, да, мы виделись. Чем обязан такому… удовольствию?

Он бросил быстрый, вопросительный взгляд на Гарри, и тот поморщился, скрещивая руки на груди, больше всего напоминая сейчас непослушного ребенка.

— Скримджер решил, что, видимо, я достаточно чокнутый для двух психиатров, и, раз уж я записал тебя в подозреваемые, со мной теперь должны работать вы оба, — голос Гарри был слишком легкомысленным, и Том с наслаждением заметил притаившуюся за ним опасность. Под маской непослушного ребенка проглядывал аврор.

Гарри заметно пришел в себя, хотя бы внешне, с их последней встречи. Но все еще отводил взгляд.

Том почувствовал волну собственничества, немедленно взорвавшуюся в груди, и лишь годы притворства помогли его лицу остаться невыразительным, и ни одним жестом не выдать своих чувств. Он заметил, как Гарри растерянно посмотрел на него, и чуть не выругался. Он сразу же заглушил эмоции, не желая проецировать их, и устроил ладонь на спине Гарри, направляя его в дом.

— Мудрая предосторожность, но излишняя. Если бы я был Волдемортом, то вряд ли бы смог удовлетвориться парой часов сеансов в неделю. Я бы не смог его отпустить, — он тихо фыркнул, прежде чем посерьезнеть. — Конечно, я требую, чтобы вы подписали соглашение о неразглашении.

— А пациентам вы тоже в рот кляп вставляете? — поинтересовался Сметвик, явно желая звучать умнее. — Звучит так, словно у вас есть что скрывать.

В любое другое время ответ бы вызвал раздражение, но глаза Гарри комически расширились, и он довольно мило покраснел тем оттенком, который Том прежде не видел на его лице.

Он улыбнулся Сметвику.

— Фокусник никогда не раскрывает своих секретов, и, боюсь, мои методы мало пригодятся тем, кто не имеет достаточно опыта. И вы, как мне кажется, еще не связаны контрактом с моим клиентом, так что это будет страховкой защиты его тайны, на случай если кто-то захочет узнать информацию вне сеанса.

Сметвик скис, начиная понимать, что он может ничего не добиться. Том почувствовал, как в нем снова поднялось мстительное удовлетворение.

И пусть он никогда действительно не общался с ним, его одержимость с изучением психики тех, кто занимался или был связан с делом Волдеморта, была широко известна. Если бы этот идиот знал, с кем находится в одной комнате, он бы точно делал записи.

Он одарил «коллегу» еще одной приятной улыбкой, и опустил руку, когда Гарри отступил от него.

Все в позе мальчишки теперь кричало о враждебности к происходящему. Том снова вспомнил об изначальной неприязни Гарри к психиатрам и целителям разума.

Он хотел, чтобы Гарри снова принадлежал лишь ему. Он терпеть не мог делиться.

С ситуацией явно нужно было разобраться, и ему нужно было понять, что вообще произошло.

— Прошу, проходите в мой офис.