Часть 1 (1/2)

— Простите меня… Простите меня…

Последний вздох человека, который только что спас самое дорогое, что у нее есть. Снова смерть. Снова этот проклятый город. Снова кровь у нее на руках.

С судорожным вздохом Амиция села в постели. Резким движением вытерла мокрые от слез щеки. Кошмары стали мучить ее каждую ночь, они постоянно менялись и были непредсказуемы — то смерть Родрика, как сегодня, то гибель Артура, то смертельная схватка с Виталием. Иногда сны превращались в беспощадную гонку, где ее преследовала армия. Крысы, люди, грязь и пламя — все смешивалось в одну бесформенную массу, которая, как волна, накрывала ее с головой.

Она рассеянно обвела взглядом комнату. За столько лет Амиция так и не смогла принять ее как свою: белесые мазаные стены, шаткий пол и низкий потолок, с которого сыпалась солома, наводили на нее тоску. Необходимость делить спальню с мамой не прибавляла уюта, как и привычка вести себя тихо как мышка — ведь кровати разделяла лишь тонкая занавеска.

За окном занималась заря — пора вставать и будить остальных.

Амиция выбралась из-под одеяла и нашарила под кроватью сапоги. Она поворошила угли в почти остывшем камине и зябко поежилась — ночи стали долгими и холодными; приближалась зима. Подойдя к маминой постели, Амиция приподняла полог. Мама крепко спала, закутавшись в одеяла до самых глаз; на подушке разметались ее темные волосы, в которых с каждым днем все заметнее становилась седина.

— Мама, доброе утро.

Беатрис вздрогнула, просыпаясь, но увидев, кто рядом, слабо улыбнулась.

— Доброе утро, Амиция, — она села в кровати, кутая плечи. — Пора вставать?

— Да, мама, — Амиция коснулась ее лба — он, кажется, был нормальной температуры. — Как ты себя чувствуешь?

— Мне лучше. Спала хорошо, — она легонько пожала руку дочери. — А ты? Кошмаров не было?

— Нет, мама. Лежи, я принесу тебе завтрак.

Амиция растолкала Гюго — он, как всегда, спал как убитый. Мальчик недовольно поплелся умываться, потирая щеку, на которой отпечаталась розовая складка от подушки. Он ненавидел просыпаться по утрам, а зимой, когда солнце вставало поздно, это было для него настоящей пыткой. Хмурая мина сходила с его лица только после восхода.

— Я не буду это есть, — он с отвращением отодвинул от себя тарелку с пшеничной кашей.

— Значит, будешь весь день ходить голодный. У нас больше ничего нет, — спокойно ответила Амиция. Она давно перестала потакать капризам брата.

— Ну должно же быть хоть что-нибудь! Тебе же заплатили, купи нам мяса или яблок!

— Ты прекрасно знаешь, что все деньги ушли на ремонт крыши. Иначе мы бы замерзли насмерть. Угомонись и ешь.

Гюго издал нечленораздельный, но явно недовольный звук и неохотно принялся за еду.

Ему недавно исполнилось тринадцать, и из милого, ласкового ребенка он превратился в невероятно упрямого, иногда просто невыносимого подростка, с которым порой невозможно было разговаривать. Он целыми днями пропадал в лесу, собирая свои травки и гоняясь за птицами, и помощи от него не было никакой. Стоило Амиции завести разговор о том, что Гюго уже достаточно взрослый, чтобы начать работать, как он тут же ощетинивался. Доходило до ссор, мама из-за этого ужасно расстраивалась, и все это было так неприятно, что Амиция просто перестала вообще трогать эту тему.

Теперь они с братом почти не разговаривали. Особенно после того, как он во время ссоры крикнул: “Это из-за тебя Лука ушел!” Она сама часто говорила это себе, но знать, что и Гюго винит ее в случившемся, было больно до слёз.

Амиция вздохнула и в тысячный, наверное, раз подумала, что Лука бы точно смог совладать с противным мальчишкой. Он всегда был для Гюго бесспорным авторитетом.

Если бы только Лука был здесь.