Часть первая: 13 (1/2)

Гарри не мог вспомнить, когда в последний раз нормально спал.

Сны продолжали приходить, пугающие и раздробленные. Словно он бежал по своему разуму вместе с лентами черного шелка, которые обхватывали его, душили, настолько невесомые, что если бы не недостаток воздуха — можно было и не заметить.

Они чувственно скользили по коже, лишь ненадолго проявляясь, и мысль о том, чьи руки ими управляли, пугала. Гарри дрожал под ними, просыпался в насквозь промокших от холодного пота простынях, сбитый с толку, испуганный, не в силах понять, что его встревожило.

Он был уверен, что толкователь снов найдет, где развернуться. Как и Том. Но Гарри молчал.

Хотя, после всего произошедшего с Волдемортом, он и сблизился с Томом, — что-то словно окрепло от того, насколько легко Риддл принял его действия и просто оставался рядом, как и требовалось, — но некоторые вещи были все еще слишком личными, чтобы их обсуждать.

У Гарри пересохло во рту и он сел, потирая глаза и пытаясь прогнать дымку сна. Все вокруг было смазано, словно алый на алебастровой коже. Слишком бледно.

Были и бабочки. В шелке, едва заметные, но трепещущие на коже и во рту, когда он кричал.

Однажды ночью шелк превратился в кокон, обтягивающей его, не выпускающий, пока он не был готов… ну, стать бабочкой, наверное. И все время вокруг него кружили тени.

На самом деле, к черту сонники. Подтекст был не настолько скрытым, и не нужно было иметь научную степень, чтобы истолковать те искаженные видения, которые заполнили его разум. Он знал, кто туда пролез.

И ему это не нравилось.

Гарри знал, что Рон и Гермиона волнуются за него. Он встретился с ними недавно, впервые за долгое время даже не по работе. Все прошло неплохо. Он, оказыватся, даже не понимал, насколько соскучился.

Но он не мог рассказать им всего, невзирая на все осторожные попытки Гермионы разговорить его.

Просто… Гарри знал, что они не поймут, не смогут понять. Их разум принадлежал только им, и если они придумывали идиотские планы, то были уверены, что это не чужая идея. Они могли быть уверены в том, кем являлись.

Гарри многое бы отдал за подобную роскошь.

Волдеморт притих, хотя Гарри не поручился бы, что это к лучшему. Он продолжал ходить на сеансы к Тому, и месяцы скользили все ближе к серому Рождеству.

Приближался и министерский Зимний Бал, пугающий Гарри до чертиков.

Гермиона говорила, что будет весело, что это шанс отвлечься от всего. Рон говорил, что хотя бы там будет бесплатное вино и закуски.

Гарри же мог думать лишь о том, сколько там будет людей, чужих глаз, различных вопросов, которые на взгляд остальных были нормальные только потому, что им было любопытно, а он был Гарри Поттером.

И все это время он не мог не думать о том, будет ли приглашен на «второе свидание».

Все это чертовски утомляло.

Он все еще пытался поймать Волдеморта, понять, кем он был, из всех тех кусочков знаний, которые он осторожно собрал за эти годы

Все сводилось к той хеллоуинской ночи.

По какой-то причине, которая была неизвестна ни ему, ни кому-либо еще, серийный убийца выбрал его родителей и убил их. Сам он был оставлен с шрамом в виде молнии и подобием связи.

С тех пор он стал мечтой психиатров — тех, которые кружили, словно стервятники, и спорили, кому достанется шанс клюнуть его мозг и выяснить, что же повлияло на убийцу — и был ли Хеллоуин причастен к этому, или причина скрывалась в том, почему он выжил… Или все сразу.

Но Волдеморт, очевидно, был непредсказуем. Его убийства отличались друг от друга, как и мотивы, и иногда он убивал просто для забавы или чтобы оставить послание. Разные мазки красок одного и того же художника на коллаже из нескольких полотен.

Гарри боялся представить, как будет выглядеть завершенная картина.

Но в последнее время он не мог подозревать кое-что еще.

Это нервировало, но он подозревал, что Волдеморт был кем-то из его близких. Годами он считал это всего лишь связью, но… тот знал слишком много, и больше всего пугало, что все эти годы он чего-то ждал. Гарри просто не представлял, чего именно.

Если бы целью было лишь изменить его, не было бы легче просто похитить его и воспитать?

Нет, это было игрой. Просто Гарри не был уверен, какой именно.

Ну, кто-то близкий, или кто-то со связями в аврорате, потому что убийства Волдеморта поднялись на голову после тринадцатилетнего отсутствия и снова участились, когда он стал аврором.

Тринадцать лет — ничего.

Потом снова убийства с очень четкой подписью, и он впервые почувствовал чужие эмоции.

Они полностью захватили его.

Гарри потратил последние годы своего обучения в Хогвартсе на то, чтобы научиться управлять вторжением, а потом стал аврором, чтобы поймать этого ублюдка, и убийства участились.

Появились бабочки.

То, что убийства развивались одновременно с его «отношениями» с Волдемортом, звучало глупо, но это было правдой.

Хотя мужчина всегда в какой-то степени был фиксирован на нем, одержимость пришла вместе с бабочками. Может, потому что Гарри достаточно вырос, чтобы играть с такими вещами.

Он не знал.

Его выдернуло из мыслей чье-то легкое прикосновение к плечу.

— Привет, Гарри, я же могу называть тебя «Гарри»?

Секунду Гарри растерянно смотрел на Риту Скитер, не понимая, откуда она взялась. Она крепко сжимала свою кислотно-зеленую сумочку, перо зависло рядом с ней, и улыбалась белоснежной улыбкой, чем напоминала какое-то ужасное создание.

— Я могу присесть?

— Нет.

Она все равно села и он сжал зубы. Перо уже что-то корябало.

Вот почему Гермиона активно продвигала кампанию по закону о клевете в волшебном мире.

— Итак, Гарри. Ты читал мою последнюю статью? — она улыбнулась.

— Ту, где вы называли меня сумасшедшим серийным убийцей и предполагали, что я и есть Лорд Волдеморт? — холодно уточнил Гарри — Стараюсь не засорять свой мозг мусором. Что вам нужно? Это помещение аврората, вам нельзя здесь быть.

— Не могли бы вы дать какой-нибудь комментарий? — настойчиво спросила Скитер.