Глава 1: Сатору (1/1)

Сатору не может двигаться. Он не понимает, где находится, однако это место кажется ему ужасно знакомым: комната без стен, залитая слепящим белым светом, паутина запутанной киноленты повсюду и он — будто бы в ловушке, стоит на коленях посреди этого хаоса. Он ерзает на месте, но все бесполезно: руки, туго перетянутые за спиной, с силой привязанные к собственному телу обрывками колкой ленты, не двигаются. Ощущение, словно бы он задыхается; словно бы с каждым вдохом его легкие наполняются водой. Кажется, всего мгновение он сидит так, слушая, как из собственного горла вырывается рваный, сухой хрип, пока его слух не режет новый, оглушающий звук — зловещий, угрожающий грохот.Сатору едва может его различить; звук, глухой и низкий, сливается с невидимыми стенами, создавая впечатление, будто он исходит сразу со всех сторон. Мальчик не в силах понять — откуда, кто создал этот страшный рокот, пока не видит странную, туманную фигуру, приближающуюся, усиливающую шум с каждым своим шагом. Баскетбол. Что-то холодное — холодное как зима, как заледенелая река, как усмешка с соседнего водительского сидения — сдавило грудную клетку. Сатору извивается сильнее, пытаясь избавиться от связывающих его лент, но те держатся все так же крепко, если не крепче — будто паук душит в паутине свою жертву. Единственное, что он может, это видеть, как туман едва рассеивается, позволяя узнать человека перед собой. Черные волосы, красный галстук, бежевый плащ, леденец на палочке, зажатый в уголке рта. На Сатору волной накатывает паника, сдавливающая горло, заставляющая желчь вскипать внутри него. Человек прекратил чеканить баскетбольный мяч о пол и поднял его, сжимая пальцами, обтянутыми черной кожей. Яширо молча останавливается перед ним. Он оставляет мяч рядом с мальчиком, присаживаясь на корточки, и смотрит прямо в глаза своему бывшему ученику. Сатору не слышит ничего, кроме своего бешено колотящегося сердца и бьющего по вискам пульса; не чувствует ничего, кроме ледяного озноба, охватившего его тело с ног до головы. И все равно он не может отвести взгляд. Будто стóит ему взглянуть куда-то, помимо его глаз, как он тут же потеряет нечто важное. Светлая, невинная улыбка озаряет лицо учителя. Задумчиво мурлыча что-то себе под нос, он достает леденец изо рта и вертит его между пальцами. От лица ребенка он не отворачивается ни на миг, а улыбка его плавно искажается, превращаясь в жуткий оскал. Легко дернув запястьем, он протягивает конфету своему ученику и наклоняется ближе. Теперь отстраняется прочь Сатору, повернув голову и вытянув шею настолько, насколько позволяет позвоночник. Он слышит лишь удивленный смешок, недовольное цоканье языка и затем внезапно чувствует, как пальцы в кожаных перчатках путаются в его волосах, дергая на себя, заставляя повернуться к нему. Сатору плотно сжимает губы и закрывает глаза, дергаясь назад; боль от крепкой хватки на голове заставляет его слабо зашипеть. Леденец касается его губ, и он пытается не обращать внимание на вкус слюны Яширо на нем — сладкой, липкой от тающей карамели, увлажняющей губы мальчика. Сатору раскрывает один глаз, чтобы уловить чужой кроваво-красный взгляд. Из горла учителя глухо, пугающе доносится смех, и… И Сатору проснулся, обрывая свой громкий крик. Он тут же закрыл рот руками и сидел так пару секунд, опаляя ладони горячим рваным дыханием. Он уставился на свое одеяло, пропитанное потом, и принялся повторять заученные, словно мантра, слова: Твое имя Фуджинума Сатору; тебе двадцать пять лет; сейчас 2003 год. Просто дыши. Кажется, не прошло и минуты, как он услышал шорох от босых ступней по полу, но не отводил завороженного взгляда; дверь в комнату яростно распахнулась, но даже тогда он не посмотрел на вошедшего.

— Сатору! — Кенья тяжело выдохнул, быстрым взглядом пробегаясь по комнате; в руке у него была зажата бейсбольная бита.

Сатору, наконец, взглянул на него и неохотно убрал ладони ото рта. — Прости, — пробормотал он хрипло и потер руками глаза. — Просто плохой сон. Блондин внимательно смотрел на него, но вскоре плечи его расслабились, и до Сатору донесся глубокий облегченный вздох. — Ты в порядке? — спросил он, опуская биту и прислоняясь плечом к дверному косяку.

— В полном, — ответил Сатору, удивленно приподнимая брови, заметив грозное оружие Кеньи. Губы его расплылись в усталой улыбке, и он чуть наклонился вперед, упираясь руками в колени. — И что ты собирался с ней делать? Кенья лишь довольно улыбнулся, прежде чем кивнуть в сторону кухни и развернуться. — Пойдем. Сделаю тебе горячий шоколад.

Сатору отбросил одеяло в сторону и рукой пошарил по прикроватной тумбе, пока не наткнулся на свои очки. Чуть покачиваясь, он пошел вслед за своим бывшим одноклассником. Свет на кухне они включать не стали, да и не нужно было, потому что через большие стеклянные двери балкона лился яркий свет ночного Токио, горящего разноцветным неоном в любой час. Сатору присел напротив окна, слегка потирая тыльной стороной ладони губы. Он никак не мог отделаться от странного липкого ощущения, оставшегося после мерзкого сна. — Если хочешь, можешь рассказать мне о своем сне, — предложил Кенья, поставив кружку с темным напитком перед другом. — Спасибо, но, пожалуй, не стоит, — тихо пробормотал Сатору, обхватывая кружку пальцами и поднося ее ко рту. Она была чуть ли не раскаленной, и ему это очень нравилось; шоколад затмевал вкус вишневого леденца. Кенья пристально наблюдал за ним, скрестив руки и наклонившись вперед, лицом к лицу с Сатору. — Хорошо. Сделав еще один глоток, Сатору поставил кружку перед собой и, пытаясь изобразить на своем лице уверенность, улыбнулся и взглянул на Кенью. — Со мной все в порядке. Правда. Серьезное выражение на лице друга не изменилось, поэтому Сатору с легкостью мог сказать, что тот не поверил ни единому его слову. Лучше чем кто-либо другой Кенья мог разбираться в чувствах окружающих его людей, читая их, точно раскрытую книгу. Даже будучи ребенком, он без труда мог понять, врет ему друг или нет. И вот, пускай прошло с тех пор целых пятнадцать лет, он снова делал то же самое. — Это из-за суда? — Может быть, — не было никакого смысла ему лгать. — И, кстати, спасибо, что разрешаешь мне остаться здесь, пока он не кончится. — Не за что. Все равно у меня была свободная комната. Переведя взгляд на окружающую его мебель, Сатору показалось, что ночью эта квартира выглядела совсем иначе, нежели днем. Будто стала больше, чище с того момента, как солнце скрылось за горизонтом. Полы из полированного темного дерева отражали свет, падающий в помещение из окна; обстановка была крайне минималистской, но при этом не менее уютной. Он никогда не сможет позволить себе такого дома, даже с самой высокой зарплатой мангаки. Вероятно, зарплата самого Кеньи еще не дотягивала до покупки такой богатой недвижимости, но юридическая компания, в которой он работает, по-видимому, предложила эту квартиру как часть сделки, переселив его в Токио из Хоккайдо. И прямо сейчас Сатору был благодарен, что был здесь с ним в безопасности и совсем не в одиночку. Сатору понимал, что не нуждается в особых мерах предосторожности. Он знал, что Яширо заперт в камере и будет содержаться под стражей до исхода судебного процесса. Он знал, что ему не обязательно оставаться в квартире, в фойе перед которой установлены камеры наблюдения и назначены телохранители. Он знал, что места безопаснее этого ему не найти. Однако логика никогда не была спутницей его жизни, особенно в тот момент, когда Яширо был под замком. Сатору прежде не задумывался об этом до этого часа.

— Дату еще не назначили? — спросил Кенья, и Сатору лишь отрицательно помотал головой. Они оба знают, что, в конце концов, Сатору придется стоять за трибуной ответчика. Мысль о том, чтобы находиться в зале судебного заседания вместе с Яширо, пусть тот и будет закован в наручники, разгоняла адреналин по всему телу. Он никогда больше не хотел встречаться с этим человеком. А если и хотел, то только затем, чтобы посмотреть, как осудят того, кто пытался его, Сатору, лишить когда-то жизни. И сердце его забилось лишь сильнее.

— Ты не обязан со мной возиться, — сказал Сатору, снимая очки и потирая уставшие веки. — Не думаю, что смогу заснуть хоть на пару часов. Но Кенья снова расплылся в той самой довольной улыбке и лишь небрежно пожал плечами: — Довольно скучно, когда не спит только один из нас, — отметил он. — Поверь мне. Сатору тихо засмеялся, топя улыбку в кружке с остывающим шоколадом.

Спустя несколько дней Сатору получил повестку в суд. Он сидел на кухне и, не мигая, смотрел на дату, выделенную жирным шрифтом. Кенья заглянул ему через плечо и раздраженно вздохнул. — Несомненно, они сделали это специально, — сказал Сатору, глядя на число внизу повестки. — С днем рождения меня.